Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 29

– Красильникову убили вдруг, спонтанно…

– Неосторожно, что ли? Случайно? – насторожилась Катя.

– Н-нет. Не думаю. Пока не будем гадать. Вывод бесспорный только один: ее убили в таком месте, где нельзя было оставить труп, потому что это сразу бы выдало убийцу. В случае с Красильниковой сам факт убийства необходимо было замаскировать, выдав за несчастный случай.

– Стоп! – Кравченко напоминал овчарку, почуявшую след. – Почему?

– Потому что… – Мещерский наклонился к духовке. – Ого, триста градусов уже. Как бы не обуглилось. Да потому, Вадя, что сам факт убийства каким-то образом выводил на самого убийцу. Есть здесь какая-то связь.

– Так, значит, они знали друг друга? Были прежде знакомы? Он из ее круга общения?

Мещерский кивнул. Катя молчала.

– И мы его знаем? – снова кинул крючок Кравченко.

– Не думаю. Пока, во всяком случае.

– Хорошо. Давай свои выводы дальше. Итак, Лавровский… – начал Кравченко.

– Подожди. Сначала я скажу. – Катя скороговоркой выпалила то, что говорил следователю Колосов: – Убийца Лавровского сравнительно молод, рост – выше среднего, очень силен, имеет машину, возможно, знал убитого прежде.

– Это он все по следу под елкой прочел? – ревниво хмыкнул Кравченко. – Ишь ты, Фенимор Купер!

– Мы, Катенька, не уяснили себе пока главного: связаны ли убийства Красильниковой и Лавровского между собой?

– Это же очевидно! – возразила Катя.

– Сейчас ты рассуждаешь как обыватель, а не как юрист, – мягко возразил Мещерский. – А между прочим, единственный дипломированный юрист здесь именно ты. Нас с Вадей в расчет принимать не стоит.

– Куда уж нам, советникам при посольствах, тягаться с какими-то Колосовыми, – заворчал Кравченко.

– Допустим, что два этих преступления связаны, – продолжал Мещерский негромко. – Допустим. Тогда напрашивается вопрос: почему между этими убийствами прошло две недели? Почему Лавровского, если он представлял какую-то угрозу для убийцы, не прикончили сразу же после убийства Красильниковой?

– Ну и почему? – спросила Катя.

– Вывод я делаю такой: возможно, убийца поначалу либо вообще не знал о существовании Лавровского, либо не был уверен, что тот что-то про него знает. Когда же он в этом убедился, участь Пьеро была решена.

– Подожди, подожди… – Кравченко щелкнул пальцами. – Когда мы там балаболили с ним в гримерной, его же позвали к телефону. Ну да! Типчик накрашенный, в венке, снизу прибежал с этим известием. Лавровский тогда еще удивился. Кать? – Он крутанулся на табурете. – Что он тогда сказал, а? Вспомни.

– К телефону… Да, его вызывали к телефону в администраторской. Кажется, предлагали работу, а он и сорвался сразу, – сказала Катя.

– Вот! Работу! И Светка для него тоже работу нашла! Он сам говорил, а значит…

– Это все ничего пока не значит, – прервал его Князь. – Это только хрупкий мост между туманными берегами. За работу у нас, слава Богу, тружеников сцены пока еще не бьют.

– Это смотря кого. Талькова-то вон убили, – ввернул Кравченко.

– Там дело другое: конкуренты, зависть.

– И здесь могли быть конкуренты. Перешли кому-то дорогу, получили роли главные где-нибудь в гвоздевой пьесе, вот их и шлепнули, – не сдавался Кравченко.

– А мне кажется, ребята… – начала Катя. «Ребята», как по команде, повернулись к ней. – Мне кажется, что их убил любовник .

– ???

– Не корчите глупых рож. Да-да, любовник. Ревнивый. Сначала ее, потом его. Приревновал Светку, сделал ей сцену, затем убил. На ней ведь белья нижнего не было! Вспомните! – горячилась Катя. – Они встретились где-нибудь на квартире и там…

– Что ж он ее, на квартире в сапогах и дубленке, что ли, трахал? А трусы и колготки снять успел? Нет, это чушь какая-то. – Кравченко покачал головой. – Мужики так не поступают.

– Почему? – удивился Мещерский. – Вон в старом Китае женщины снимали с себя все, кроме носков и башмачков. Ноги держались всегда обутыми, во всех пикантных ситуациях.

