Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 22

Женщины галдели наперебой, то и дело тыкали грязными пальцами в сторону милиционеров и время от времени начинали подвывать. Одна из старух, этак килограмм на полтораста, поднялась с корточек и, выпятив вперед увесистый бюст, подплыла к омоновцу.

– Где ваш начальник? – пророкотала она хриплым басом. – Давай его сюда!

– Сейчас подойдет, – невозмутимо ответил тот.

– Не кричи, не кричи, тетя Маша! – миролюбиво отозвался из коридора Петров.

– Сюда иди! Объясняться будем! В мой дом ворвались! Это что?! – гудела тетя Маша.

– Ты мне лучше скажи, что за гости у тебя на кухне, как дрова, лежат? – спросил Петров.

– Я их не знаю! – отрезала цыганка. – Переночевать попросились, мы пустили.

– Пустили да «травкой» и угостили. Опием, – уточнил Петров.

– Не было этого! Никакого опия нету! – Агатовые глаза цыганки яростно блеснули. – Ищите! Хоть весь дом обшарьте – ничего не найдете! Крестом клянусь!

Марголин ринулся на кухню. Катя пошла за ним. Там ее поразила удивительная смесь грязи и комфорта. Ржавая раковина, потолок весь в потеках, стены заляпаны жирными пятнами. Зато – два огромных холодильника «Дженерал электрик», две микроволновые печи, липкие и жирные на ощупь, тостеры, ростеры, электрочайники, кофеварки. Все это немытое, тусклое, захватанное.

На полу в углу кухни в обнимку спали трое волосатых парней в кожаных «косухах». Марголин снял их крупным планом. Подошедший опер потряс одного за плечо. Тот что-то нечленораздельно промычал.

– Готовы. Двойная доза. – Он задрал одному рукав кожанки. На сгибе локтя – две ярко-алые точки. У второго и третьего – то же самое.

– Шприцы ищи, – велел коллеге Петров. Шприцы отыскались быстро – в мусорном ведре под раковиной.

Там же среди пакетов, картофельных очисток, банановой кожуры – сломанные иголки, окровавленная вата и целый выводок рыжих тараканов.

– Тоже кайф словили, – хмыкнул Петров.

– В таком свинарнике? – Катя брезгливо поежилась.

– Им, Катенька, все равно, где дракониться, – ответил он. – В подворотне, в подъезде, в луже, в переходе. Здесь крыша, доза под боком – только плати цыганкам за косяк да за постой. А грязь, тараканы – наплевать им на это. Это ж наркота! – В его голосе сквозили презрение и жалость.

– А товар нашли? – деловито осведомился Марголин.

– Идите наверх. Там у них общественная спальня. Там сейчас Дуся вовсю шурует, – усмехнулся Петров.

«Что еще за Дуся?» – гадала Катя, карабкаясь по узкой крутой лестнице вслед за оператором.

Цыганская спальня оказалась такой же огромной, что и гостиная, почти во весь второй этаж. У стены сразу две дорогие стенки. За стеклами горок разная фарфоровая дребедень – мопсы, балерины, пастухи, пастушки. Тут же богемский хрусталь, тут же микроволновая посуда из дешевой керамики. На полу – полосатые матрацы, перины, ковры, подушки, одни скатаны в рулоны, другие расстелены прямо на неметеном линолеуме.

Вдоль стенок медленно прохаживались несколько человек. «Это понятые, ребята из наркотического, – определила Катя. – А это… Господи ты Боже мой!»

– Дусенька, умница, здесь, да? Ты уверена? – тихо спрашивал высокий молодой парень в джинсах и потертой кожаной куртке. Слова эти адресовались низенькой и кривоногой таксе. Вытянувшись в струнку, она внимательно принюхивалась к нижней секции стенки. Затем тявкнула и поскребла лапкой дверцу. – Понятые, пройдите сюда, пожалуйста, – попросил опер в куртке. Два парня в рабочих спецовках приблизились. Марголин приготовился снимать. Сыщик открыл нижний ящик. Там – мешки и мешочки. Он развязал один и сообщил: – Сахар, Дуся.

Такса презрительно тявкнула и, встав на дыбки, сосредоточенно обнюхала мешочки. Затем она начала в них возбужденно рыться. Опер вытащил еще несколько пакетов и…

– Ага, есть. Молодчага, Дуся.

Извлеченный на свет Божий пакет с маковой соломкой тянул на шесть килограмм. В последующие два часа такса Дуся обнаружила еще несколько подобных пакетов в тайниках в стене спальни, под мойкой на кухне и среди грязного тряпья, наваленного в кладовке. В уборной и шкафчике сыщики отыскали также восемь пузырьков с мутной жидкостью.

