Южная страсть (Черная маска) - Блейк Дженнифер - Страница 21

Дорожка его жарких, как капли расплавленного металла, поцелуев прошла по овалу щеки, повернула к подбородку, задержалась у нежной впадинки под ухом, где он вдыхал исходящий от шеи свежий аромат кожи. Его теплое дыхание коснулось своим дуновением мягкого изгиба грудей, приподнятых корсетом, затем он приложил губы к разделяющей их ложбине. Он положил руку на одну из них. скрытую батистовой рубашкой, и полностью на ней сосредоточился, облизывая тонкий материал языком и лаская сосок, пока он не затвердел.

Прикосновение к груди сдавило ее непреодолимым желанием, это осознала Летти в паническом трепете. То, что с ней обращались так свободно, было для нее слишком новым и слишком уж выходило за границы уже испытанных ею ощущений. Она должна прекратить это! Но как это сделать, не приведя его в ярость и не принуждая к насилию? До того как она смогла что-нибудь придумать, она снова ощутила его руки на талии, почувствовала, как резко сжались ребра, а затем расстегнулись крючки корсета. Тихий протестующий крик был заглушён вырвавшимся из нее вздохом облегчения, когда легкие заполнились воздухом. Секундой позже он снова вернулся к ее губам, в то время как его руки нежно и уверенно ласкали ее.

Она отодвинет его от себя и будет держать, пока не найдет слов, которые ее защитят. Передвинув руки, Летти расставила пальцы и стала отталкивать его. От этого движения куртка его распахнулась. Кончиками пальцев и всей поверхностью ладоней она ощутила тугие узлы мышц на его груди. Открытие поглотило ее. Не осознавая, что делает, она позволила своему прикосновению задержаться там, исследую твердые ровности и изгибы мышц, плотные и плоские окружности его сосков. Ткань рубашки была для нее преградой. Внезапная потребность убрать ее, чтобы чувствовать прикосновение его кожи к своей, была такой сильной, такой озадачивающей, что ладони ее сжали материю рвущим спазмом, и она почувствовала подъем такого жара, словно тело ее начало светиться.

Угадав ответ на ее судорожное движение, Рэнсом рванул пуговицы рубашки и сорвал ее вместе с курткой. И только когда он снова притянул ее к себе, Летти поняла, что пуговицы, застегивавшие ее рубашку, выскользнули из петель и что она обнажена до пояса. Ее груди, чрезвычайно чувствительные, касались мягких густых волос на его груди. У нее перехватило дыхание от вызываемого этим наслаждения, которое ударило в голову, отбросив все мысли.

Она заблудилась, затерялась в невообразимой сладости его губ, волшебной силе чувств, которые он вызвал, в диком и страшном бурлении крови в ее венах. Она никогда не испытывала таких ощущений, она никогда не думала, что это возможно. Это было пугающим, но непреодолимо желанным.

Он развязал ее нижние юбки. Мягко шурша накрахмаленной материей, стянул их с нее и отбросил в сторону.

За ними последовали ее панталоны, затем его брюки и нижнее белье. Прикосновение его рук и губ было постоянным, распространяющимся по всему телу и агрессивным. Это возбуждало ее, побуждало к подражанию. Никогда, никогда еще она не была так ни с кем близка. Никогда еще так не вторгались в ее интимность, не нарушали ее скромности, а она ничего не имела против. Никогда еще с ней не обращались с такой уверенностью или с такой терпеливой заботой.

Она была девственницей, и если он этого не знал, то скоро обнаружил и облегчил ее долю страданий, терпеливо и искусно, используя блаженство как обезболивающее средство. Как лекарство это было бесподобно.

Горячий, полный сил и жизненной энергии, он вошел в нее. Вот он над ней, вот он притягивает ее к себе, они бьются среди кукурузных листьев. Мужчина и женщина, слившиеся воедино, они двигались в своей чудесной страсти, в вечном и диком ритме. Это напрягло их мышцы и разогрело тела, бег крови отдавался эхом в их сердцах. Это преобразило их на единственный, ослепительный в своей яркости миг. В этот миг их духовные силы слились, подарив им несказанное блаженство. Но это не могло превратить их в одного человека.

