Руки вверх, мистер Гремлин! - Больных Александр Геннадьевич - Страница 20

— Не закладывает?

— А вы решили, что это белая горячка? — усмехнулся я. — Напрасно. Он говорит сущую правду. Мы с ними уже сталкивались.

Ерофей, судя по его физиономии, все слышал и отлично понял. Но не оскорбился, как я ожидал, а только сухо заметил:

— Именно сюда перебрались те… С базы. Я чую запах черного колдовства. Нам потребуется очень сильные обереги, и то я не уверен, что они подействуют.

— Ты имеешь ввиду ящерь подземную?

— Именно ее.

Фролов слушал нас как сумасшедших. Но ведь и Петров сначала реагировал таким же образом. Что поделаешь, не привыкли люди сталкиваться с ведомством.

— Успокойтесь, полковник. — Я положил руку ему на плечо, и мне передалась мелкая, как в ознобе, дрожь. — Успокойтесь. Вы ведь знаете, кто я. Доверьтесь своему начальству. Главный Маршал не может ошибаться. Если он полагает, что необходимо такое Управление, как мое, значит оно действительно необходимо. У вас на станции неладно, мы будем с этим бороться. А уж какими средствами — позвольте решать нам самим. Мы принимаем на себя всю полноту ответственности за происходящее и обязательно уничтожим неприятеля. — Полковник послушно кивнул. — Прежде всего следует очистить от них центральный пост и нулевой отсек. Ерофей сделал первые шаги, теперь очередь за вами.

— Что я должен делать? — покорно спросил Фролов.

— Протяните вокруг центрального поста серебряную проволоку, — посоветовал Ерофей.

У Фролова ноги подкосились.

— Серебряную?

— Конечно. Никто не требует от вас червонного золота. Нечисть не выносит запаха именно светлого серебра.

— У меня нет таких запасов драгметаллов.

— Это ваши хлопоты, — холодно сказал я. — Мы специалисты по борьбе с нечистой силой, а не по материально-техническому обеспечению. Вы сумели раздобыть кирпича, найдете и серебро.

— Но существует ли вообще эта ваша нечистая сила? — не сдавался полковник.

— Вам мало доказательств?

— Их можно объяснить по-разному. — Фролов изо всех сил цеплялся за так называемый здравый смысл. — Не следует умножать сущности сверх необходимого.

— Нет, я так не могу! — взорвался Ерофей, обращаясь ко мне. — Если мне не верят, я немедленно улетаю. Проклятое место. Оно обречено с самого начала. Там, на «Свароге», я еще сомневался, здесь убедился окончательно. Отрицая наше существование, они даже не пытаются заселить станцию охранителями. Что там заселить! Они и назвали-то ее как? Станция… Остановка то есть. Если вы живете здесь, так и зовите домом… Вот я, например, кто? Бес-хороможитель. Но за свои четыреста лет нигде и никогда не слыхивал о бесах-станциежителях. А черные силы дважды приглашать не надо, они сразу тут как тут, обжились здесь, закрепились. Теперь легче старый дуб выкорчевать, чем их отсюда выгнать.

Фролов скривился. Похоже,эта отповедь его не убедила. Вот если бы здесь вражеская диверсия приобрела такую же угрожающую форму, как на «Свароге», никого агитировать не пришлось бы. А перегрызенные кабели… Это не адская собака.

— Но как вы докажете?

— Мы не будем ничего доказывать, — вмешался я. — Предоставим это гремлинам.

— Гремлинам? — не понял Фролов.

— Им самым. Снова вернется тринадцатое число…

На лице полковника отразилось некоторое смятение. А Ерофей мстительно добавил:

— Раз все это попусту, сниму обереги и печь раскатаю.

Фролов заколебался.

— Я, разумеется, в это не верю, но у меня есть приказ начальства. Может не стоит ломать то, что уже сделано? Пусть себе стоит.

Мы с домовым переглянулись и перемигнулись.

— Но серебряную проволоку все-таки натяните.

ВОЛК-ГРЕМЛИН

Теперь мы знали, куда пропали гнезда гремлинов, но знание это не принесло нам большой радости. Станция постепенно приобретала все более дикий вид. Вылазки зеленых вредителей не были скоординированы, но убытки причиняли очень и очень серьезные. У меня мурашки по коже бегали, когда я представлял, что случится, если эти неорганизованные банды получат командира, который создаст хоть подобие регулярной армии. Чего-то профессор недоучел, но как использовать его промах? Пока станция превратилась в простой кусок железа, невесть зачем крутящийся на орбите.

