Узник страсти - Блейк Дженнифер - Страница 34

Из трубы первого пакетбота вылетело облачко пара, раздался громкий свисток, и судно, покинув причал, отправилось вверх по реке. Из-за высоких труб. виднелся тонкий полумесяц, последние лучи солнца отражались в золотых буквах его названия, под колесами забурлили желто-коричневые воды Миссисипи, и величественный пароход гордо отправился в путешествие. За ним последовал еще один, потом еще и еще, они шли друг за другом, как утята за своей матерью.

Аня стояла на набережной недалеко от того места, где к вечернему небу возносились шпили Собора Святого Луи. Она стала пересчитывать суда. Первым шел пассажирский пакетбот «Фоллз-Сити», который направлялся в Сент-Луис через Уачиту и Байю Бартоломью. За ним шел «У. У. Яармер», следовавший через Алабаму Лэндинг, Пойнт Плезант, Уачи-та-Сити, Стерлингтон, Трентон, Монро, Пайн Блафф, Колумбию, Гаррисонбург и Тринити. Далее пакетбот «Императрица», направлявшийся в Минден, Бунз Лэндинг, Москву, Порт Боливар, Григгл Лэндинг и Спейинг Байю на Ред-ривер. Вслед за ним отправился пароход «О. Д. Джуниор» до Дональд-сонвилля. Пароходы, которых только в этот день отплыло из Нового Орлеана около дюжины, будут торжественно прокладывать свой путь по многим рекам, впадающим в Миссисипи, ко всем маленьким городам и пристаням или к большим городам, расположенным на Востоке и Среднем Западе, делая при этом сотни остановок у различных плантаций. И все они, может быть, ночью, а может быть, рано утром пройдут мимо пристани в «Бо Рефьюж», и пассажиры смогут увидеть стоящий на холме большой дом, окруженный вековыми дубами.

Иногда, если на пристани сидят негритянские мальчишки, капитаны пароходов дают гудок, и эти жалобные звуки эхом разносятся на много миль вокруг. Если это случится сегодня ночью, то Равель, лежа в своей комнате, может услышать эти звуки и подумать о мужчинах и женщинах, которые свободны, могут путешествовать по реке куда хотят и когда хотят. Вспомнит ли он о ней в этот момент, задумается ли о том, где она и чем занимается?

Она должна быть на плантации. Именно там находится Равель, именно там ей нужно решать проблему, которую она сама же и создала. Ярость и унижение, которые заставили ее в такой спешке покинуть плантацию, исчезли. Побег ничего не изменил. Она должна каким-то образом прийти к соглашению с Равелем, соглашению, которое позволит ей отпустить его и не бояться за последствия. Этого нельзя сделать, находясь в нескольких милях от «Бо Рефьюж».

Приняв внезапное решение, Аня быстро спустилась с набережной. Если она поспешит, то еще до полудня попадет домой.

ГЛАВА 8

Дорога назад в «Бо Рефьюж» казалась бесконечной. Зимняя ночь опустилась на землю очень быстро. Вьющаяся дорога уходила в темную бесконечность, и лишь изредка эту темноту оживляли огоньки в домах неподалеку от дороги. На выбоинах экипаж подпрыгивал на рессорах, а на поворотах раскачивался из стороны в сторону. Солон, Анин кучер, сидя на козлах, посвистывал и напевал песни, чтобы было веселее ехать и чтобы отогнать ночных призраков.

Аня сидела, напряженно выпрямившись и уставившись в темноту за окном. Она устала, но была слишком взбудоражена, чтобы задремать. Ее страхи не имели никакого отношения к привидениям, домовым-гоблинам или болотным духам – их не отгонишь свистом. Чем ближе они были к плантации, тем сильнее становилась ее уверенность в том, что она не застанет Равеля в его тюрьме. Наверняка он каким-то образом обманул Денизу и Марселя и вырвался на свободу. Его там нет, он скачет в Новый Орлеан, чтобы отомстить ей и ее людям за то унижение, которому был подвергнут, он готовился бросить вызов Муррею, чтобы вернуть себе свою честь.

