В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 44

Дмитрий объявился ровно в три часа. Звонил уже из бюро пропусков в приемной Главка.

– Катя, я у вашего подъезда. Мы с Сережей здесь. Спускайтесь. Вы не передумали ехать? Нет? Тогда спасибо. Лиза звонила с дачи. Хочет вас видеть. Хочет, чтобы мы ее оттуда забрали.

– Почему? – опешила Катя. – Что с ней?

– Это не телефонный разговор.

По дороге сначала молчали. Дмитрий выглядел усталым и бледным, но держался хорошо. Катя, украдкой за ним наблюдавшая, только диву давалась: неужели этот сдержанный, холодно-вежливый образец столичного яппи – тот самый сломленный горем парень, что рыдал на ее плече ночью? Скрытое волнение Базарова проявлялось только в том, что он весьма нервно и неровно вел машину. Мещерский несколько раз мягко просил его: «Не гони так».

Затянувшееся молчание наконец нарушил сам близнец. На одном из светофоров Катя поймала его пристальный взгляд в зеркальце.

– А я думал, вы просто журналист, – сказал он. – А вы вон где, оказывается, работаете. Серега мне сегодня путь указывал к месту вашей дислокации. И в каком же вы звании, если не секрет?

– Капитан милиции.

– И нравится вам такая работа?

– Да. Иногда. Иногда нет. Как и вам ваша, наверное, Дима. Как и всем.

– Раскидал нас юрфак, Ленинские горы, мда-а… Вы, наверное, по кафедре уголовного права специализировались?

– По кафедре истории государства и права и римскому праву.

Дмитрий присвистнул:

– А стали вон кем. Статьи пишете, книжки, мне Лизка говорила. А я как был цивилист, так цивилистом и остался. Мне отец специализацию выбирал, отец, да… – Он крепче стиснул руль, наклонился вперед. – Я вот о чем сегодня постоянно думаю, Катя. Унизительная все-таки вещь – смерть. Степка вон своим балбесам внушает: красна смерть на поле брани. Прерванный полет орла, «пуля легче лихорадки» и все такое прочее. Накачивает их разной вшивой романтикой. А на самом-то деле… В каком непотребном виде эта самая тварь с косой нам является, а? Дед… каким он мужиком был. И – паралитик. Плакал, смерти у бога просил. Я слушать не мог – уходил из его комнаты. Голосок как сухой листок. Отец… – тут Дмитрий со свистом втянул воздух сквозь зубы, словно ему прижгли йодом открытую рану. – Голый в ванне. Бесстыдно выставленный перед всеми чужими. Я ж даже прикрыть его ничем не мог. Не позволили, осматривали все там эти ваши… Сам сын Ноя был за такой поступок наказан, а я… И вот я все думаю, Катя, а как же я умру, а? Где, в какой яме, в каком дерьме захлебнусь?

– Не стоит об этом думать, Дима, – ответила Катя. – Вы молоды. У вас вся жизнь впереди. Ну, а когда придет час, я уверена, вы встретите его как и подобает настоящему мужчине. Достойно.

Он оглянулся.

– Дим, давай-ка поменяемся. Я поведу машину, а ты отдохни, – предложил Мещерский.

– Все нормально, – Дмитрий поудобнее уселся на сиденье, протянул руку и включил магнитолу: Игги Поп, «Пассажир». – Все под контролем, ребята. Довезу в лучшем виде, не беспокойтесь. И баста с нервами, со всем этим. А то вы, Катя, наверное, смотрите на меня и думаете: что за размазня такая? Только жалуется, только ноет.

– Я совсем не так о вас думаю, Дима, – возразила Катя.

Остаток пути опять прошел в молчании. Только Мещерский изредка отпускал самые невинные замечания насчет погоды. В Раздольске Колосов встретил их в коридоре отдела. Поздоровался с Мещерским так, словно они расстались вчера. А ведь со времени их последней встречи прошло почти полгода.

– Как жизнь, Серж? – только и спросил.

– По-старому, Никит. Никаких особых перемен, кроме как неприятностей. Вот у друга моего горе какое. Познакомьтесь, это Дима, сын Владимира Кирилловича.

Колосов поздоровался с Базаровым за руку, глянул на Катю. Та поняла: ее объяснения ему не нужны. Но ей самой не терпелось для себя разузнать. И немедленно.

– Никита Михайлович, можно вас на одну минуту? – спросила она самым официальным тоном, при этом делая страшные глаза Базарову и Мещерскому: не волнуйтесь, мол, сейчас все выясним.

