Эльфийский корабль - Блэйлок Джеймс - Страница 34

– А у меня не создалось впечатления, что это невозможно, Профессор. Я уверен, что видел даже, как матросы сновали по палубе.

– Ну что ж, это галлюцинация.

– И всем это только привиделось?

– Это массовая галлюцинация. А что, вполне возможно, Джонатан. И такое случалось прежде, как тебе известно. Я часто думал, что та обезьяна из Беддлингтона никогда не читала стихов. Зрители только так думали.

– Говорящая обезьяна даже наполовину не столь таинственна, как тот корабль, который мы видели прошлой ночью. И я рад, что это корабль эльфов, а не того самого гнома.

– По словам Дули, – шепотом проговорил Профессор, – корабль принадлежит тому парню, у которого рыбки плавают в облаках, Сыровару, а он-то известно откуда. И я не уверен, что мне это очень нравится.

– Н-да, если он Сыровар… – пробормотал Джонатан, пытаясь добавить каплю юмора в свое высказывание.

Но Профессор, очевидно, юмора не понял, поскольку он пустился разглагольствовать на тему галлюцинаций и совершенно невозможного в природе. В этот момент мимо пронеслась огромная стая пеликанов, и каждый из них делал широкие, но легкие взмахи крыльями. Профессор Вурцл указал на стаю своей трубкой.

– Вот вот оно, – произнес он таким тоном, словно эти три слова каким-то образом объясняли все загадки. Джонатан внимательно слушал, не спрашивая, что же Профессор хотел сказать, – он знал по опыту, что тот сейчас весьма недалек от научного открытия.

– Мах крылом, – заявил Профессор, – это ключ к пониманию того, каким образом существа, которые тяжелее воздуха, способны летать. Науке известны две вещи, с помощью которых можно преодолеть свойственное всем объектам стремление искать твердую поверхность, притягиваться к земле, – это мах крылом и нагретый воздух. Пеликаны используют первую; раздувающиеся огненные жабы с Очарованных Островов – вторую, для того чтобы перелетать с острова на остров. Однако наш корабль с массой тяжелых пассажиров на борту кружится себе в небе как хочет.

– Ты абсолютно прав, Профессор, – сказал Джонатан, глядя на пеликанов, летевших вдоль реки. – Правда, у Дж. Смитерса была описана история о летающих коврах, которые могли переносить сундуки, полные алмазов и бриллиантов, в Океании, от одного короля к другому. Они были хорошими друзьями и столь щедры, что каждый день дарили друг другу подарки, один богаче другого. Наконец они дошли до того, что стали обмениваться целыми королевствами. И так продолжалось целую неделю – до тех пор, пока один из них, который уже несколько лет ждал этого момента, получил в подарок королевство от другого, но “забыл”, в свою очередь, подарить ему свое. Таким образом, второй король оказался совершенно разорен, но все в целом закончилось благополучно.

– Как же это? – спросил Профессор.

– Суть в том, что лучше быть умным нищим, чем глупым королем, так я полагаю.

Профессор задумался, а затем высказал мнение, что этот Дж. Смитерс вовсе не был таким уж мудрым.

– Все это враки, все эти короли Океании и их дела. Дж. Смитерс многое приукрасил. Но наука, мой дорогой Бинг, не может заниматься такими вещами. Она уходит своими корнями в глубокие моря, в силы, которые устанавливают определенный порядок во всем, и держит в страхе все перемены и потоки.

– Потоки реки? – переспросил Джонатан, пытаясь понять, почему реку нужно держать в страхе.

– Упорядочивает хаос, – продолжал Профессор. – Закон науки неизменно берет власть над беспорядком! Вот в чем секрет маха крыла и полета летучих огненных жаб – феномена Очарованных Островов. У всего есть свое объяснение. И все чудеса в глазах науки представляют собой столь же обычное явление, как, скажем, кусок ветчины.

– Но все же тот корабль прошлой ночью был намного удивительней, чем любой кусок ветчины, который я когда-либо видел, – возразил Джонатан. – Хотя я и не подвергаю сомнению какие-то научные принципы.

Профессор на секунду задумался, рассеянно кивая головой в ответ на слова Джонатана. То, что он наконец сказал, не имело никакого отношения ни к науке, ни к ветчине.

– Это был такой же точно корабль, – произнес он негромко. – Такой же проклятый корабль.

– Точно такой же, как – что?

– Как корабль, который я нашел в Стутонской Топи. Как галеон эльфов с Океанских Островов. – Профессор перешел на шепот.

– А я думал, ты сказал, что он не с Океанских Островов, – пробормотал Джонатан.

– Я не могу сказать точно. Это достаточно сложно. Насколько я понимаю, руны могли означать как “море”, так и “небо”. Тогда предположим, там стоит слово “небо”. Но острова в небе?

– Ну да, – сказал Джонатан.

– Ты не шутишь?

