Греховные поцелуи - Блэйк Стефани - Страница 44

– Я должен немедленно увидеться с ней, – заявил Питер.

– Ты только разбередишь старые раны, ее и свои... Видишь ли, Питер, ее муж – прекрасный человек. Он женился на Джильберте, прекрасно зная, что ее ребенок незаконнорожденный, но так любит Линду, будто она – его родная дочь. Позволь мне сказать тебе, что Джильберта пережила очень тяжелые времена. Когда она узнала, что беременна, ей пришлось переехать в Лион к своей незамужней тетушке. Если бы она осталась здесь, ее все осудили бы, а ребенок носил бы клеймо позора. В Лионе Джильберта всем говорила, что она вдова, потерявшая мужа на войне. Одному Богу известно, сколько было таких вдов! Шесть дней в неделю она работала в магазине одежды, чтобы иметь возможность надлежащим образом воспитать Линду. Затем познакомилась с Пьером, вышла за него замуж и...

– Постойте! Дочь знает обо мне? – перебил его Питер.

– Нет, она знает то же, что и жители Лиона: ее отец погиб на войне, – ответил старик Буайе.

– Проклятие! – воскликнул Питер, ударив кулаком по колену.

– Питер, ты не можешь перевернуть вверх дном мир девочки и сказать ей, что ты – ее отец. В таком нежном возрасте она не сможет понять правду. В душе она всегда считала бы, что ты бросил ее и ее мать.

– Я все понимаю, но подумайте и о моих чувствах, сэр. Я по-прежнему люблю Джильберту, и я также люблю свою дочь, хотя и не видел ее никогда. После того, что я пережил, неужели вы считаете справедливым отказать мне в том, чего я был лишен последние десять лет?

– Нет, и в этом-то все и дело. Жизнь несправедлива и никогда не была справедливой. Я не могу заставить тебя отказаться от Джильберты и ребенка, если ты полон решимости вторгнуться в их жизнь. Я только умоляю тебя все очень тщательно обдумать, прежде чем решиться, чтобы это не был опрометчивый шаг... Джильберта счастлива; она искренне и глубоко полюбила своего мужа. Линда тоже его любит. Ты уверен, что сможешь сделать их счастливее? Ты хороший человек, справедливый человек, Питер, так будь же честным с самим собой. Поистине любящий человек ради счастья своих любимых лишил бы себя всего. Он не пожалел бы собственной жизни.

Понурившись, Питер надолго устремил свой взгляд в землю, прежде чем ответить.

– Вы, конечно, правы. Я думал только о своих эгоистических потребностях. На первом месте прежде всего должно быть счастье Джильберты и нашего ребенка, их душевный покой.

Буайе с благодарностью сжал его руку.

– Только необыкновенный человек способен на такую жертву, Питер. Но с другой стороны, я, так же как и Джильберта, понял, что ты необыкновенный человек еще тогда, когда впервые познакомился с тобой.

Молодой американец и пожилой француз встали и обнялись.

– Как вы полагаете, – отважился спросить Питер, – можно ли мне поглядеть на мою дочь? Конечно, издали.

На какое-то мгновение Буайе задумался, затем, широко улыбнувшись, сказал Питеру:

– Девочка посещает занятия в Духовной академии в Париже. Каждый день в три часа Джильберта ждет ее около школы. Прямо через дорогу находится небольшой парк. Ты мог бы подождать там на одной из скамеек.

– Да благословит вас Господь, мэр! – воскликнул Питер, в последний раз крепко обнимая Буайе. – Благослови вас Господь! – повторил он. И направился к ожидавшему его у дороги такси.

Питер ни разу не оглянулся.

Прошло два дня. Без четверти три Питер уже сидел в небольшом парке, на скамейке, скрытой от дороги кустом сирени. Мысль о том, что он увидит Джильберту и дочь, кружила ему голову больше, чем какой-либо спиртной напиток.

Без пяти минут три перед широкими каменными ступеньками академии остановилась машина. Питер вынул из кармана пальто театральный бинокль и сквозь просветы между ветвями навел его на женщину, сидящую в машине. Это была Джильберта, даже еще более красивая, чем он запомнил ее. Пятнадцатилетняя девушка превратилась в женщину. Совершенный профиль с изящно убранными наверх черными блестящими волосами. Боже праведный, как ему было больно от сознания того, что он находится так близко от нее и вынужден скрывать свое присутствие!

