На рандеву с тенью - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 58

– Что ты насчет свидетелей сказала? Что работать не можем? Я, значит, не могу? – Колосов облокотился на стол. – Не выясняю всех вопросов до конца? А что делать, если они, эти ублюдки, вообще немые, как этот сдвинутый Маугли, или от показаний отказываются?!

– Как Баюнов? – Катя вдруг всплеснула руками. – Ах ты, надо же, совсем забыла! Крестный отец-то местный все сидит! Вы с Лизуновым, кажется, и про него забыли… Кстати, о Лизунове я спросить тебя, Никит, хотела… Что с ним такое творится? Странное?

– С ним? – Колосов вспомнил свой разговор с Лизуновым. Когда Катя ушла в семнадцатый кабинет, Лизунов ему признался, что… Он все порывался немедленно позвонить на мобильный Алине Гордеевой. Внести ясность в вопрос, разъедавший его душу, как язва, – куда она утром исчезла из палатки? И каким образом на месте убийства Новосельского оказался тот проклятый пузырек?!

Колосов еле-еле уговорил его не пороть горячку и не изображать из себя дурака. Спросил, как было дело. Лизунов ответил, что она (он по-прежнему называл Гордееву только так) была с ним в лагере всю ночь, а под утро ушла, когда он спал. Он ждал ее с половины пятого целый час, а затем… «Ну, не искать же мне ее было по палаткам, Никит! – сокрушался он. – Я подумал… Может, что-то не так, я обидел ее чем-то, боль причинил… Иногда с женщинами это случается, тут лучше потом позвонить, поговорить по-честному. Я оделся, вышел на шоссе. Тут и автобус подошел, первый, утренний. Когда я оттуда уходил, там в лагере все еще спали».

Но Кате Колосов пересказал то, что узнал от Лизунова, скупо. Без лирики и комментариев. Катя комментарии сделала сама:

– Но ведь Гордеева и Новосельский даже не были знакомы. Или же… Нет, все-таки зачем он тогда к ним в лагерь приезжал? В разговоре с тобой он просто все отрицал. Но мы же видели его машину там! Помнишь, как это было? Мы ехали, увидели этот «БМВ», пустой, на обочине. А через две минуты к лагерю подъехали, и там Гордеева на наших глазах прощалась с Ларисой Дмитриевной, провожала ее к машине. А Железнова тем временем со Шведом была, и они… Ну, ты помнишь, чем они были заняты. Значит, по логике вещей, никто из них с Новосельским общаться тогда не мог. И либо он был не в лагере, либо приходил к кому-то, кого мы не знаем. Может, к кому-то из девушек? Он ведь такой смазливый парень был, легко мог познакомиться.

– Или могло быть еще одно: он тайно следил за кем-то, – машинально сказал Никита, думая о чем-то своем. – Оставил машину неподалеку, а сам пешочком через рощу прогулялся.

– А для чего ему за кем-то следить? – усомнилась Катя, но тут же спохватилась: Новосельский был убит, и кто-то ради этого убийства, как она только что сама говорила, крупно рискнул.

– Ничего пока не остается, как ждать результатов экспертизы по снимку, – мрачно изрек Колосов. – Пока же, – он взглянул на часы – половина второго, – езжай, Кать, домой, к этой своей приятельнице на проспекте Космонавтов. – Он улыбнулся, словно вспоминая что-то. Приятное. – Будет что-то новое, я тебе позвоню. Эх, жалко, выходные накрылись.

Собравшись, Катя заперла кабинет. По пути заглянула к Лизунову – у него дверь была приоткрыта. Из радиоприемника журчали-скрипели новости – думские баталии, бюджет, повышение цен на бензин, финансовый прогноз. Лизунов сидел за столом. Один в табачном дыму. Лицо его было таким несчастным…

Катя пожалела его, что он так переживает. Вспомнила Гордееву, мысленно сравнила их. Да, эта женщина была старше Лизунова. Странная женщина. А Лизунов, несмотря на весь свой хмуро-бравый вид, внеочередные погоны, орден Мужества, медали, ранения и портрет генерала Ермолова над столом, был еще в таком возрасте («нежном возрасте», – подумала Катя печально), когда мужчины – вчерашние мальчишки – без памяти влюбляются в женщин старше себя. Женщин ярких, мудрых, знающих почти все о жизни и любви, эгоистичных, подчиняющих себе без остатка.

«Боже! – подумала Катя. – Как мы будем жить, когда нам стукнет тридцать пять лет?!»

