Зов сердца - Блейк Дженнифер - Страница 35

— Я понятия не имела об этом, но неважно. Я не продаюсь!

— Я не собираюсь покупать вас, я хочу вас любить. — Он протянул руки к ее плечам.

Она поднырнула под них, задела плечом флакон с духами, который он все еще держал, и выбила у него из рук. Содержимое вылилось и потекло по ее лифу, окутывая ее всепоглощающим благоуханием роз, а крошечная стеклянная бутылочка грохнулась на пол и откатилась в другой конец каюты. Сирен повернулась и отступила вслед за ней от медленно надвигавшегося капитана.

— Я не хочу, чтобы меня любили! — заявила она, решительно тряхнув головой.

— Это просто слова. Не упрямьтесь так. Садитесь и давайте все обговорим.

— Здесь не о чем говорить.

Она рванулась к двери и распахнула ее. Додсворт оказался за ней. Он удержал дверь и снова захлопнул ее. Сирен очутилась между его вытянутыми руками как в ловушке.

— Давайте поговорим, — сказал он, и в его голосе зазвучала торжествующая радость, — о том, что вы теперь собираетесь делать.

— А вот попробуйте, — сказала она и, стоя к нему спиной, сжала руку в кулак, резко обернулась и двинула рукой снизу вверх, нанеся ему удар в середину подбородка. Костяшки пальцев пронзила острая боль, но она с удовлетворением почувствовала, как от этого удара разошлась его кожа.

Он отшатнулся, потрясенный. Сирен не стала дожидаться его реакции, а дернула дверь и, споткнувшись, вскочила на неосвещенный трап. Позади нее раздался яростный вопль. Она кинулась в темноту. Топот ее ног громко отдавался у нее в ушах, как и тяжелый стук сердца. Потом, заглушая их, раздался тяжелый грохот капитанских башмаков. Она поспешно взбежала по короткому трапу и вылетела на палубу. Не глядя по сторонам, она подбежала к борту и остановилась, готовясь соскочить в лодку, покачивавшуюся внизу.

— Подождите, черт вас побери, Сирен!

В громовом голосе капитана слышалось страстное желание. Она не ответила. Ответил Рене.

— Подождать чего? — спросил он, и эти слова были произнесены с такой ледяной яростью, что Сирен застыла, а капитан Додсворт замер как вкопанный.

Из дверей снизу пробивался слабый свет, и тени двух мужчин ложились на палубу, длинные, темные, угрожающие. Долгие томительные секунды слышался только скрип корабля и слабое хлопанье веревки под ветром где-то впереди.

— Я думал, вы уехали. — Уставясь на Рене, капитан пробормотал это неуверенно, словно испуганная овечка.

— Вы очень старались избавиться от меня. Теперь легко понять, почему.

Из этих реплик стало ясно, что Додсворт не ожидал увидеть Рене и, следовательно, не мог сообщить ему, что Сирен находится на корабле. Поразительное вероломство, а ведь она считала капитана таким порядочным семьянином и честным торговым партнером. Он оказался не лучше Туше, на самом деле, даже хуже. Туше не прикидывался приличным человеком. Рыжеволосый человек облизал губы.

— Это не то… не то, что вы думаете.

— Да? Так скажите, что же? — предложил Рене.

— Сирен неправильно поняла маленькую шутку.

— Шутку? — повторила она со жгучим отвращением. — Будь я мужчиной, я бы вам все зубы вышибла.

Рене перевел взгляд с окровавленного рта Додсворта на Сирен.

— Похоже, кто-то уже начал. Я полагаю, ты?

— Да.

— Прикажешь мне закончить это?

— Прикажу? — Она посмотрела на него с изумлением.

— Некоторые женщины так делают.

Неужели он стал бы драться с Додсвортом по ее приказу? Неужели доказал бы, что он — ее защитник? Он стоял на слабо покачивавшейся палубе, расправив плечи, с волевым и решительным лицом, омраченным тенью того, что могло бы означать упрек самому себе, и предлагал ей эту услугу, словно всего лишь собирался поднять оброненный платок. Но по его виду было незаметно, чтобы он сражался с Туше, — а ведь, как предполагалось, именно этим он должен был бы заниматься здесь, на корабле.

