Дежа вю - Болучевский Владимир - Страница 13

— Да Бога ради.

— Спасибо. — Петр приступил к салату. — Так вот. Ситуация сложилась таким образом, что я, по воле Льва Кирилыча, занимаюсь поисками некой загадочной белой футболки. Загадочной для меня потому, что о предмете своего поиска имею информацию, мягко говоря, минимальную. Что очень, — глядя в тарелку, Волков сделал жест вилкой, — очень осложняет поиски. Практически делает их невозможными, вы понимаете?

— Допустим. Что вам известно?

— Ну… Что якобы жизненно необходимо ее найти. — Волков поднял брови и посмотрел собеседнику в глаза. — И я ищу. Но ведь можно искать-искать, да так и не найти, верно?

— Где Невельский?

— М-м… — Петр отрицательно помотал головой, положил в рот кусочек помидора, прожевал и выразительно проглотил. — Это не имеет к делу никакого отношения. Он уже не ищет. И не будет.

— А почему, собственно, я должен вам верить? Обоснуйте.

— Вот мой мандат, — Волков вынул из кармана пиджака и протянул через стол белый лоскуток.

Собеседник взял его, надел очки, внимательно вгляделся в ткань, покрутил в руках, рассмотрел шов и, аккуратно сложив, убрал в карман.

Затем снял очки, убрал их, сделал глоток коньяку, набил трубку и раскурил ароматный табак.

Петр выпил минеральной воды и перешел к мясу. Его визави курил трубку, смотрел на собеседника и думал. Волков покончил с мясом, аккуратно положил на тарелку параллельно друг другу вилку и нож, допил минеральную воду и, закурив сигарету, встретился с ним взглядом.

— Ну, допустим, — трубка легла в пепельницу. — Что вы хотите знать?

— Все, — просто сказал Петр.

— Нет, вы мне определенно симпатичны… Знаете, у вас необыкновенно умные глаза. Умные и честные. И я прекрасно знаю, что именно таким глазам верить — сущее безумие, но… У меня есть альтернатива?

— Вам решать. И потом — интерес в этом деле у нас обоюдный.

— Ну, мой-то, я так понимаю, вам, в принципе, понятен, хоть и не до конца, конечно. А ваш? Неужели вульгарная корысть?

Волков с демонстративным наигрышем кивнул, продолжая молча курить.

— Впрочем, воля ваша. Будем считать, что вы типичный частный сыщик из дешевого бестселлера. Вам так удобнее? Извольте. Мне на сей момент выбирать не приходится. Я, волею обстоятельств, вынужден принять ваши условия. Итак…. Я вас нанимаю. Мне действительно жизненно, как вы изволили заметить, необходима эта самая футболка. Оплата ваших трудов будет соответственной. Вполне и даже весьма. Можете поверить. Но… На поиски я вам даю сутки. Я ведь прекрасно понимаю, что она уже у вас. Скажете нет?

— Нет.

— А вы допускаете, что я могу подключить других людей, для которых уже лично вы станете объектом, так сказать, внимания?

Волков опять молча кивнул, а потом потушил в пепельнице сигарету и сказал:

— Валерий Алексеевич, деньги, они, конечно, очень заманчивы и желанны сами по себе, тем более если на самом деле «вполне и даже весьма». Но, видите ли, дело в том, что мне самому хочется свернуть всю эту историю как можно быстрей к чертовой матери. В силу определенных, глубоко интимных обстоятельств. А у вас самолет завтра, лаборатория готова, персонал… Какие подключения других людей? Где на это время? Что вы меня, как фуцена, на понт берете? Прошу прощения. Я же офицер, я же и обидеться могу. А револьверы мы и сами имеем…

— Да… — Собеседник Волкова отхлебнул коньяк, раскурил погасшую трубку и взглянул, прищурясь, сквозь дым на Петра. — Умные глаза…

Лицо Волкова осветилось открытой широкой улыбкой.

— Черт с вами, слушайте. Я, по зрелому размышлению, от откровенности своей перед вами абсолютно ничего не теряю. А рассказав, имею шанс получить завтра футболку. Вы ведь ее иначе не… найдете?

— Не-а, — Петр отрицательно мотнул головой. — Ни Боже мой…

Московский гость обреченно-понимающе кивнул, несколько раз пыхнул, раскуривая, трубкой и начал:

— Собственно, ни в одной другой стране мира эта история не привлекла бы к себе внимания даже самого дешевого репортера. Дело самое заурядное. Но у нас же все через… Мы даже гланды вырезаем через анальное отверстие. Я уезжаю в другую страну, где меня ждут, где мне готовы предоставить все условия для работы. И пытаюсь вывезти свою интеллектуальную собственность. И все. И никаких шпионских страстей. Тем более что это даже не контрабанда в строгом понимании этого термина. Где написано, что из страны нельзя вывозить пирамидон?

