Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 54

Рядом с Катей уселась накрашенная старушка в пестрой скандинавской куртке и черных брюках. У нее были отвратительнейшие духи – прямо мускус какой-то! Катя слегка отодвинулась. Дамы-старушки заняли кресла, старички чинно встали позади. «Это, наверное, целый автобус прибыл, автобусная экскурсия из «Националя». Чего они тут забыли-то?» – недоумевала Катя. Единственной относительно молодой женщиной оказалась переводчица – «лунная» блондинка в кожаной красной куртке. Она угнездилась посреди цветника старух и быстро залопотала что-то.

– Это датчане, – шепнул Кате Мещерский.

– Да хоть лапландцы! Мне-то что?

Заиграла музыка. Что-то из сороковых-пятидесятых – «О, Рио, Рио». Драпировки раздвинулись, и на сцене показалась… старушка на высоченных каблуках. Катя вытянула шею: ну и ну! Седые завитые волосы, напудренное лицо, немного сгорбленная осанка, однако походка уверенная: топ-топ, как коза на помосте. Демонстрировалось нечто голубое, воздушное, с невинным девичьим воротничком. В зале появился Идальго. Многие из старушек тут же глупо заулыбались. Он встал у самого подиума.

– Рад приветствовать уважаемых гостей на показе «Весна–лето девяносто шесть». Коллекция «Королева Елизавета Вторая». Стиль – «новая волна». Но для начала несколько ностальгических фантазий.

Кате все начинало здесь нравиться. Старушки-манекенщицы одна за другой продемонстрировали: «платье стиля нью-лук, бывшее на Елизавете Второй на приеме в Букингемском дворце в канун Рождества 1957 года», «выходное платье в стиле тюник, предложенное Кристобалем Баленсиагой на показе мод в отеле «Шератон» в декабре 1960 года», «кожаный спортивный комбинезон Марлен Дитрих», «подлинную копию костюма для гольфа госпожи Келли – будущей принцессы Монако».

Но самой элегантной оказалась старушка, демонстрировавшая платье в стиле «мини», которое было на Мэри Куант – создательнице этого направления моды 60-х – на вручении ей ордена Британской империи за заслуги в экспорте легкой промышленности. Старушки млели, хлопали в ладоши, старички вздыхали украдкой.

– Они так вспоминают лучшие годы своей жизни, – шепнул Мещерский. – А манекенщицы-то ряженые.

– Как ряженые? – удивилась Катя.

– Да ты приглядись получше. Это же молодые девицы, загримированные под старух.

Катя воззрилась на подиум. Господи, и правда, это же грим, парики.

– Ой, а зачем все это?

– Ты думаешь, этим кошелкам приятно смотреть на молодых? – Кравченко, стоявший позади Катиного кресла, навис над ней, точно гранитный утес. – Артурчик и нашел выход. Ай да голова – два уха!

Тут в ход пошли новые модели: платья для посещения врача, костюмы для выходных дней (можно подумать, что старушки работали пять дней в неделю) и даже несколько моделей для… новобрачных.

– Платье невесты «Белая камелия», – объявил Артур.

Катя едва не подпрыгнула, старички-датчане заметно оживились, затараторили. Переводчица молола языком, не закрывая рта.

– Кто не стареет душой, милые мои гости, не стареет и телом, – вкрадчиво нашептывал Идальго в микрофон. – Женщина без возраста – идеал всякого настоящего мужчины. Женщина – соблазнительная и чарующая, опытная и мудрая. Женщина-львица, птица Феникс.

– «Ящерица на суку», – шепнул Князь и фыркнул.

Платье из черного шифона и перьев, где верх был абсолютно прозрачен, произвело на Катю неотразимое впечатление. Ажурная туника с дырочками – на «особый случай» – доконала ее совсем. Она размышляла, кто же из ее соседок рискнет настолько оголить свои увядшие прелести. Неужели отважатся? Ай да старушки! «Дурак Паша-скульптор, ничего-то он не смыслит ни в моде, ни в нас, женщинах. «Срамота-срамота» – молчал бы уж лучше, – думала она, с замирающим сердцем следя за показом. – Ой, а это что такое? Я это и сейчас не рискну надеть!»

Мещерский и Кравченко давились беззвучным смехом.

– Света, значит, вот в таком виде перед этими тортилами здесь выкаблучивалась! – шепнул Вадька.

– Ничего, между прочим, смешного. – Катя строго цыкнула. – Вы дураки. Ничего не понимаете. Это… это прекрасно!

– Конечно, мы не сомневаемся, – Кравченко так и трясся весь.

