На рандеву с тенью - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 59

Баюнов закончил разговор, положил мобильный на стол.

Полез в карман спортивных брюк за сигаретами.

– Ваш сын чем-то болен? – спросил Никита.

– Лейкемия. – Баюнов чиркнул спичкой. – Доктора ни черта не понимают… Ну, что нужно, спрашивайте.

И Колосов растерялся. Все произошло как-то по-чудному просто. Слишком быстро, что ли. Он готовился к сопротивлению, к неприязни, а тут… И сейчас он не знал, о чем ему спрашивать в первую очередь этого человека. Свидетеля.

– Здесь убийство было полтора года назад, парикмахерши из «Соснового бора». Ее парня подозревали, но тогда не доказали. И вас тогда задерживали… А потом появились сведения, – сказал он первое, что пришло ему в голову. – Сведения, что она – Лупайло ее фамилия – в прошлом находилась в близких отношениях, – он по ходу восстанавливал в памяти другие свидетельские показания, только что перечитанные вместе с Катей, – с неким Ледневым, начальником службы безопасности комплекса. Вы знали этого человека?

Баюнов посмотрел на него недоуменно. Было видно, ему непонятно, отчего речь вдруг зашла об этом? И он не чувствовал для себя сейчас никакой угрозы.

– Знал. Так себе был человечек, слаб в коленках, – сказал он. – С чужих рук ел.

– Он ведь умер, кажется, от инфаркта?

– Ну да, вроде… С лестницы загремел только сначала. – Баюнов внимательно смотрел на Колосова.

– А при каких обстоятельствах это произошло, вам известно?

– Под самый Новый год. Сам я не присутствовал при этом, рассказывали, – Баюнов мрачновато усмехнулся, – рассказывали – в «Бору» был праздничный банкет в ресторане. Ну, все хорошо поддали, естественно. Там лестница наверх, на смотровую площадку, есть. Говорят, Леднев спьяна один туда забрался, ну и упал. А сердце и лопнуло. Он незадолго до этого инфаркт перенес. Его жена обнаружила, мертвого уже.

– А с Олегом Островских у Леднева какие были отношения?

– Леднев на него работал.

– А конкретнее?

– Сначала душой и телом предан был, потом, говорят, огрызаться начал. С годами амбиции возросли, самому в боссы захотелось. Все на Георгича наседал, чтобы тот с ним по справедливости – мол, столько лет вместе, пора в большие люди выходить. Хотел стать коммерческим директором компании. Ко мне с этим являлся, чтобы я его поддержал.

– Вы настолько тесно общались с компанией?

– Не язвите, – Баюнов хмыкнул. – Вы человек чужой, а мы здесь живем. И будем жить. Мне тогда не до их дрязг было, сказал, чтобы сами разбирались. Олег что-то заупрямился, до обострения дошло. У Леднева от нервотрепки сердце прищемило. Ну и злость он затаил, конечно. И Островских к нему охладел. Поговаривали, что Ледневу уйти придется из компании. А тут он вдруг концы отдал. С лестницы расшибся.

– А эта Лупайло действительно была его любовницей?

Баюнов надменно посмотрел на него, что, наверное, означало: думай, что болтаешь! Мне, самому Баюнову-Полторанину, такие пошлые вопросы!

– Если Островских и Леднев в последнее время конфликтовали, то… то это, видимо, почти никак не отразилось на отношении Островских к его жене, то есть вдове. Так, что ли, получается? – спросил Никита. – Он вон на Ларисе Дмитриевне женился.

– Ну, Островских всю их семью давно и хорошо знал. Они почти свои были в его доме, когда Леднев был начальником службы безопасности. Когда Леднев роман закрутил с этой девчонкой-парикмахершей, Островских, поговаривали, начал сочувствовать Ларисе. Там ведь к разводу дело шло. А что он на ней потом женился… Что ж, она женщина видная, стильная, умная, сколько лет лямку в его бизнесе честно тянула. А потом… Он мне однажды сам признался: покорило его то, что она Ледневу была преданная жена. После инфаркта его выходила. У Островских самого с сердцем швах, на одних таблетках живет. А с Ларисой, с ее характером, с ее хваткой, он сейчас себя чувствует как за каменной стеной.

– А вы, Виктор Павлович, оказывается, очень неплохо осведомлены. Как это вы сказали: «Здесь мы живем»?.. А с дочкой Верой как у них, у Островских, у его новой жены, было?

