Хижина дяди Тома - Бичер-Стоу Гарриет - Страница 27

– Этих не мешает посмотреть, – сказал Гейли, обращаясь к Тому за неимением других собеседников. – Я, видишь ли, хочу подобрать хорошую партию. У тебя будет приятная компания, Том. Значит, первым долгом поедем в Вашингтон. Я займусь там делами, а тебя на это время отправлю в тюрьму.

Том покорно выслушал это приятное известие и только подумал: «У этих обреченных людей, вероятно, тоже есть жены и дети, и они не меньше меня горюют, разлучившись с ними». Надо сказать также, что брошенные мимоходом слова Гейли о тюрьме никак не могли произвести отрадного впечатления на Тома, который всегда гордился своей честностью. Как бы там ни было, день прошел, и вечер застал Тома и Гейли в Вашингтоне, где они с удобством устроились на ночлег – один в гостинице, другой в тюрьме.

На следующее утро, часам к одиннадцати, у здания суда собралась пестрая толпа. В ожидании торгов люди – каждый сообразно своим вкусам и склонностям – курили, жевали табак, поплевывали направо и налево, бранились, беседовали. Негры, выставленные на продажу, сидели в стороне и негромко переговаривались между собой. Женщина, по имени Агарь, была типичная африканка. Изнурительный труд и болезни, по-видимому, состарили ее прежде времени. Она почти ничего не видела, руки и ноги у нее были скрючены ревматизмом. Рядом с этой старухой стоял ее сын Альберт – смышленый на вид мальчик четырнадцати лет. Он единственный остался от большой когда-то семьи, членов которой одного за другим продали на Юг. Мать цеплялась за сына дрожащими руками и с трепетом взирала на тех, кто подходил осматривать его.

– Не бойся, тетушка Агарь, – сказал ей самый старший из негров. – Я попросил за тебя мистера Томаса, он обещал, если можно будет, продать вас одному хозяину.

– Кто говорит, что я никуда не гожусь? – забормотала старуха, поднимая трясущиеся руки. – Я и стряпухой могу быть, и судомойкой, и прачкой. Почему такую не купить по дешевке? Ты им так и скажи. – И добавила настойчиво: – Так и скажи им.

Гейли протолкался сквозь толпу, подошел к старому негру, открыл ему рот, посмотрел зубы, заставил его встать, выпрямиться, нагнуться и показать мускулатуру. Потом перешел к следующему и проделал то же самое с ним. Наступила очередь мальчика. Гейли ощупал ему руки, осмотрел пальцы и приказал подпрыгнуть, проверяя его силу и ловкость.

– Он без меня не продается, – заволновалась старуха. – Нас вместе надо покупать. Смотрите, хозяин, какая я крепкая! Я еще вам долго послужу.

– На плантациях-то? – сказал Гейли, смерив ее презрительным взглядом. – Как бы не так! – Он отошел в сторону, удовлетворенный осмотром, заломил шляпу набекрень, сунул руки в карманы и, попыхивая сигарой, стал ждать начала торгов.

– Ну, что вы о них скажете? – обратился к нему какой-то человек, видимо, не полагаясь на правильность собственной оценки.

– Я буду торговать тех, что помоложе, да мальчишку, – сказал Гейли и сплюнул.

– Мальчишка и старуха идут вместе.

– Еще чего! Кому нужны эти мощи? Она только даром хлеб будет есть.

– Значит, вы ее не возьмете?

– Нашли дурака! Старуха вся скрюченная, полуслепая, да к тому же, кажется, из ума выжила.

– А некоторые все-таки покупают таких. С виду будто и рухлядь, а на самом деле выносливые, крепкие.

– Нет, – сказал Гейли, – мне такого добра даром не надо.

– Жалко разлучать старуху с сыном: она, кажется, души в нем не чает. Может, ее по дешевке пустят?

– Швыряйтесь деньгами, если у вас есть лишние. Мальчишку можно продать на плантации, а со старухой возиться – благодарю покорно, даже в подарок ее не приму.

– Ох, и будет же она убиваться!

– Это само собой, – спокойно сказал работорговец.

На этом их разговор закончился, так как толпа загудела навстречу аукционисту, суетливому приземистому человечку, деловито пробиравшемуся на свое место. Старая негритянка охнула и обеими руками обхватила сына.

