Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 45

К полудню Колосов совсем пал духом, безнадежно просматривая телефонный справочник, испещренный галочками проверенных мест предположительной работы Юзбашева, который все больше начинал напоминать ту иголку, что виртуозно прячется в таком грандиозном стоге сена, как столица.

В начале первого в кабинет заглянул Коваленко.

– Все сидишь? Домой не собираешься? – спросил он. Как человек, только что отбарабанивший сутки, он мог себе позволить такую роскошь. – Результаты?

– Дырка от бублика, – Колосов швырнул справочник на подоконник. – Вот только что в цирк на Цветной звонил. Глухота. И куда теперь?

Коваленко полистал телефонный справочник.

– Слушай, – сказал он вдруг. – А в Олимпийскую деревню?

Никита оторвался от мрачного созерцания повязки на руке.

– А что там?

– Цирк-шапито. Прошлую субботу Ленка моя с подружками ходила. Вернулась в полнейшем восторге. Целый вечер мне про клоунов и тигров рассказывала.

– Так туда номера нет, но… подожди-ка, – Никита быстро связался с дежурным по УВД Юго-Западного округа, узнавая телефон отделения милиции, обслуживающего Олимпийскую деревню.

Около получаса он беседовал с различными чинами от лейтенанта до майора, а затем его соединили с неким старшим оперуполномоченным Свидерко. Тот оказался на «сутках», и вот с ним-то Никита тут же нашел общий язык. Они сразу перешли на «ты».

Повесив трубку, он откинулся на спинку стула.

– Все.

– Что? Неужели нашли? – Коваленко даже привстал.

– Сейчас он подскочит туда, уточнит. Но вроде – да. Он в паспортно-визовую звонил по другому телефону. И фамилию Юзбашева там уже слыхали.

Московский опер вышел на связь через полтора часа.

– Есть, – деловито отрапортовал он. – Слушай, друг, ты вот что. Ты давай-ка сюда. У них представление в половине пятого. Ну и сходим. Я приглашаю. Так этот Костя у вас в убийстве подозревается?

– В трех.

– Только ты эту гниду с моего участка сегодня же убери. Ладно?

– Договорились, – усмехнулся Никита.

– Встречаемся у кассы. У меня зеленый «москвичок», – бросил довольный Свидерко.

Никита отпер сейф. Коваленко наблюдал, как он достает и проверяет оружие.

– Его сюда привезешь? А потом что?

– Не я, – ответил Колосов. – А ты, Слава, его сюда привезешь. И вообще – сделаем так…

Он снял трубку и связался с дежурным по оперативно-поисковому отделу розыска.

Цирк-шапито встретил начальника отдела убийств бравурным маршем, рвущимся через выставленные на улицу динамики, развевающимися, точно пестрое белье на шестах, цветными флажками, гомоном толпившихся у кассы зрителей, пронзительными криками торговцев поп-корном, писком и смехом детворы.

Из своих тридцати четырех лет Никита не был в цирке добрых четверть века. Неудивительно, что эта праздничная суета подействовала на него как некий новый раздражитель.

Свидерко ждал его у кассы. Это был маленький, плотный, похожий на упругий теннисный мяч блондин с блестящими голубыми глазами и пшеничными усиками, одетый в белесые джинсы и черную футболку. На его крепкой шее красовалась золотая цепочка.

– Салют коллеге, – приветствовал он Никиту. – Я тут справки навел. Он здесь, работает в номере братьев Полевых.

– Неужели на арене выступает?

– Нет, он за техника-смотрителя вкалывает. При зверюшках местных состоит, – ухмыльнулся Свидерко. – Такие, друже, зверюшки! Палец в рот не клади. Ну, давай командуй. Как работать будем? Сразу?

– Нет, сначала я хотел бы поговорить тут кое с кем.

Свидерко одобрительно кивнул.

– Лады. Пойдем на представление взглянем. А потом я тебя к местному «справочному бюро» сведу. Есть тут такой дядя Сеня.

– А Юзбашев?

– Ой, мне эта губерния! Ты с кем работаешь, коллега? Ты со Свидерко работаешь, Николаем Акимычем. В спарринге, понял? А Свидерко знает, что есть спарринг – их бин натюрлих. И у него всегда все – зер гут.

– Ладно, зер гут, пошли, а то не пустят, – улыбнулся Никита.

Свидерко только махнул рукой, и к нему подбежал какой-то верзила в камуфляже, стоящий на входе. Они дружески пошептались, и их беспрепятственно пропустили в шапито.