Колосов молча посторонился, пропуская ее в кабинет. Но дверь закрывать не стал. Она сама толкнула ее ногой. Колосов усмехнулся.

– Ну, здравствуй. Быстро ты по мне соскучилась, Катерина Сергеевна. Вот, значит, какие знакомые у вас в Уваровке. Недурно. Семьями, значит, дружите. А этот чувствительный хлыщ наверняка самый близкий друг, да?

– Никит, что там у них происходит? – не обращая внимания на дерзость, зашептала Катя пылко. – Почему ты и этим занялся? Там что, убийство? Владимира Кирилловича убили, инсценировав несчастный случай?

Колосов, не отвечая, распахнул дверь.

– Ребята, заходите. Тут, думаю, ни у кого секретов нет. А вы… а ты, Катерина Сергеевна, сядь вот сюда в угол – тут из окна не дует. И помолчи, бога ради.

Итак, ей заткнули рот, причем в самой грубой форме. А она-то еще хотела, опираясь на свои «связи», походатайствовать за «чувствительного хлыща», попутно прояснив кое-какие свои сомнения. Нет, ну каков все-таки тип, этот начальник «убойного»! Ну, она ему припомнит, погоди же. Дмитрий придвинул свой стул к Кате. Сделал это нарочито демонстративно.

– Я хочу знать, получили вы уже результаты… вскрытия? – Он задал вопрос так, словно был в этом кабинете самым главным.

– Получили. Уже, – Колосов покосился на пачку отксерокопированных листов на столе. – Быстро медики работают. Вот что значит персональный диспансер в Центральной клинической. Наш патологоанатом присутствовал, все исследования проведены в соответствии с законом.

– И? И что? – Базаров вскинул голову.

– Сначала я бы хотел, чтобы вы, Дмитрий, ответили на некоторые мои вопросы. Это необходимая формальность. Ночью мы с вами не успели побеседовать. Вам было плохо.

– Со мной было все нормально.

– Ну, не удалось, ладно. Может быть, вы хотите, чтобы при разговоре не присутствовали…

– Сергей ваш друг, как я понял, и мой тоже. И тут никаких секретов нет, вы правильно заметили. – Дмитрий положил руку на спинку Катиного стула. – Что вы хотите узнать?

– Мы выписали две повестки – вам и вашему брату Степану. Почему вы приехали без него?

– Степка не может сейчас. Он… пожалуйста, не вызывайте его, не тревожьте. Смерть папы, – Базаров запнулся. – Мой брат недавно оправился после тяжелой болезни. Мы только что похоронили деда. Степан очень переживает. Я вам отвечу за него. На любые ваши вопросы отвечу.

– Ладно. Не будем вызывать, – Колосов, к удивлению Кати, вдруг легко согласился. – Сегодня днем сюда приезжал Свиридов Аркадий Григорьевич.

– Это я его просил приехать. Извините, вас Никита зовут? А то неудобно без имени обращаться, невежливо. – Базаров выдавил некое подобие бледной улыбки. – А как по отчеству?

– Для друзей я просто Никита. Итак, Дима, скажи мне вот что, – Колосов плавно перешел на «ты». – Как я понял со слов Свиридова, твой отец полгода как уже по собственной инициативе ушел из руководства компании по причине пошатнувшегося здоровья.

– Да. Он состоял лишь в наблюдательном совете, уступив Свиридову свою долю акций.

– А каким процентом акций Владимир Кириллович владел в «Нефти и газе»?

– Двумя процентами.

– Вы, Дима, служите в той же самой фирме, у вас совершеннолетние братья, почему же ваш отец предпочел продать свою долю, а не ввести вас в дело?

– Акции – бумага. Они что-то значат в нашей стране только в тех руках, которые, образно говоря, жмут на нужную кнопку. Приносят доход только тем, кто имеет определенный финансовый вес, связи, доступ к информации, благодаря им власть, чтобы разумно ими распоряжаться. Все это в избытке было у отца. У нас же с братьями… Отец считал, что мы не сможем правильно и выгодно распорядиться этой частью акционированной собственности. Мы молоды, нас в определенных кругах пока не принимают всерьез. Да нас просто бы кинули при случае, и все. Поэтому он решил, что разумнее оставить в наследство семье деньги, вырученные от продажи доли. Я поддерживал его в таком решении. Братья тоже не имели ничего против.