Возможно, его побег был лучшим выходом из сложившейся ситуации: у нее не было ни малейшего представления о том, что она собирается делать с ним, если он все еще там. И все же она не могла смириться с мыслью о том, что его придется отпустить. Это означало бы признаться в том, что она совершила ошибку, что ей не следовало похищать его и вмешиваться в его отношения с Мурреем. Она не уступит. И дело не в том, чем все это обернулось, просто не было другого выхода. Не сделать Ничего вообще было бы проявлением трусости и безразличия.

Она могла бы, конечно, воззвать к благоразумию Равеля. Однако у нее было какое-то неприятное подозрение, что все закончилось бы тем же самым. Ей представлялось маловероятным, что он сознательно пошел бы на такой позор, как уклонение от дуэли без подходящего возмещения, такого, какое он выбрал бы сам.

«Твоя добродетель за мою честь…»

Ее пальцы с силой сжались в кулаки, но она медленно заставила себя снова расслабиться. Забудет ли она когда-нибудь эти слова, эти часы, проведенные в объятиях Равеля Дюральда?

Она забудет. В конце концов, что было такого незабываемого в поцелуях и ласках негодяя и убийцы? И она вовсе не собиралась повторять этот опыт. Все это показалось ей настолько разрушительным потому, что это случилось с ней впервые, и она не была готова к такому натиску и к своей собственной страстной реакции, и в сложившихся обстоятельствах она пыталась спасти человеческую жизнь. Пройдет время и это эмоциональное напряжение сойдет на нет, а ее брачная ночь, если она когда-нибудь решится выйти замуж, без сомнения, сотрет последние следы этих воспоминаний. Возможность этого для нее была одним из аргументов в пользу брака, но она не считала необходимым прибегать к таким отчаянным мерам. После своего пребывания в городе она могла воспринимать случившееся как бы со стороны.

Но, несмотря на все эти размышления, стоило ей оказаться за дверью маленькой комнатки в хлопковом сарае, как она почувствовала, что ее ладони стали влажными, и ощутила дрожь в коленях. Она сняла ключ с крючка, но ее руки дрожали так сильно, что она смогла только с третьего раза попасть в замочную скважину. Она повернула ручку, распахнула дверь и почти что упала в комнату, так как в спешке споткнулась о порог.

Она остановилась так резко, что ее юбка и тяжелый край плаща буквально завернулись вокруг ее ног. Сердце в груди замерло и затем забилось с удвоенной силой. Равель лежал с книгой на кровати, вытянувшись на боку и подперев голову одной рукой. Даже отдыхающий здесь, в этой маленькой комнатке, он внушал опасность. Белая повязка на голове, так контрастировавшая с бронзовой кожей, придавала ему какое-то удальское очарование. Он поднял взгляд, и в его глазах зажглась теплая, но все же окрашенная иронией улыбка.

Она была еще красивее, чем он ее запомнил. Свет лампы отражался красновато-золотым блеском у нее в волосах, кожа мягко блестела, как шелк цвета слоновой кости. Она обладала способностью приковывать к себе внимание, во взгляде ее темно-синих глаз было что-то неуловимо возвышенное и несомненно внушающее доверие. Отсутствие притворства выделяло ее среди других женщин. Ее стройное тело с высокой округлой грудью и узкой талией было худым, но изящно-грациозным. Юбки скрывали ее бедра, но он прекрасно помнил их совершенные очертания. Она несомненно была настоящей леди. Но при этом в ней чувствовалась сила и решимость отомстить, если ей причиняли боль, но, кроме этого, в ней ощущалась какая-то непредсказуемость, а искры в глубине глаз делали ее просто обворожительной. Он задумался, знает ли она о своей привлекательности, но уже через мгновение решил, что она должна об этом знать, так как многие мужчины, должно быть, говорили ей об этом.

– Я думал, что ты вернулась в Новый Орлеан. Должно быть, это была весьма быстрая поездка.

– Так оно и было, – ответила она, закрывая дверь. Повернувшись к нему, сказала с резкостью в голосе, причинами которой были чувства облегчения и вины: – Кажется, голова тебя больше не беспокоит.

– Все в порядке, если я расчесываю волосы осторожно.

Его сухой тон и взгляд обеспокоили ее. Аня отвела глаза и посмотрела на книгу, которую он держал в руках, на подушки на кровати, на отцовские шахматы, расставленные на стиле, и на поднос с бутылкой вина и тарелкой с бутербродами.