– Это китайцы, у них ноги с детства изуродованы, оттого их и не показывают даже в постели. Нет, для нашего мужика, – Кравченко горделиво оглядел кухню, – подобное поведение просто глупо.

– А может, он псих? – спросила Катя.

– Может, вполне. Учитывая тот способ, которым он убивает… бр! – Кравченко передернул саженным плечом. – Как все-таки это неэстетично! Металлический штырь. Итак, Князюшка, ты у нас главный мастер на выводы. Вот что значит дипломатическое образование! И какой твой самый главный вывод, а?

Мещерский многозначительно кивнул на духовку.

– Успеется. Пусть доходит еще три секунды. Ну и?..

– Не будем гадать на кофейной гуще, друзья, – молвил Мещерский торжественно. – Сдается мне, что Катин коллега мистер Колосов знает кое-что интересное по этому делу. Один шаг к обмену информацией им уже сделан. Подождем второго. Не будем спешить. Подождем.

– Чего? – Кравченко уже надевал на руки шерстяные рукавицы-»хваталки», готовясь доставать запеченное мясо.

– Подождем, ребята, прилива его откровенности. – Мещерский разгладил на столе скатерть. – Думаю, он человек слова. Если он сказал Кате, что все объяснения будут в понедельник, то так тому и быть. Ты его только не проворонь, Катюша.

– Не уйдет, возьму живым и теплым. – Она встала. – Ну, помогайте же накрывать, окорок готов.

– Это всегда пожалуйста, – ухмыльнулся Кравченко.

Князь уже гремел посудой в шкафу.

Глава 12

КОЛОСОВ РАССКАЗЫВАЕТ

Наступающая весна дала о себе знать утром в понедельник. Катя шла по Тверской – яркое солнце било ей прямо в глаза. Служилый люд, торопящийся в многочисленные конторы, офисы, банки и магазины, какими были нашпигованы заново отремонтированные здания в прилегающих к Тверской улочках, щурился, жмурился, однако с наслаждением подставлял горячим лучам вылинявшие за долгую зиму лица.

Весна, весна – грачи прилетели! Катя, как истинное дитя города, была не способна отличить этих воспетых грачей от обыкновенной вороны, но… мартовское солнце делало чудеса, и ей уже начинало мерещиться, что купавшийся в подтаявшей луже взъерошенный воробей – это на самом деле мелкий грач, только что слетевший на Тверскую с полотна Саврасова.

Еле дождавшись конца оперативки, она начала лихорадочно дозваниваться до начальника отдела убийств. Никто не брал трубку. Пришлось перезвонить в канцелярию. «Никита Михалыч уехал в областную прокуратуру на совещание», – пропищала секретарша.

У Кати сразу же испортилось настроение, весенний солнечный день словно померк. Говорят, что самые страшные душевные муки – это муки нечистой совести. Катя не была в этом уверена. Муки неудовлетворенного любопытства – вот тот алчный, вечно голодный дракон, который никогда не способен удовлетворить свой зверский аппетит.

Катя сразу же разозлилась на все на свете: и на Никиту, и на весну, и на дурацкое совещание в прокуратуре, явно способное длиться без перерыва на обед с восхода до заката. День приходилось строить заново. Катя оглядела кабинет. Тихо, пусто, не трезвонят телефоны, не трещит машинка: все на выездах в поисках материалов и сенсаций. Что ж… в такой обстановке можно, пожалуй, и…

Она решила закончить очерк, вот уже неделю назад заказанный ей редактором ежемесячника «Семейный совет».

Под мирный стрекот машинки события ложились на лист легко и быстро. На стене тикали часы. Катя сочиняла. За окнами догорал мартовский день…

От долгого сидения заломило спину. Она допечатала последний абзац. Точка в конце была жирной-жирной. Все. Катя отключила машинку, взглянула на циферблат: 17.00. Итак, день прошел, а Колосов так и не появился. Зато у нее есть теперь готовый очерк.

Она начала собираться домой. Подошла к внутреннему телефону, хотела было поднять трубку и набрать заветный номер: 47-10, но… не стала этого делать. Сколько можно бегать за этим задавалой? Сколько можно унижаться? Она открыла шкаф и начала причесываться перед зеркалом. И тут в дверь негромко постучали. На пороге стоял Никита.