Клуб грязных девчонок - Валдес-Родригес Алиса - Страница 40

Я в последний раз подняла на него глаза:

– Возьми с собой Лолу. – Хлопнув дверью, я пошла вниз по лестнице. Сначала я хотела швырнуть в него кольцом, но потом решила, что лучше заложу его и на вырученные деньги куплю что-нибудь полезное, например шариковую ручку. Мне казалось, что я убиваю себя. Я остановилась у корейского рынка, купила пакет хрустящих палочек, коробку сахарных пончиков, три шоколадки, баночку чипсов «Принте», подозвала такси и по дороге в аэропорт съела все до последней соленой и сахарной крошки. Когда мы набрали высоту, я заперлась в туалете и над маленьким металлическим унитазом сунула палец в рот. А выйдя, попросила у стюардессы охлажденного белого вина. Солнце садилось, когда мы коснулись полосы в Бостоне; я уже чувствовала себя довольно сносно, хотя и не очень.

Из аэропорта я позвонила Уснейвис, заплатила за разговор и рассказала ей, что случилось.

– Мой доктор меня тоже не порадовал, – ответила она. – Мужчины – все такая дрянь.

– Воспринимай это нормально. Все их племя поганое (ик).

– Ты что, пила?

– (Ик.) Кто, я? Нет. Почему ты спрашиваешь? (Ик.)

– Хорошо, что ты не на машине. Я за тобой приеду. Тебе сейчас не стоит оставаться одной. Давай немного развлечемся.

Уснейвис привезла меня не в бар, а в настоящий крысятник – воспоминание ее детства рядом с Дадли-сквер посреди домов с заколоченными окнами и винных забегаловок под тентами. Ди-джеи крутили и сальсу, и меренгу, чтобы потрафить представителям обоих народов: пуэрториканцам и доминиканцам. Уснейвис говорила, я пила. Я говорила, она потягивала красное вино.

Я разозлилась. В этом не оставалось сомнений. Мы обе разозлились и разочаровались. Мы рассказывали каждая о своем и давали друг другу советы. Я – Уснейвис: наплевать на его машину и на его обувку. Она – мне: переждать, а потом подобрать себе парня, и чтобы у него было побольше денег.

– Не-а, – заявила я, пропуская по третьему разу холодный лонг-айлендский чай. – Знаешь, что я сделаю?

– Что?

Я оглянулась на доминиканских ребятишек с волевыми лицами, короткими стрижками афро, с полными губами, в одежде свободного покроя. Все они одинаково неестественно поводили бедрами, словно не люди, а метрономы. И одинаково облизывали губы. Я вычислила человечка посимпатичнее, чем все остальные. Крепкая челюсть, длинные ресницы, полные губы, идеальный нос, широкие плечи и одет со вкусом. Он мог бы послужить моделью Ральфу Лорену. Теперь понимаете, как он выглядел? Хозяин «Соул трейна» – черная звезда мыльной оперы. У него были умные глаза. Но почему меня это так удивило? Мне захотелось услышать его рассказ о себе. Разобраться, в чем его соль.

Я щелкнула по чашке так, что та сдвинулась в его, сторону.

– Вот что, дорогая моя Нейви, я зазову к себе домой вон того малого.

– Какого?

– Самого смазливого – в темно-зеленой клетчатой рубашке и кожаной куртке «Уорнер бразерз».

Уснейвис покосилась на него, покачала головой и стала махать перед носом рукой, словно стараясь избавиться от дурного запаха.

– Ay, mi'ja, он того не стоит.

– А я все равно с ним пойду. Сегодня.

– Ay, Dios mio. Tas loca[124], ты это знаешь? – Она закрыла ладонью стакан, который только что подал мне бармен. – С тебя хватит. Ты обижена, это так. Но лучше пойдем домой и не будем глупить. Я знаю этого типа. Он нехороший.

– Нет, хороший. Ты только посмотри на него. – Я убрала ее руку со стакана и присосалась к вину. – Я серьезно. Он очень красив. Как революционер, воин. – Парень заметил, что я смотрю на него, и улыбнулся – как в мультиках, когда герой ослепляет вспышкой на зубах. Пинг! Мое сердце скакнуло, как раненая жаба.

– Ребекка говорила, что он наркоторговец. Ты уж поверь своим sucias. Нельзя связываться с такими мужчинами.

