Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 55

– Артур, я восхищен, – развел он руками. – Ты прямо волшебник.

– Это твоя машина, – осведомился Артур, – та, что у подъезда?

Кравченко отметил, с какой легкостью они перешли на «ты», и ответил:

– Моя.

– Дорого платил?

– Как старый клиент получил скидку.

– Брал у нас, за границей, если не секрет?

– У нас. Есть в Москве такое местечко, хочешь, могу свести кое с кем. – Кравченко улыбнулся. – Для такого волшебника сделают.

– Будем знакомы: Артур Берберов.

– Вадим Кравченко.

Они пожали друг другу руки.

– Малышке твоей тоже понравилось? – спросил Артур.

– Бог с ней, курочка. Я тебя вот о чем спросить хочу. Мой хороший знакомый Чугунов Василь Василич хотел бы тоже кое-что в этом роде посмотреть.

– Чугунов? Тот самый? – Артур вскинул орлиные брови. – Это про которого «Скандалы» передачу делали? Апартаменты еще снимали…

– Он самый. Он, видишь ли, человек солидный, не мальчик, понимаешь. Ну, и жаждет отдохнуть душой. Наши-то малолетние поблядушки надоели. А тут ровесницы, женщины экстра-класса, стильные да еще из-за бугра. Я его, пожалуй, в следующий раз с собой приведу. Только его встретить надо – сам понимаешь, какой человек. Ну а если ему у тебя понравится, он мужик щедрый.

– Приводи, о чем разговор. – Артур осклабился. – Так насчет машины…

– На мою визитку. – Кравченко достал из бумажника карточку. – В пятницу вечерком позвони мне в офис, помозгуем.

– Следующий показ в субботу. Только не здесь. Мы все у Арсеньева собираемся. Его «флоралии», мои костюмы и море шампанского.

– Арсеньев? – Кравченко нахмурился. – Это кто еще такой?

– Это «Ботанический Сад Души», дорогой мой. Местечко на Садово-Триумфальной.

– Кабак?

– Зальчик. Хорошая кухня, хорошая музыка. Показ мод.

– Играют там?

– Иногда. – Артур ухмыльнулся. – Все в порядке – крупье, рулетка.

– Это как раз то, что нужно. И дамы твои там будут?

– Некоторые.

– Придем. Во сколько?

– Часам к одиннадцати – нормально. Я вам столик сам закажу.

– Ну, будь. – Кравченко подал ему руку. – До субботы.

– Ну что? Про Светку узнал? Про Лавровского? – спросила Катя, когда он вернулся.

Кравченко смотрел куда-то мимо нее.

– Нет.

– Почему?

Он завел мотор, оглянулся на красную иномарку, стоявшую рядом: красный «Форд», тот самый. Ну хорек!

– Катька, мы сейчас доедем до первой телефонной будки, ты позвонишь этому своему Колосову и заставишь его немедленно заняться этим парнем.

– Артуром?

– Да, Артуром Берберовым.

– А почему такая спешка? – Катя хлопала глазами. – Ты все-таки что-то узнал?

Но Кравченко по-прежнему смотрел мимо нее. Из окна тот самый «хорек» помахал ему рукой, словно старому знакомому! Нет, за подобную фамильярность его требовалось наказать, и наказать жестоко.

– Чтобы славно поохотиться, надо сначала вспугнуть дичь, – усмехнулся он. – Вот пусть твой разлюбезный коллега и выступит в привычной роли легавого. Пусть он всколыхнет это болото. А мы понаблюдаем со стороны, какой кулик взлетит первым. Так, что ли, Князь?

– За кулика стоит выпить, – молвил Мещерский, вроде бы ни к кому не обращаясь. Он тоже смотрел на красный «Форд».

Катя чувствовала себя глупо – она мало что понимала в происходящем, однако признаваться в этом не собиралась.

– Довезите меня до Белинки, это будет быстрее. Я к нему сейчас же пойду.

– Жаль, ты меня тогда остановил, – хмыкнул Кравченко, трогая машину с места.

– Я? – удивился Мещерский.

– Ты, ты. А еще говорил, что бокс разгоняет кровь лучше крапивы. Видишь, как она аж лицом просветлела – к нему! Наше общество ее уже утомляет.

– Болваны! – Катя отвернулась и неожиданно для себя показала пялившемуся на них из красной иномарки типу кончик розового языка.

Глава 23

ГРИПП – КАК ПЕРСТ СУДЬБЫ

На приглашениях даты обычно не ставили. Это оказалось и к лучшему – все равно пришлось бы исправлять. Ибо после посещения Большого Олли неожиданно свалил грипп. Весна – пора любви и пора инфлюэнцы, всякая зараза оттаивает и, стремясь продолжить свой микробный род, запускает зубки в людскую плоть.