И еще подумала: «А ведь он сейчас именно ее подозревает, оттого и терзается так. Но почему? Здесь же никакой логики. Зачем этой экстремалке убивать Новосельского или кого-то еще? Она же, как и мы с Никитой, – чужая в этом городе. Совсем чужая. Это только с Женей Железновой они были «свои».

Глава 33

БАШ НА БАШ, ИЛИ РАБОТА СО СВИДЕТЕЛЕМ

Расставшись с Катей, Колосов спустился в ИВС. Никакого плана у него не было. Что толку строить планы, когда не знаешь, что здесь еще случится через четверть часа?

Спросил дежурного, как дела у Мальцева. «Спит после дозы успокоительного». А у Баюнова-Полторанина? «Сидит в общей». Колосов подумал секунду и попросил привести арестованного в следственный кабинет. И Баюнова привели.

– А он себе телевизор требовал в камеру, – наябедничал формалист-дежурный. – Я Лизунову доложил. Как он. А то дай этим волю, так кинотеатр на дому потребуют. Прошлый-то раз, когда он у нас отбывал, двойку ему привезли и кассет прорву. Такие фильмы – закачаешься!

– А когда Баюнов у вас сидел? – спросил Никита. То, что подозреваемого уже задерживали, было для него абсолютной новостью.

– А полтора года назад, когда косметичку из «Бора» убили.

– Что же, он в убийстве подозревался?

– Вроде нет. Но тогда по всему району сразу спецмероприятия провели. Ну а его как сугубо криминализированную фигуру для профилактики к нам на трое суток. Потом отпустили.

«Ну Пылесос! – подумал Никита. – А тогда на поле говорил: «Я тебя не трогал».

Баюнов сидел на стуле и безучастно смотрел на дверь, на стены, на потолок – только не на стоящего перед ним начальника отдела убийств.

– Вы телевизор просили? – Никита уселся за стол. – Я скажу вашему адвокату, пусть привезут.

Баюнов посмотрел на него, что, наверное, означало: тебя я не прошу. Не лезь.

– А к убийствам вы, похоже, на самом деле не имеете никакого отношения, – разочарованно продолжил Колосов. – По крайней мере, к последнему и предпоследнему.

Баюнов хмыкнул, что явно означало: ну, дает.

– Не хотите спросить, кого убили? – поинтересовался Никита. – Девушку одну юную, милую – спасательницу – и паренька. Некий Антон Новосельский, в здешнем банке работал, машина еще у него была такая заметная. Не интересуют вас такие новости, нет? Разговаривать не желаете, Виктор Павлович? Наотрез отказываетесь общаться. А я вот, напротив, расположен посидеть тут с вами, поболтать.

Баюнов снова посмотрел на него, что, наверное, означало: валяй. Попробуй.

– А давайте с вами торговаться, как на рынке. – Никита облокотился о стол. – Баш на баш. Честно скажу: мне позарез нужно кое-что у вас выяснить. И вопросы мои не насчет происхождения оружия, а совсем на другую тему. А вам… Вам, Виктор Павлович, ведь тоже что-то нужно. Кроме телевизора… Так вот, обещаю, если согласитесь на разговор, в обмен на вопросы исполню любую вашу просьбу. Как Луноликая, привидение из каменоломен. Не слыхали про такую, нет? Вы же здешний.

– В детстве слыхал.

Это были первые слова Баюнова, сказанные им после ареста.

– Баш на баш, идет? – спросил Никита. – С условием, что я не буду спрашивать про оружие. По правде, – слукавил он, – оно меня сейчас меньше всего интересует.

– Телефон, – коротко бросил Баюнов. – Мне надо позвонить.

Никита достал мобильный, протянул. Это было грубейшее нарушение правил содержания под стражей. Ведь Баюнов мог позвонить куда и кому угодно, и звонок, пусть даже самый обычный, мог стать сигналом спрятать улики, убрать свидетеля, но…

Баюнов набрал номер. И внезапно Никита увидел, что он волнуется. Гудки, гудки и…

– Алё, это кто? Папка, ты?!

Тишину нарушил громкий детский голос из телефона.

– Шура… Шурка, это я… это папка… Ты как? Как ты там?

Баюнов круто, грузно отвернулся к окну. А Колосов отошел к двери, облокотился о стену, закурил. Слушал эти хриплые, обрывистые бесконечные баюновские: «Ты как? Я ничего, нормально, ты как у меня? Ничего, все хорошо, сынок… Тоже очень, очень скучаю» – и чувствовал себя прескверно. Все эти сантименты, чтоб их, но…