Не видя ни малейшего сходства между этим молодым, красивым доминиканцем и ветреным ценителем клубнички Эдом, я начал защищаться.

– А что хорошего в твоем обшарпанном докторе? – Удар ниже пояса. – Прости, – тут же сказала я. – Я не собиралась тебя обидеть. Просто я очень хочу его. – Я стукнула кулаком по столу. – А то, что хочет Лорен, она всегда получает. Вот так!

– Ya, basta[125]. – Уснейвис отодвинула от меня стакан. – Довольно.

– Ты только взгляни, какой он горячий, подружка. Так и пышет жаром.

Уснейвис скривилась, словно ее попросили съесть землеройку.

– Я так не считаю. – Она порылась в своей блестящей кожаной сумочке и выудила из нее компакт-пудру «Бобби Браун». – Наберись терпения, найдется что-нибудь получше.

– Мне не надо получше. Вспомни, у меня уже было «получше». И это «получше» дерет сейчас девчонку в голливудских штанишках без промежности. И твое «получше» тебя надуло. «Получше» – это вовсе не получше. Ты понимаешь, о чем я?

Уснейвис припудрила нос и театрально рассмеялась, словно хотела, чтобы все и каждый считали, что она прекрасно проводит время, хотя все было не совсем так. А к нему подвалили две малолетки – плоскогрудые, с хвостиками на макушках. Тинейджеры. Опять тинейджеры. Меня так и подмывало броситься и вышибить из них дух. Но тут я заметила, что они совершенно не интересуют его. Парень смотрел в мою сторону.

Я вырвала у Уснейвис стакан и в два глотка допила содержимое, чтобы она снова не отобрала. Затем, решив позлить ее, выпила и вино Уснейвис. И, чувствуя себя непобедимой, повернулась к нему на вертящемся стуле. Уснейвис закатила глаза, но остановить меня не пыталась. Зная меня, она понимала, что это бессмысленно.

Парень стоял в кругу других молодых парней. Они шутили и тараторили на каком-то диалекте испанского. У большинства из них блестели в обоих ушах золотые кольца. Время от времени я выхватывала из их разговора слова. Притворилась, что направляюсь куда-то, но улыбалась ему одному. Парень поздоровался по-английски, хотя вместо «здравствуйте», произнес «здрасьте». Его приятели смотрели на меня с недоумением: так, как я, здесь никто не одевался – ни тебе убогих облегающих мини-юбок, ни коротких шортиков. Я взглянула на себя их глазами. На мне были свободные шерстяные брюки в клетку и джемпер с высоким воротом. Не слишком сексуально. Да к тому же очки. Косметика тоже была другой. У здешних женщин выделялись темные губы, а глаза были слегка подкрашены. А я, напротив, оставляла светлыми губы, а глаза подчеркивала.

– Лорен Фернандес: ее casa – ваша casa, Бостон, – произнес симпатичный парень, покачиваясь на носках, как веселый пацаненок. Постеры. Они узнали меня по дурацким постерам. – А ты белее на самом деле. А там кажешься morena[126]. Все так. Не поспоришь.

Я не знала, как себя вести. Его приятели, неизвестно почему, повернулись ко мне спинами. А он смотрел мне в глаза и, как я и предполагала, облизывал губы. И, прислонившись к стойке бара, сложил руки на промежности.

– У тебя есть номер? – Он говорил по-английски с испанским акцентом, и речь отдавала бостонским уличным жаргоном. Сразу вспомнив, какая я толстая, старая и страшная, я обернулась, чтобы посмотреть, не задал ли он этот вопрос кому-нибудь другому – стройнее, привлекательнее и в другой одежде. Но нет, он спрашивал меня.

Неужели все так просто? Так и поступают в его мире? Не ходят вокруг да около. Не говорят о присвоенной ученой степени и портфолио капиталовложений. Комната поплыла у меня перед глазами. Горячая кровь ударила в таз. Я ощутила жар, вспотела, почувствовала, какая я толстая, глупая, отвратительная, мне стало грустно и интересно – и все это одновременно. Неужели такой привлекательный мужчина способен заинтересоваться мною? Мой размер скатился до восьмого, но до шестого мне было далеко.

– Да, – ответила я; он вынул из кармана куртки ручку и маленькую записную книжку и открыл на «Ф» – Фернандес. Я назвала ему свой телефон.

– Ты такая красивая, – продолжал он на своем необычном английском. – Очень красивая, крошка. Я тебя любить.