— Я не принадлежу к их числу, — сказала она.

— Он коротко рассмеялся.

— Тогда едем?

— Сирен, не уходите, — запротестовал капитан Додсворт. — Ваш индиго все еще здесь.

— Утром пришлете его обратно.

— Но наша сделка…

— Или справедливую плату за него.

— Прошу вас, позвольте мне исправить, возместить…

Она взглянула на него без улыбки.

— Возместите товарами. Тогда я пойму, что вы так и хотели сделать.

Сирен ступила за борт и легко спустилась в лодку. Рене последовал за ней. Они плыли к берегу молча и не разговаривали, пока не дошли до шалаша.

Рене встал перед ней и загородил рукой вход.

— Не будешь ли ты так любезна объяснить мне, что все это значило? Я думал, у тебя достаточно здравого смысла, чтобы не отправиться туда одной, да еще ночью.

Обвинительные нотки в его голосе подействовали на нее, словно порох на костер. Она и так еле сдерживала себя так напугал ее Додсворт. Она взглянула ему в лицо с презрением.

— Что? Значит, ты был не прав, а? Удивительно!

— Вполне мог быть, и не однажды. А эти разговоры о возмещении товаром? Это что, была плата натурой?

— Как ты смеешь!

Она стиснула кулак и занесла его, когда ее оглушил смысл его слов. Но не успела она нанести удар или даже сообразить, собиралась ли она это делать, как его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья, притягивая ее к себе.

— Я бы не стал делать так. Я же не Додсворт.

Она не пыталась освободиться.

— О, это я прекрасно знаю. Не знаю только, с чего ты взял, что имеешь право допрашивать меня. А если ты произнесешь слово «защитник», могу показать тебе один-два приема, которые мне не пришлось применять против английского капитана!

— Приемы шлюхи? — спокойно спросил он. Она вздохнула.

— Ну почему, — сказала она с горечью и вспыхнувшим гневом, — почему все мужчины считают незамужних женщин шлюхами?

Эта фраза застала Рене врасплох. Он уставился на ее бледное гордое лицо и блестящие волосы, растрепавшиеся от ветра и схватки на корабле, озаряемые светом костра. Он смотрел на нее и обнаружил в снедавших его черных чувствах ревность и страх. Ревность даже ко взглядам других мужчин на эту женщину. Страх из-за уязвимости перед другими мужчинами с их инстинктами, невольным стимулом для проявления которых был он сам. Ревность от того, что кто-то другой мот бы сорвать плоды ее благосклонности, от которой он сам отказался. Страх, что он никогда не оправится от этого отказа. Густое благоухание роз, смешанное с ее собственным неповторимым, свежим ароматом, окутывало его, словно навязчивое воспоминание, вызывая острую и мучительную боль.

У костра пел одинокий индеец, отбивая на барабане быстрый жесткий ритм, совпадавший с биением сердца Рене. Его песня была плачем.

Он отпустил ее. С трудом владея голосом, он спросил:

— Додсворт?

— И Туше, — сказала она с издевкой. — Мне сказали, что ты отправился на корабль, чтобы наказать его. Разве не смешно?

— За то, что он приставал к тебе?

— За то, что пытался это сделать. Кажется, все мужчины только об этом и думают.

— И я тоже.

Фраза напряженно повисла между ними. Он не собирался произносить ее, она словно вырвалась откуда-то из самой сокровенной глубины его существа. И он ждал со смешанным чувством страха и тоски, как подействуют эти слова.

Она вскинула голову, ее слова обжигали презрением:

— Особенно ты! Может, тебе хотелось бы получить плату за свое заступничество прямо сейчас? Может, это и есть та благодарность, которой ты потребуешь за такой великодушный поступок? Может такое быть, мой доблестный защитник?

— А ты бы заплатила? — поинтересовался он, глядя на нее так, словно испытывал пределы своего само обладания.

— Как знать? Моя признательность велика, уверяю тебя. Еще немного угроз — и я могла бы даже повиснуть у тебя на шее, трепеща и умоляя. Вот так. — Она придвинулась к нему и, вскинув руки, сомкнула их у него за головой, приникая к нему. Ее глаза сверкали от злости и чего-то еще, что копилось у нее внутри, нарастая и действуя ей на нервы.