У Питера перехватило дыхание, когда он увидел, что открылись парадные двери школы и толпа ребятишек высыпала из здания. Они побежали по ступенькам на тротуар, тараторя при этом как сороки.

Питер передвигал бинокль взад и вперед, стараясь узнать ее в толпе девочек. И легко нашел: она была копией своей матери, редкой красавицей, только она унаследовала его светлые волосы.

– Моя дочь, – прошептал Питер.

Она прыгнула в ожидавшую ее машину и поцеловала в щеку свою мать. Через мгновение машина умчала их, и они исчезли из жизни Питера...

В течение последующих пяти лет по семейной традиции внимание Питера было приковано к делам «Де Бирс мэннинг энд девелопмент корпорейшн». Нилс скончался от туберкулеза легких, и его сын Карл был теперь исполнительным вице-президентом. По своим полномочиям он был вторым человеком после своей тетушки Тары, которая являлась председателем правления, а Дональд Девайн занимал пост президента компании. Должность Питера называлась руководитель управления по развитию новых видов продукции.

Промышленное производство резко сократилось из-за Великой депрессии; однако, подобно другим промышленным гигантам, «Де Бирс» располагала достаточными финансовыми средствами, чтобы выстоять под ударами жестокого кризиса. Помимо внушительной победы Рузвельта на президентских выборах, 1932 год стал для Питера Пайка памятным тем, что в его личной жизни произошло два важных события.

В июне этого года он женился на Констанс Дил, наследнице медной империи «Тейт» в Аризоне. Таким образом, если не юридически, то кровными узами объединились две самые богатые и могущественные компании в мире.

Второе событие пришлось на следующее утро после избрания президента, когда Питер спустился к завтраку и рядом со своей тарелкой обнаружил письмо. У него пересохло в горле и сильно защемило сердце при виде французской почтовой марки и траурной каймы по краю конверта. Дрожащими, похолодевшими пальцами Питер открыл письмо и стал читать:

«Дорогой Питер!

Я не сомневаюсь, что тебе будет так же трудно читать это письмо, как мне писать его. Как ты, должно быть, догадался, увидев траурную кайму на конверте, я должен сообщить тебе горестную весть. Две недели назад моя любимая Джильберта и ее муж погибли в автомобильной аварии недалеко от Парижа.

В настоящее время твоя дочь живет здесь, в Туле, вместе со мной. Я не помню, упомянул ли я тебе, когда мы говорили в последний раз, что моя жена тяжело больна, она прикована к постели. И хотя у меня довольно хорошее здоровье, но мне скоро исполнится семьдесят лет. Уверен, что живая четырнадцатилетняя девочка не должна жить в столь мрачной атмосфере.

Я полагаю, Питер, что пришло время заявить тебе права на ребенка, которого вы с Джильбертой зачали в глубокой любви. Я позволил себе рассказать Линде правду. Она не по годам развитой ребенок, и, хотя сначала услышанное потрясло ее, девочка не по возрасту зрело ценила сложившуюся ситуацию.

Это мое желание, и я уверен, Джильберта согласись бы со мной – Линда должна занять принадлежащее ей по праву место рядом со своим настоящим отцом в Соединенных Штатах. И Линда, и я с волнением ожидаем твоего решения.

Преданный тебе, Антуан Буайе».

Питер был настолько поглощен письмом, что даже не заметил, как его жена вошла в комнату и встала рядом с ним.

Констанс Пайк была высокой стройной женщиной с лицом фарфоровой куклы и светлыми волосами, которые в лучах солнца блестели, как лист чеканного золота. Обычно ее темно-голубые глаза сияли, но сейчас они были полны тревоги.

– Дурные новости, дорогой? Я могу это определить по выражению твоего лица, – сказала Констанс.

– Джильберта и ее муж погибли в автомобильной аварии.

Питер не делал секрета из своего военного романа с Джильбертой Буайе, а также из того факта, что у него есть дочь.

– Какой ужас! – Констанс вздрогнула и прижала руку к щеке. – А что с ребенком?