– Не отходи от матери, сынок, держись ко мне поближе, тогда нас продадут вместе.

– Я боюсь, мама, а вдруг не вместе! – сказал мальчик.

– Не может этого быть, сынок. Если нас разлучат, я умру! – вне себя от волнения проговорила старуха.

Аукционист зычным голосом попросил толпу податься назад и объявил о начале торгов. Дело пошло без заминки. Негры продавались один за другим и по хорошим ценам, что свидетельствовало о большом спросе на этот товар. Гейли купил двоих.

– Ну-ка, юнец, – сказал аукционист, дотрагиваясь молоточком до Альберта, – встань, пройдись, покажи себя.

– Поставьте нас вместе… вместе… Будьте так добры, сударь! – забормотала старуха, крепко уцепившись за сына.

– Убирайся! – грубо крикнул аукционист, хватая ее за руку. – Ты пойдешь напоследок. Ну, черномазый, прыгай! – И с этими словами он подтолкнул Альберта к помосту.

Сзади послышался тяжкий стон. Мальчик оглянулся, но останавливаться ему было нельзя, и, смахнув слезы со своих больших черных глаз, он вспрыгнул на помост.

Глядя на его прекрасное, гибкое тело и живое лицо, покупатели стали наперебой набавлять цену. Он испуганно озирался по сторонам, прислушиваясь к выкрикам. Наконец аукционист ударил молоточком. Мальчик достался Гейли. Его столкнули с помоста навстречу новому хозяину. На секунду он остановился и посмотрел на мать, которая, дрожа всем телом, протягивала к нему руки.

– Сударь, купите и меня, богом вас заклинаю… купите! Мне без него не жить!

– У меня тоже долго не протянешь, – сказал Гейли. – Отстань! – и повернулся к ней спиной.

Со старухой покончили быстро. Ее купил за бесценок собеседник Гейли. Толпа стала расходиться.

Негры, сжившиеся друг с другом за долгие годы, окружили несчастную мать, которая так убивалась, что на нее жалко было смотреть.

– Последнего не могли мне оставить! Ведь хозяин столько раз обещал, что уж с ним-то меня не разлучат! – горестно причитала она.

– Уповай на господа бога, тетушка Агарь, – грустно сказал ей старик негр.

– А чем он мне поможет?! – вскрикнула она с рыданием в голосе.

– Не плачь, мама, не плачь! – утешал ее сын. – Ты досталась хорошему хозяину, это все говорят.

– Да бог с ним, с хозяином! Альберт, сынок мой… последний, единственный! Как же я без тебя буду?

– Ну, что стали? Возьмите ее! – сухо сказал Гейли. – Все равно она своими слезами ничего не добьется.

Старые негры, действуя и силой и уговорами, оторвали несчастную от сына и повели к повозке ее нового хозяина.

– Ну-ка, идите сюда, – сказал Гейли, подталкивая купленный товар.

Потом он вынул из кармана наручники, надел их на негров, пропустил через кольца длинную цепь и погнал всех троих к тюрьме.

Несколько дней спустя Гейли благополучно погрузил свои приобретения на пароход, ходивший по реке Огайо. Эти негры должны были положить начало большой партии, которую он и его подручные намеревались составить по пути.

Пароход «Красавица река», вполне достойный той прекрасной реки, в честь которой он был назван, весело скользил вниз по течению. Над ним сияло голубое небо, по его палубе, наслаждаясь чудесной погодой, разгуливали расфранченные леди и джентльмены. Все пассажиры чувствовали себя прекрасно, все были оживлены – все, кроме рабов Гейли, которые вместе с прочим грузом поместились на нижней палубе и, по-видимому, не ценя предоставленных им удобств, сидели тесным кружком и тихо разговаривали.

– Ну как, молодцы? – сказал Гейли, подходя к ним. – Надеюсь, вы тут развлекаетесь, чувствуете себя неплохо? Кукситься я вам не позволю. Гляди веселей! Нет, в самом деле! Будете со мной по-хорошему, и я у вас в долгу не останусь.

«Молодцы» хором ответили ему неизменным «да, хозяин», которое уже много лет не сходит с уст несчастных сынов Африки. Впрочем, вид у них был далеко не веселый. Они любили своих жен и детей, матерей и сестер, тосковали о потерянных семьях, и «глядеть веселей» им было не так-то легко.