Прошло некоторое время, прежде чем Рэнсом пошевелился. Приподнявшись на одно колено, он сгреб кукурузные листья, из которых была сложена их постель. Расправил на них нижнюю юбку. Нашел и расправил одеяло, потом лег и потянулся к Летти. Его голос звучал подчеркнуто безучастно, он сказал:

— Идите сюда, здесь вам будет удобнее.

— Мне удобно и здесь. — То, что она лежала обнаженная на полу, не имело значения. Она отдернула плечо от его руки, отодвинулась на несколько дюймов.

Его грудь поднялась и опустилась в беззвучном вздохе.

— Вы ждете извинений? Их не будет.

Это была неразумная поза, и он знал это. Он очень сожалел, сожалел больше, чем мог сказать. Ему хотелось думать, что то, что она намеренно сняла верхнюю одежду, было провокацией. Дав волю своему гневу, когда она одурачила его и в него выстрелила, он смог убедить себя, что это действительно так, по крайней мере на короткое время. Но в глубине души Рэнсом знал, что это не так. Это было не более чем оправданием того, что ему хотелось сделать еще тогда, когда он первый раз держал ее в объятиях в Сплендоре. Если бы он сейчас предложил ей защиту, раскрыв свое имя, это был единственно возможный честный поступок. Но это невозможно. Что же еще оставалось, кроме как разыгрывать отъявленного негодяя?

— Все, что я хочу, — сказала она приглушенно, как будто прятала лицо в изгибе руки, лежа на животе, — это чтобы меня оставили в покое.

Было странно, насколько обидной показалась эта простая фраза. Губы его сурово сжались, когда он потянулся к ней еще раз.

— Как нехорошо.

Летти услышала в его голосе насмешку, а также оттенок той уверенности, которая так легко ввела ее в заблуждение. Она рванулась, приподнялась на руки и колени, отползая от него, и стукнулась о что-то металлическое. Револьвер. Он отлетел на несколько дюймов, и она бросилась к нему. Подняв оружие, Летти взвела курок обоими большими пальцами.

Двойной металлический щелчок гулко отозвался в темноте сарая. Над головой дождь немного поутих, стал слабее, но шел по-прежнему беспрерывно. Дыхание Летти громко отдавалось в ее собственных ушах, ей стоило усилий сдерживать его.

— Что теперь? — спросил Шип.

Летти усмехнулась, когда у нее родился ответ.

— А теперь вы уйдете.

— Что?

— Забирайте одежду и убирайтесь.

В сложившейся ситуации была определенная комичность. На губах Рэнсома появилась усмешка, потом он заговорил:

— Вы отправите раненого человека под дождь?

— Я что-то сомневаюсь, что вы тяжело ранены.

— Вы суровая женщина, Летиция Мейсон.

— Не такая уж суровая, иначе вы были бы мертвы. Этого нельзя было отрицать.

— Вы достаточно суровы, чтобы вот так убить человека?

— А вы проверьте и увидите, — бросила она холодно.

Соблазн так поступить был почти непреодолим. Однако он уже не раз испытывал ее за день. Лучшее, что сейчас было сделать, — это оставить за ней ее маленькую победу. С восхищением в голосе он тихо произнес:

— В другой раз.

Она не верила ему. Даже когда услышала, что он собирает одежду. Все получилось слишком легко. Она ждала, что он заставит ее нажать на курок, и боялась этого. Когда-то она сказала, что сделает это без сожаления. Но это случилось до того, как она пролила кровь, его кровь. От мысли, что она может ранить его еще раз, у нее закружилась голова, хотя, казалось, рана на ноге никак не сказалась на нем. Тем не менее она не собиралась рисковать. С револьвером в руке, наведенным на его передвигающийся смутный силуэт, она отодвинулась к боковой стене сарая и удобно расположилась вдоль этой стены, насколько возможно дальше от него.

До нее донеслось шуршание ткани — он надел рубашку и брюки, топтание — он взял сапоги и обулся. Он нагнулся еще раз, возможно, чтобы найти свою куртку и непромокаемую накидку, затем послышались шаги по направлению к двери. Он остановился.

— Вы отсылаете меня вон, туда, где полно врагов, без защиты, без оружия?

Что-то в его голосе встревожило ее. Она отбросила эту тревогу.