Баюнов пожал плечами, что, наверное, означало: я-то откуда знаю? Такими пустяками не интересовался.

– Я с этими убийствами вашими вконец запутался, – сказал Колосов, поймав его взгляд. – Ни черта не ясно, кто, что, зачем. Действительно, свои люди… Версия у меня пока одна. Версия, что на данный отдельный момент вы, Виктор Павлович, к убийствам не причастны. А вот Клыков ваш, который, как вы сказали, с ваших рук ел, к чему-то причастен был. Так вот, если желаете, продолжаем обмен честный, баш на баш. Сейчас мой вопрос будет о Клыкове и о тайнике. Не об оружии, заметьте, а о месте, где прятали. Записей, как видите, никаких не веду, диктофона нет. Мне необходимо точно знать от вас одну вещь. Баш на баш.

Баюнов пожал плечами снова, усмехнулся.

«Сейчас скажет, чтобы я его выпустил под подписку о невыезде, – подумал Колосов. – И я сейчас скажу ему «да» и солгу, потому что…»

– Свидание завтра дадите мне. Мать сына моего сюда привезет. Ко мне.

– Ваша… теща? – переспросил Никита, что вышло весьма глупо. – Ребенка в изолятор?

– Ничего. Он у меня… Он мной только и живет. Ничего.

– Хорошо, я скажу адвокату. Пусть приедут завтра. Утром. А у вас такая семья… надо же…

Баюнов закурил новую сигарету и спросил:

– Правда, что дело кэгэбэшники берут?

– Правда.

– Что же, в Лефортово меня переведут?

– Это вряд ли.

– Что, не та птица?

– Видимо, для них не та. Хочу вам дать один совет… Даже если вы будете по-прежнему умалчивать о происхождении винтовок, они легко установят это по заводским номерам. Начнут искать с того конца и найдут. Там же оборонный завод, все зарежимлено. Все как на ладони, все свои, как и здесь у вас. При таком положении вам лучше было бы…

– Что вы хотели у меня спросить?

– Скажите, Клыков проверял тайник в пещере после того, как… Проверял потом?

Баюнов потер лицо рукой. Долго молчал. Потом кивнул: да.

– Когда? Какого числа, не помните?

– В ночь с тридцатого на первое мая.

Никита замер.

– Он в Москву уехать сразу должен был, а туда заехать по дороге и мне позвонить, – продолжил Баюнов. – Но так и не позвонил. А утром явился ко мне сам. Сказал, что все нормально. А в Москву потому, мол, ночью не поехал, что устал.

– Какая у него машина?

– Самую неприметную в гараже взял. Пикап-»Жигули», синий. Специально, чтобы здесь иномаркой не светиться.

– Но он же нездешний. Как же он в одиночку без Быковского мог найти пещеру?

– Ее найти нетрудно, если место знать. А он знал. У него память молодая еще, непропитая, – Баюнов усмехнулся. – Ну, что еще?

– Не знаю, а… что-то еще было?

Баюнов как-то странно глянул, хмыкнул.

– Когда у Островских дочка пропала, когда еще тут ваши только чухались, он как-то приехал ко мне в «Бор», без вызова. Что-то темнил. Спрашивал, нельзя ли узнать, кому принадлежат «Жигули»-»десятка», и номер назвал. Те самые, которые вы потом возле провала нашли. Ну, закончились вопросы?

– Нет еще, погодите, еще один… Вы его лучше меня знали, Клыкова этого. Какой он был по характеру человек?

Баюнов выпустил дым из ноздрей.

– Жадный, – бросил он, – сущий сквалыга.

В дверь, постучав, заглянул дежурный, вызвал Колосова к телефону. В кабинет зашли конвойные. Звонили из ЭКУ по поводу технического исследования фрагментов фотоснимка. Колосов достал блокнот.

– Видимо, перед нами обрывок цветной любительской фотографии. При печати использована бумага «Коника», – отчитывался эксперт. – На снимке различимы фрагменты обнаженных человеческих тел. Скорее всего запечатлена сцена интимного характера. Порносцена, яснее говоря, с участием не двух, а трех партнеров. Причем с достаточной долей вероятности можно сказать, что один из ее участников – малолетний ребенок.

Колосов вернулся в кабинет. Баюнов стоял, охраняемый конвоем, курил.

– Можно уводить задержанного? – спросил конвойный.