Шерше ля фам - Болучевский Владимир - Страница 9

Они вышли во двор и направились к подворотне, которая выходила на Малый проспект Васильевского острова.

— А Петр далеко отсюда живет? — спросил Андрей Иваныч.

— На Петроградской стороне. Сейчас тачку поймаем.

— А может, пешком? Погода хорошая. Очень я по Питеру гулять люблю.

— Ну давай до Среднего пройдемся, а там на маршрутку сядем. Как раз до Петькиного дома нас она и довезет.

— Давай.

— Заодно и мозги проветрим. Они неспеша побрели по тротуару. Ветер с залива трепал по небу облака, и в просветах проглядывало солнце.

Глава 5

— Представьтесь, пожалуйста, — раздался из-за двери голос Петра Волкова.

— Мы это, Петька, — сказал Адашев-Гурский.

— Произнесите пароль.

— Трое с боку, ваших —нет! — громко отчеканил Андрей Иваныч.

— Не валяй дурака, открывай, — сказал Гурский.

— Отзыв «пирамидон», — буркнул себе под нос Волков, отпирая замок и впуская гостей в дом.

— Вы позволите войти в ваш бункер, мой фюрер? — с пониманием произнес Андрей Иваныч, переступая порог. — Мы уже на нелегальном положении?

— Я же не одет, — пояснил Волков и затянул узел на кушаке халата. — А вдруг кто чужой?

— А что б тебе не одеться? —^ вошел вслед за Андреем Гурский. — Ходишь тут… в затрапезном виде. А ты ж командир, пример бойцам показывать должен. А коснись тревога? Коснись в бой?

— Отобьемся, — Волков запер дверь, — проходите.

— Куда прикажете? — Андрей повесил куртку на вешалку в передней.

— Да вон туда, пожалуй, — кивнул Петр в направлении кухни. — Там уютнее.

— Сразу предупреждаю, — Адашев-Гурский вошел на кухню и бросил взгляд на стол, где стояли открытая литровая бутылка водки и пакет с апельсиновым соком, — я на минуту.

— Никто не неволит. Но чаю-то выпьешь? — Петр поставил чайник на плиту.

— Чаю попью. С лимоном.

— А вот лимона-то у меня, скорее всего…

— Я купил по дороге. — Александр положил на стол крупный лимон. — А яйца есть?

— Есть.

— Вот. И яичницу.

— Эт-то мы мигом. С ветчиной? — Петр распахнул холодильник.

— Дай-ка я сам, пусти-ка, — Гурский открыл дверцу газовой плиты, вынул оттуда сковороду и занялся приготовлением завтрака.

— Слушай, Петр, а расскажи-ка ты мне еще раз эту твою историю, — Адашев подчистил с тарелки кусочком белого хлеба остатки яичницы и отправил его в рот.

— Зачем? — Волков выпил рюмку.

— Ну а что, прикажешь сидеть и смотреть, как ты здесь раскисаешь? Надо же что-то делать.

— Да, Петруша, — кивнул Андрей Иваныч, — мы же вчера собирались кому-то в рыло закатать. А вместо этого в клуб какой-то поехали, а там конюшней воняло.

— Он так называется. «Конюшня».

— А-а-а… вот ведь как! Значит, ощущение запаха у меня просто ассоциативно возникло! А я-то думаю… А зачем мы туда поехали?

— Так… затем, собственно, и поехали. Мне почему-то представилось, что там Чика непременно должен быть.

— А он там бывает? — Гурский отхлебнул чая из большой керамической кружки.

— А хер его знает. Мне, понимаешь, вчера спьяну в голову запало, что он с сестрами этими плотно завязан, а они в этом клубе работали. Именно там Заславский их и приметил. Вот он как раз там часто бывал. Нравилось ему там. Ну и… Заславский, сестры, Чика… вот меня туда и понесло. Только никого, естественно, там не оказалось, кроме мелюзги всякой. И вообще, по «зрелом размышлении» ничего там для меня интересного быть и не могло. В чем мы и убедились.

— А я? — На кухню шагнула юная блондинка, одежду которой составляли лишь свободно висящая на ней длинная просторная футболка Волкова и его же пляжные шлепанцы на толстой подошве.

Шаркая шлепанцами по полу, она подошла к столу и обиженно надула губы:

— Я что, не в счет?

— Ну, вот Вероника, разве что… — обернулся к ней Волков. — Присаживайся. Завтракать будешь?

— Только кофе.

— Там, на полке, растворимый. Сделай сама.

— Я поухаживаю, — поднялся со стула Адашев.

— Спасибо. — Она благодарно подняла на него глаза.

— Вам с молоком?

— Ага. И чтобы сладкий.