— Нигде, — согласился Волков. — А зачем вам вывозить пирамидон?

— Не ерничайте. Видите ли, существовала некая лаборатория, весьма закрытая, я ею заведовал. И было это, казалось бы, совсем недавно. На нужды этой лаборатории, как, впрочем, и многих других, сходных с ней не по профилю, а… м-м… по принадлежности к курирующему ведомству, страна отдавала последние копейки. Да что отдавала, ее никто и не спрашивал. И дело того стоило. Были колоссальные прорывы в чистой науке. Они имели, конечно, и прикладное значение, очень важное для… ведомства, но ценность была не в этом. Мы занимались, вы уж извините, я постараюсь на пальцах, чтобы понятней было… синтезом веществ, воздействующих на психику человека. Радость, боль, счастье, отчаяние — это все химические процессы, происходящие внутри головного мозга. Вам понятно?

— Это мы понимать можем.

— Ничего вы не понимаете. Вам, я уверен, ужасы людоедские рисуются. Страсти всякие. А мы думали о медицине, понимаете? О психиатрии. Эффективно лечить тяжелейшие недуги. Помогать людям, а не уродовать их. Вот в чем была задача.

— А об остальном вы старались не думать.

— А, полагайте, как угодно. Давайте и Курчатова осуждать, и Сахарова. Они над бомбами работали.

— Мы отвлеклись.

— Да. И было одно очень перспективное направление. После появления аминазина, например, исчезло такое понятие, как «буйный больной». А здесь возникало нечто принципиально новое. Ну… Становилось возможным модулировать совершенно иную, новую личность — при патологических изменениях первоначальной. Вы себе это можете вообразить? Никаких клиник с пожизненно содержащимися там полулюдьми. Да и никаких приговоров к высшей мере наказания, если хотите… Никаких пожизненных заключений. Патологическая личность превращается в нового полноценного члена общества.

— А если не так радикально, то из простых призывников — идеальные солдаты, бойцы спецподразделений, да и вообще спецвойска.

Валерий Алексеевич отложил погасшую трубку.

— Будем рассуждать об этике в науке? Ну, давайте остановим прогресс. Давайте ходить без порток и лечить заговорами. Ведь скальпелем-то тоже зарезать можно. Давайте отнимем у хирургов все колющие и режущие предметы и отправим их, всех скопом, в Свято-Заслюнявский монастырь. Пусть они за нас лучше молятся. О нашем здравии. И в конечном итоге об упокоении души. Вот приблизительно так наверняка и рассуждали эти идиоты. А скорее всего, они вообще никак не рассуждали. Просто разворовали все деньги, и все.

— Это вы о ком?

— Да о них, о них… К которым вы, я уверен, не принадлежите. Развалили великую страну, уничтожили созданное поколениями, глумятся над прошлым и на будущее руку подняли!

— По-моему, вы сгущаете краски, Валерий Алексеевич.

— Сгущаю? Я еще мягок в выражениях. Отказ от финансирования фундаментальной науки — что это, как не уничтожение будущего, а? Наша лаборатория — частный случай, согласен, но ведь это происходит в масштабах… ужасающих. Сгущаю краски… Нет, молодой человек, это — крах. Полный крах, поверьте.

— Мы опять отвлеклись, — Волков заказал себе кофе.

— Да, так вот. Лабораторию нашу закрыли, но один мой коллега продолжил работу. В какой-то нищей лаборатории непонятно каким образом существующего НИИ. В условиях каменного века! В свое личное время! И получил препарат!

— Гений.

— Да, да! Отчаянно самоотверженный человек. Естественно, обратился ко мне, я же все-таки… Ну вот, взгляните, дескать! Я обомлел. Не поверил даже сначала. А он, знаете, как это обычно бывает, не от мира сего, словом. «Пойдемте, — говорит, — у вас авторитет, мы им сейчас это покажем, они сразу все поймут. Вернут лабораторию, ведь необходимо продолжать исследования! Ведь вот же он, препарат! Теперь же только работать и работать!» Представляете? Я ему говорю: «Куда? Куда мы пойдем? К этим? Которые тебя уничтожили как ученого? Оглянись вокруг. Они же созидать не способны. Они умеют только разрушать и воровать, воровать». Короче говоря, удалось мне через свои связи, еще со времен того самого ведомства оставшиеся, на тот момент эти каналы еще срабатывали, переправить крохотную частичку продукта в один из европейских центров. Ответ пришел ошеломляющий! И не смотрите на меня так. Я вам в прежние времена про измену Родине сам бы сумел так сформулировать, как у вас и не получится, я вас уверяю… Не верите? Мало бы не показалось.