– Там сырье, здесь – готовый продукт. Экстракционный опий. – Петров рассматривал пузырьки на свет. – Экспертиза точно подтвердит. Ну, ребята, вот теперь идемте с ромалами беседовать предметно.

Ромал допрашивали несколько часов. Катя и Марголин присутствовали при самой интересной беседе: Петров находил общий язык с тетей Машей.

На изъятые в доме наркотики она прореагировала спокойно.

– Э, глупости! Это вы, может, сами мне подкинули.

– Изъято при понятых, – парировал Петров.

– Понятые тоже люди, люди деньги любят, – не сдавалась тетя Маша.

– Ты ж меня знаешь не первый год, я с людьми проверенными работаю. Они мзды не берут.

– Да? – Тетя Маша колебалась.

– Кто изготавливал? Кто сбывал? – настаивал Петров. – Давай называй имена, конкретные имена. Иначе заберу всех твоих дамочек. И тебя тоже.

– Они многодетные матери! – вскипела тетя Маша.

– Тем лучше. Будет кому передачи носить. Жизнь сурова, а ответственность за сбыт наркотиков еще суровее. Не назовешь конкретного ответчика, заберу всех. Весь кагал ваш. И будем предъявлять обвинение табору.

– Не уважаешь ты меня, нет, не уважаешь. – Тетя Маша покачала седой головой, затем взяла со стола пачку «Кэмела», вставила сигарету в рот. – Прикурить дай.

Петров царским жестом щелкнул зажигалкой. Она закурила, выпустила из ноздрей клубы дыма. Катя украдкой покашляла.

– Ну, тетя Маша, решай. Все в твоих руках.

– Лелька и Рада, – процедила цыганка. – Они вдвоем. Их вещи, их дело – их ответ.

– Рада, кажется, мать-героиня? – спросил Петров. – У нее сколько детей?

– Девять.

– А у Лельки?

– Пять. Зато все мальчики.

– Что ж ты их не жалеешь, тетя Маша?

– Почему не жалею? – Глаза цыганки так сощурились, что превратились в аспидные щелочки. – Их дело – их ответ. А пожалеть… Деньги соберем – на залог. Сейчас под залог суд из-под стражи любого выпустит.

– Только не торговца наркотиками.

– Это смотря сколько предложить, – усмехнулась бандерша, раздавливая окурок о ладонь. – И за кого. За мать-героиню залог возьмут. Детей зря, что ль, рожала? Медаль получала? Неужели и послабления ей никакого не выгорит?

Петров только тяжело вздохнул.

– Ладно, идем с Лелькой и Радой беседовать.

Когда они ушли с кухни, Катя спросила Марголина:

– Она их сдала, да?

– Да. И глазом не моргнула. Выбрала самых выгодных. Сейчас они всю «травку» на себя возьмут, а там – дети, залог и…

– А ее саму разве нельзя арестовать? Она же хозяйка этого дома.

– Дом по документам принадлежит ихнему барону. У цыган женщины собственностью не владеют. На тетю Машу, хоть она и всем тут заправляет, показаний никто не даст. Клан жертвует власти двух соплеменниц. Вынужденно жертвует. Затем будут выручать. Цыгане своих на произвол судьбы никогда не бросают, – пояснил Марголин.

– И эти Лелька с Радой во всем признаются?

– Бандерша прикажет, признаются как миленькие.

– Пойдем посмотрим на них, – предложила Катя. Цыганок уже выводили, как говорится, с вещами. Рада и Лелька оказались теми самыми молодками в турецких кофтах с люрексом. Их сопровождала целая туча ребятишек от двух до двенадцати лет. «Откуда дети-то взялись? Их ведь во время обыска не было», – удивлялась Катя. Молодки голосили, но все больше для вида. Вокруг Петрова увивался чумазый полуголый малыш, не к месту повторявший странную фразу:

– Дядь, дай доллар, на пузе спляшу.

– Валь, а где ихние мужчины? – спросила Петрова Катя. – Они что, здесь не живут? Смотри, даже обуви нет мужской в прихожей.

– Мужики кочуют, – ответил тот. – «Травка», транзит, охрана, денежная выручка – это все их дела. Они тут только наездами бывают. Сейчас где-нибудь по Рязани, по Казани шуруют.

С цыганским притоном управились только к четырем часам. Катя украдкой вздохнула: «Нет, нелегкий хлеб у сыщиков. Нелегкий. Весь день на ногах и…»