– Ну, что еще? – нетерпеливо спросил Сыровар. В тот момент, когда Профессор был готов раскрыть истину, Дули, разинув рот, завопил: “Луна!!!” – да так громко, что Профессор и Джонатан подпрыгнули как ошпаренные. Ахав, видимо решив, что какой-то страшный фрагмент его сновидений стал вдруг явью, вздрогнул, завыл и, потеряв равновесие, едва не покатился по палубе. Но уже через секунду он опять сладко подремывал.

– Дули, – доброжелательно, но твердо и с нотками снисхождения в голосе произнес Профессор, – на днях я видел два совершенно необъяснимых чуда. Но в действительности оба могли иметь одно и то же происхождение. Не скажу точно, не уверен. Они касались переноски тяжелых предметов по воздуху и совершенно пренебрегали законами науки. Я не собираюсь, конечно, заниматься исследованиями в этой области, но при наличии бумаги, универсальных расчетных таблиц и тома исследований лорда Пидмонта я смогу, и довольно быстро, объяснить все эти феноменальные явления. Но никто, сэр, ни лорд Пидмонт, ни Семь Мудрецов Лимпуса не смогут объяснить, каким образом земные объекты могли бы преодолеть влияние слоев атмосферы, притяжение земного шара и летать на Луну и обратно! И он настолько твердо и строго подчеркнул слово “Луна”, что Джонатан испугался, что Дули никогда больше не отважится говорить. Но тот в ответ просто усмехнулся, кивнул и сказал, что он не знаком ни с Пидмонтом, ни со всеми прочими штуками, о которых упомянул Профессор. После чего он просто пожал плечами и произнес:

– Магия, и больше ничего.

Профессор посмотрел на него с досадой, без сомнения раскаиваясь в том, что вступил в спор с таким типом, как Дули.

Джонатан похлопал его по плечу:

– Помнишь, что ты говорил, Профессор, насчет того, что ключи от боковой двери находятся в руках у науки?

– Вздор. Я находился под влиянием лунного света. Нет, Джонатан, всему остальному я предпочитаю научное объяснение.

Но всегда ли следовало соглашаться с объяснениями, даваемыми Профессором Вурцлом? В конечном счете настоящую цену имело лишь то, чему можно было удивляться и над чем размышлять, – все раскрытые тайны не стоили и одной нераскрытой. По крайней мере, именно с этой точки зрения Джонатан смотрел на мир. Он часто думал, что, пожалуй, онбыл бы не прочь вместо Сыровара стать Ученым. В самом деле, было бы несравненно лучше, чтобы твоя комната была набита разными приборами и установками, в которых бы без конца что-нибудь кипело и пузырилось. Ученых всегда что-то беспокоит и волнует, они решают какие-то проблемы и в самом разгаре беседы могут вдруг подпрыгнуть и убежать (и никто не скажет, что это от недостатков воспитания), чтобы приняться за проверку новой теории, которая неожиданно пришла им в голову. И было бы совсем неплохо, если бы к нему пришел какой-нибудь друг, а экономка сказала бы просто: “Хозяин у себя в лаборатории” – и провела бы гостя в комнату, а он с раскрытым от удивления ртом смотрел на нагромождения разного жуткого оборудования. А сам бы он купил себе длинный белый халат и очки, за которыми его глаза казались бы похожими на сливы, и говорил бы, как Профессор, снабжая свою речь всеми этими “вращениями” и “универсальными расчетными таблицами”.

Но в таком случае в научном разговоре он не смог бы, безусловно, встать на сторону Дули, И все вечера уходили бы у него на вычерчивание графиков и таблиц и на чтение толстых томов, посвященных изменчивости утиных перьев и свойствам замороженной воды. И у него бы осталось совсем мало драгоценного времени на Дж. Смитерса и всех магических королей Океании. И все бы это начало казаться “вздором”, как выразился Профессор. И еще он никогда не смог бы просто так сидеть без дела и этим ноябрьским днем, греясь в скудных солнечных лучах, лежать на спине и с удовольствием курить трубку, а в это время старушка Ориэль неторопливо несла бы его к морю – наверное, это показалось бы ему лишь пустой тратой времени. Кроме того, уже сделано столько открытий, что если он сменит профессию, то, наверное, ему очень скоро станет нечего делать. Тогда бы и Профессору Вурцлу пришлось сменить профессию, и не исключено, что он стал бы Сыроваром, и в итоге все осталось бы по-прежнему. Джонатан погрузился в свои размышления, но никому не рассказывал о них. Пожалуй, для того чтобы заснуть, было слишком холодно; а вот для того, чтобы просто ничего не делать, – в самый раз. Джонатан вспомнил, как у Дж. Смитерса было сказано, что ничего не делать – самое утомительное в мире занятие, может быть, просто потому, что вы никак не можете бросить его и отдохнуть. А может, Дж. Смитерс и в самом деле не такой уж умный.