Поднявшись поутру, Олли обнаружил, что он в одночасье охрип и осип. Он беспрерывно сморкался, пил чай с медом и не расставался с градусником: тридцать восемь и восемь. Верховцев решил отложить все. Все. Все равно сопливые лицедеи никому не принесут радости: ни зрителям, ни Мастеру.

– Принимай тетрациклин, – наставлял он Олли, томно раскинувшегося на широкой кровати в спальне. – Лечись, мальчик. Мы все сейчас зависим от того, насколько быстро ты придешь в норму. – Вот, Анечка, – сказал он статистке, пришедшей проведать больного. – Вот что такое жизнь артиста: замок Фата-Морганы, мираж. Человек предполагает, а Бог… Итак, все отодвигается на неделю, а то и больше. Вы не возражаете?

– Нет, мне у вас хорошо. – Девушка пожала щуплыми плечиками. – Только совестно мне – кормите, поите, одели вон с ног до головы, заплатить обещали. А я пока ничем порадовать вас не могу.

– Порадуешь, придет время, – заверил ее Данила. Он сидел на кровати рядом с Олли. Заботливо щупал ему лоб. – Эх ты, роза-мимоза, расквасился. Я в аптеке был – на вот тетрациклин, а это колдрекс. Не переешь, смотри, он сладкий. Маленькие мальчики любят сладкое. А это еще одно лекарство. Только не тебе и не из аптеки. – Он протянул Анне маленький пузырек. Она взяла его. Однако уходить из спальни медлила. – Ну что ж ты? – усмехнулся Данила. – Не хочется?

– Пойдем, мне надо кое-что с тобой обсудить, – сказал Верховцев. – А ты лежи, не вставай, – предупредил он Олли, – тебе потом чаю горячего сюда принесут.

Когда они ушли, Олли потянулся в кровати.

– Жарко мне. Мокрый весь, как мышь, а голова ясная-ясная. И тело прямо невесомое.

– Это от температуры. – Анна поправила ему одеяло. – Тебя, дружок, продуло. Я ж говорила – не надо так оголяться. Вот и получил. После такой лошадиной работы готово дело: вышел на сквозняк, и все.

– Оголяться, – он засмеялся. – Мы с тобой, Ань, еще костюмчики не примеряли. Другие.

– Как другие? – удивилась она.

– Ага, другие. Нам их перед самой премьерой привезут. Они вроде одноразовых.

– Бумажные, что ли?

Он снова засмеялся и перевернулся на бок.

– Ань, тебе нравится, как я танцую?

– Мне не только это нравится. – Она откинула назад волосы – чисто вымытые, они были блестящие и легкие.

Олли смотрел на нее.

– А что еще?

– Как ты говоришь. У тебя такой акцент смешной.

– Сильно заметно?

– Нет, но здорово. Словно иностранец. А скажи что-нибудь по-литовски.

Олли произнес длинную фразу. Она слушала, склонив голову.

– У любимой моей волосы цвета старого золота и глаза – как морская гладь, она живет среди ельника в дальнем лесу… – перевел он.

– Стихи?

– Ага.

– Чьи?

– Мои, – улыбнулся он. – Я в училище писал одной девочке.

– Балерине?

– Балерине.

– И что?

– Ничего. Потом перестал писать. Девочкам.

– А где вы жили в Вильнюсе? Мы туда на три дня с экскурсией ездили, когда я в театре работала. – Она вздохнула. – До перестройки еще, дешево тогда было все. Понравилось мне там – чисто, здорово.

– Мы жили возле костела Святой Анны – тезки твоей. Дом на площади.

– Большая квартира была?

– Ага.

– А родители твои где?

Он отвернулся.

– Нету их. Дед был, вернее, прадед, он меня вырастил. Я у него все время жил, сначала в городе, потом на даче в Тракае. А потом в Ленинград уехал в училище.

– А родители? – повторила она, придвигаясь к нему.

Он щелкнул пальцем по горлу, изображая жест алкоголиков.

– Нету. А когда были, вроде она была актрисой кино, а он музыкантом.

– Подожди, у тебя подушка сползла. – Девушка гибко изогнулась, рука ее накрыла руку Олли. Затем она вдруг прильнула к нему и поцеловала прямо в запекшиеся от жара губы. Пузырек с прозрачной жидкостью покатился по одеялу. Она замерла, пытаясь продлить поцелуй, потом вдруг резко отпрянула. – Ты чего такой?