Он отворачивался, крепился.

– Когда вам стукнет столько же, сколько этим лапландцам, и вас разобьет паралич, тогда еще вспомните этот день, – посулила Катя.

Музыка заиграла фокстрот. В ход пошла «тяжелая артиллерия» – пляжная мода для пожилых. Кравченко совсем отвернулся. Князь кусал губы. Датчанка в пестрой куртке посмотрела на него презрительно и зашептала что-то соседке.

– Вас сейчас выведут отсюда, – пыталась урезонить их Катя.

– Я больше не могу, ой, держите меня! – Кравченко внезапно схватил ее за руку и с силой сдернул с кресла. – Пардон, пардон, мадам, даме внезапно стало дурно. Мне тоже, пардон, нужен чистый воздух.

– С тобой просто никуда невозможно ходить! – возмущалась Катя, когда они вдвоем запихнули ее в «БМВ». – Вы мне не дали досмотреть до конца!

Но приятели не слушали ее. Кравченко, упав на руль, утробно мычал и всхлипывал. Князь трясся, закрыв лицо руками.

– А эта-то в форме ведра на кумполе – шляпа королевы, – стонал Кравченко. – А трусы-то с оборкой. Ой, держите меня!

Катя крепилась-крепилась, потом засмеялась сама.

– Вы болваны. Мужчины, этим все сказано. Ничего-то вы не понимаете. И в семьдесят, и в девяносто настоящей женщине хочется быть хорошо одетой.

– А лифчик-то с дырочками для брачной ночи! – стонал Кравченко. – Тут с одра убежишь при виде, из гроба смоешься. А номер-то какой, Кать, восьмой, да? А десятый бывает?

– Болваны. – Катя вздохнула беззлобно. – Ну, насмеялись всласть. Что делать-то будем? Ведь ничего не узнали, что хотели.

– Если этот геронтофил – наш искомый маньяк-одиночка, то он самый развеселый малый из всех маньяков, известных миру. – Мещерский закурил сигарету и опустил боковое стекло. – Место это весьма любопытное. Девочки, ряженные под старух, наверняка актрисочки, как и Света. Узнать, однако, вроде не мешает, прежде чем…

– Что «прежде чем»? – спросила Катя.

– Прежде чем твой Колосов нагрянет сюда и предъявит на опознание персоналу фотографии убитых девушек, – молвил Князь задумчиво. – Я бы поступил именно так и даже не задавал бы вопросов. Вопросы, они к месту хороши, а тут пока…

– Ну а я ему все же задам пару ласковых. – Кравченко вылез из машины. – Ждите меня терпеливо.

Он двинулся к дверям. Плащ его победно развевался. Катя смотрела ему вслед. Тут рядом остановилась машина – красная иномарка. Катя скользнула по ней взглядом – за рулем сидел неказистого вида блондинчик. В ухе его болталась серьга, на шее тоже болталось пестрое кашне из набивного шелка. А на заднем сиденье лежали охапки свежих цветов. «Цветовод какой-нибудь или торговец». Она равнодушно отвернулась.

Кравченко тем временем наблюдал трогательную сцену прощания старушек с кутюрье Артуром. Поцелуи рук, многозначительные взгляды, сухие лучистые морщинки вокруг глаз, влажно блестящие фарфоровые зубы вставных челюстей, легкое шамканье: комплименты, похвалы.

Артур сиял – было видно, что восхищение старух доставляет ему непритворное удовольствие. «Тяга к старикам, любопытный феномен», – думал Кравченко. Особенно усердствовала та, в скандинавской куртке и брюках. Она заговорила по-французски с акцентом:

– Дорогой, чудесно, феерично, хотела бы увидеть, отель «Космос», мадам Ван Лингхоф-Фоссен.

Артур во французском был, видно, не силен, понял только два слова: «отель» и «Космос». Он ткнул на часы на стене магазина и закивал. Физиономия его приняла дурацки (на взгляд Кравченко) томный вид. Мадам Ван Лингхоф-Фоссен оказалась весьма сообразительной. Она подняла в воздух растопыренную, унизанную кольцами пятерню. «Ага, в пять часов, значит. Ишь ты, ведьма, свидание ему назначает! – Вадим веселился от души. – Изменит он той желтой каракатице в очках. Ой, изменит!»

Наконец старушки шуршаще-гремящей стайкой покинули магазин. Кравченко двинулся к кутюрье. С вопросами о Красильниковой он решил повременить: Сергей прав, не время пока еще, к геронтофилам особый подход нужен.