— А позволительно ли будет тэс-скать… очаровательную ручку поцеловать, — привстал Андрей Иваныч, — тем самым засвидетельствовав свое искреннее восхищение? Ах! Весьма признателен, просто тронут… — Звонко чмокнув протянутую ему ручку, он опустился на стул.

— А ты, значит, считаешь, — взглянув на Волкова, Гурский поставил перед Вероникой кофе, сел, достал сигареты и закурил, — что не сами по себе эти сестренки тебя подставили, что все-таки Чика за всей этой подлянкой стоит?

— Я не знаю, Саша. Я же тебе говорил, ничего я толком и выяснить-то не успел, как меня мгновенно с дерьмом смешали и изо всей этой запутки выкинули.

— И смерть самого Заславского тебя тоже настораживает?

— Ну, а ты сам рассуди: молодой мужик, бывший спортсмен, непьющий практически, и вдруг… инфаркт.

— Вообще-то всяко бывает. Как раз с бывшими спортсменами. Сердце-то расширенное, к нагрузкам приученное, если кто серьезно занимался. Когда резко бросают, да еще стрессы… А чем он занимался?

— Я толком и не знаю. Плаванием вроде. А что?

— Да нет, я просто так спрашиваю.

— Ну может, и было у него там… что-нибудь не все в порядке. Но ведь инфаркт и спровоцировать можно. Мало ли сейчас химии всякой-разной. Сыпанул ему в борщ, и ку-ку.

— Лучше в харчо, — поморщился Андрей Иваныч.

— Почему? — взглянул на него Петр.

— Ну… я харчо почему-то недолюбливаю.

— То есть, ты полагаешь, могли его и травануть? — Александр ложечкой размешивал в чае сахар.

— А почему нет?

— И когда ты в это дело сунулся, тебя сразу вычеркнули из ситуации, так?

— Именно.

— Испугались, что докопаешься?

— Может, и так.

— Я позвоню, можно? — Допив кофе и отставив чашку. Вероника поднялась из-за стола.

— Да, конечно, — кивнул ей Петр, — там в гостиной и в спальне… они параллельные.

— Спасибо, очень вкусный кофе, — поблагодарила Вероника Гурского.

— На здоровье. Хотите еще?

— Нет, я бы еще поспала немножко, это ничего? — взглянула она на Петра. — Я еще не надоела?

— Нет пока, — улыбнулся ей Волков. — Когда надоешь, я скажу, не сомневайся.

— Да я и не сомневаюсь, дяденька. — Она пожала плечами и вышла из кухни, шаркая шлепанцами.

— А кому смерть Заславского выгодна? — Гурский погасил сигарету и отхлебнул чая.

— Кому выгодна… — Волков задумчиво приподнял одну бровь. — Чике выгодна. Клиент же хотел его с хвоста скинуть, за тем к нам и обратился.

— А как Чика мог об этом узнать раньше времени?

— Да как угодно. Наверняка кто-нибудь из сотрудников фирмы стукачок. Еще от Савелия оставшийся. Теперь Чике стучит.

— Что ж, Заславский каждому подчиненному о своих планах докладывал?

— Ой, Саша… шила в мешке не утаишь. Кому надо — все всегда узнает. А потом и передаст кому следует.

— Понятно. Далее.

— Жене его выгодна, теоретически. Она же теперь — молодая, богатая и красивая вдова.

— А она и фирму его наследует?

— Очевидно. — Волков пожал плечами. — Почему нет? Как законная жена… наследует все его имущество. Движимое и недвижимое.

— А у него больше никакой родни нет?

— Сестра, по-моему. Или она двоюродная?.. Я не помню, он как-то вскользь ее упомянул в связи с тем, что у него мать старенькая, болеет, врачи посоветовали перебраться из Питера куда-нибудь южнее. Вот, мол, она с его сестрой и живет. То ли в Орле, то ли в Ростове, там климат здоровей. А он бывает у них наездами. Это когда я с ним по поводу возможных «терок» с братвой разговаривал, про родственников и поинтересовался на всякий случай, мало ли… Ну, он конкретно только мать и назвал. И жену, естественно.

— Значит, не одна жена наследует?

— Саша, когда (и если) дело до дележа денег дойдет, — Петр глубоко затянулся, — получит его мать… фиг да ни фига. Тут и обсуждать нечего. Все жене достанется, я тебя уверяю. Ну разве что какие-нибудь крохи… Короче, жене его, Ане, помимо Чики, эта смерть — повторяю, теоретически! — тоже выгодна. И сестре ее заодно, они же родная кровь и даже больше — двойняшки. У них же все пополам, может они и супружеское ложе тоже делили. Кто знает? Они же… две половинки.