Усевшись поближе к выходу на жесткую скамью, Колосов огляделся. Под оранжевым полотняным куполом зажигались огни. Там, в переплетении трапеций, веревочных лестниц, канатов и лонж вращался большой зеркальный шар, отбрасывавший тысячи бликов на арену, партер и ложи, постепенно заполняющиеся зрителями.

Никита вдохнул ни с чем не сравнимый цирковой запах – смесь конюшни, зверинца, разглаженного горячим утюгом шелка, застарелого пота и мятных конфет, пыли и душистого сена. Всем этим веяло из полузабытого детства, детства с пионерскими галстуками, линейками с визгом горна и барабанной дробью, культпоходами в кино и цирк, тот самый Старый, на Цветном бульваре. И если бы сейчас продавщица в кружевном фартучке протянула ему эскимо «Лакомку с орехами», он подумал бы, что…

– Мороженое! Мороженое! – донеслось сбоку. – Ленинградское! Шоколадное «Лав»! «Марс» с карамелью!..

– Вон ихний директор, – шепнул Свидерко, указывая на представительного конферансье во фраке с блестками, вышедшего на манеж. – Считай, что владелец этой лавочки.

Они смотрели представление. Программа не отличалась оригинальностью, но артисты работали хорошо и ловко. Были там воздушные гимнасты, свободно перелетающие с трапеции на трапецию, эквилибрист, одетый в серебристый костюм, кувыркавшийся в воздухе, точно человек-амфибия в волнах океана, уморительные яркие клоуны в ковбойских шляпах, пародирующие родео на норовистом пегом коньке с короткой гривой.

Больше всего ему понравились дрессированные лошади – крупные, лоснящиеся, с перевязанными бабками и пышными султанами в гривах – прямо царские кони.

Номер «Женщина-змея» заставил Колосова насторожиться. Наконец-то он увидел и кое-что для себя полезное. Гибкая, наряженная Шахерезадой акробатка танцевала с двумя удавами, грациозно обвитыми вокруг ее шеи и талии. «Ложноногих, выходит, вы тут уважаете?» – удовлетворенно отметил Никита.

– Пойдем, – шепнул Свидерко. – Тут щас ерунда будет. Гвоздя-то у них сегодня в программе нет. Дядя Сеня сказал: хворают артисты.

– А что за гвоздь? – полюбопытствовал Никита.

– «Тигры и лошади братьев Полевых». Это при них Юзбашев твой состоит. Ну, айда, потолкуем со «справочным бюро».

Они тихонько выбрались из зала, обогнули шапито и попали на задний двор, огороженный высоким металлическим забором.

Здесь, точно гигантские кубики головоломки, тут и там были разбросаны вагончики на колесах – побольше, поменьше, поуже, подлиннее. В одном ржали кони, в другом пело радио, в третьем гремели посудой, в четвертом гоготали гуси, а из пятого доносилось басистое «А-а-у-у-мм» – точно струна на контрабасе лопнула, – то был нетерпеливый рев тигра, предвкушавшего вечернюю кормежку.

И только тут, на этом темном, плохо заасфальтированном, заваленном разным жилым хламом дворе Никита и понял, что же такое настоящий цирк-шапито: кочевье.

Дядя Сеня – бывший жонглер и акробат, коверный клоун и вольтижировщик, а ныне старший лошадиный тренер и по совместительству ветеринар без диплома по конским болезням – встретил сыщиков гостеприимно. Пригласил в тесную времянку, поставил чайник на плитку, нарезал толстыми ломтями таллинскую колбасу, достал помидоры и полбутылки водки.

Пока он хлопотал, Колосов узнал у своего московского напарника, отчего тот настолько свой в среде цирковых артистов.

Свидерко поведал ему, что полтора месяца назад на шапито был наезд местной группировки. Приезжали «бичи», требовали с артистов дань за выступление в Олимпийской деревне.

– Ну, понимаешь, первый-то раз они сами отбились. У них тут силовик один есть – кулаки, что твои гири. Он этим качкам ребра, как спички, переломал, – рассказывал Свидерко. – Ну, они, естественно, в бутылку: приехали сюда ночью. Стрельба – туда-сюда, силовика всей кодлой начали колошматить. Ну а мы как раз с ребятами в отделении дежурили. Ну приехали. И так мы тут поработали славно – только эта падаль у нас зубы на асфальт выплевывала. Одиннадцать человек забили по указу в камеру, дело возбудили о вымогательстве. Словом – все чин чинарем. Ну а циркачи за это к нам со всей душой. Они ребята хорошие, правильные ребята. Жизнь только у них не сахар. Верно я говорю, дядя Сень?