Самое скверное, что и посоветоваться было не с кем. Ерофей с головой ушел в собственные дела. По его требованию на «Свароге» и «Перуне» тоже спешно начали выкладывать печи. Он метался между станциями, то и дело летал на землю, вел какие-то таинственные переговоры, никого не посвящая в их суть, мелькали неприятные физиономии его приятелей-домовых. Деловой стал, черт побери! Слишком быстро гордость переросла в обычное зазнайство. Ерофей даже обмолвился, что неплохо бы при столичном управлении КГБ организовать закрытую школу каменщиков для кладки печей стратегического назначения, а бесов-хороможителей выделить в отдельное Управление. Скажем, четырнадцатое.

Так что просыпался я каждый раз с самыми грустными мыслями. До сих пор мы только оборонялись. Даже лихорадочная деятельность домового тоже была лишь арьергардными боями. Но еще ни одна кампания в военной истории не выигрывалась единственно обороной. Атака и только атака.

Я встряхивался и выползал из-под теплых одеял. Изгрызенная остренькими зубками гремлинов система обогрева станции в последнее время часто барахлила. Ума не приложу, что вкусного они находили в нагревательных элементах, но ведь жрали! Хорошо еще у них хватило ума не выводить системы из строя окончательно. Ведь при космическом холоде и гремлинам пришлось бы несладко. Поэтому они только пакостили, но не вредили по-настоящему.

Вот и сегодня. Подвывая от холода, я бросился к умывальнику, повернул кран… и в лицо мне ударила струя невозможно холодной воды. Я отлетел в сторону, словно она била под давлением сто атмосфер. Лязгая зубами, весь синий, я горестно уставился на кусок трубы, предательски легко выскочивший из переборки. Труба была перегрызена. Мерзавцы! Только бы мне до вас добраться!

Что-то холодное и мокрое лизнуло мои босые пятки. Я вновь панически взвизгнул. Оказалось, на полу успела собраться изрядная лужа. Кое-как закутавшись в одеяло, я дошлепал до пульта голо. Лицо дежурного техника, возникшее передо мной, было измучено до крайности, глаза воспалились и покраснели. Техникам доставалось сверх всякой меры.

— Что случилось, генерал? — неприязненно спросил он.

Я вполне понимал причину раздражения. Обещал спасти станцию, а сам каждый день кидается за помощью.

— Вода, — коротко сказал я, опасливо поглядывая вниз. Под письменным столом уже играл небольшой водоворот, в котором беззаботно кружились мои бумаги.

— И у вас тоже?

— А у кого еще?

— Лопнули трубы в четырнадцати каютах. Ваша пятнадцатая, и, полагаю, не последняя.

— Как так «последняя»!? — взвился я.

— Хорошо, пусть будет первая, — не стал спорить техник.

— То-то, — недовольно проворчал я. — Забыли, кто генерал.

Я убрал изображение техника, сгреб с кресла потрепанную форму, подхватил пулемет, с которым теперь не расставался, и вышел в коридор. Старательно вытер ноги и оделся, принял некоторое количество согревающего снадобья. Судя по мокрым полотенцам, валяющимся перед дверями кают, техник не преувеличивал. Я решил, что если прапорщики бросают полотенца в коридоре, то мне и подавно позволено, не стал ничего убирать и отправился завтракать.

В кают-компании было уже пусто, только Фролов допивал чай. Судя по неприятному запаху и розовому лицу полковника, он тоже успел согреться.

Фролов вяло махнул рукой, приветствуя меня.

— С добрым утром, — бодро ответил я.

Фролов плюнул.

— Что за упадочный пессимизм, полковник? Вы должны показывать пример подчиненным, а сами вконец расклеились. Какие выводы может сделать личный состав?

— Вода едва не залила реакторный зал, — глядя куда-то в потолок невпопад сказал Фролов. Только сейчас я заметил, что у него дергается левая щека. — Представляете, какой начнется тарарам, если реактор взорвется? Звону на весь космос, а северные сияния не то что в Москве, в Мозамбике видны станут. Или вы думаете, что они хотели просто искупать нас?