Молчание сфинкса - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 48

А почему бы и нет? Пусть это наконец произойдет. Ведь это должно произойти! Они поужинают, посидят в баре с видом на Кремль, затем поднимутся в его номер. Труден только первый шаг – даже в любви. А потом уж она станет тем, кем он захочет – верной женой на весь остаток жизни, подругой на час, любовницей для встреч в номере гостиницы. Только бы это произошло сегодня, сейчас. Только был бы сделан первый шаг с его стороны – любой, решительный или робкий, все равно, но первый…

«Он, возможно, думает, что я соглашусь из-за его денег, – от этой мысли ей стало больно. – Ведь я не ради денег, как же он не понимает?»

И она представила себя рядом с ним где-то далеко-далеко – в Вене, например, на ежегодном балу в Опере. Пары, кружащиеся в вальсе, аромат духов, блеск бриллиантов и шепот на смеси англо-франко-немецкого: Салтыков и его жена, урожденная княгиня Лыкова…

С ним все приобретало совершенно иную цену, иной смысл, даже наследственность, даже фамильные черты, титулы, забытые и похороненные временем, привычки, семейные предания, легенды, надежды, мечты. Особенно мечты…

Черный «Мерседес» мчался по набережной к Каменному мосту. Освещенный яркими огнями отель «Амбассадор» на той стороне Москвы-реки остался далеко позади. До Каменного моста Анна Лыкова все еще надеялась, что они все же доберутся именно туда и закончат свой путь там, но вот и Каменный мост исчез из виду. Набережная как темная лента разматывалась в бесконечность. Мосты, мосты…

Они въехали на Автозаводский мост, и Анна Лыкова поняла – он везет ее домой. Не к себе, домой.

Темный двор в этот поздний час был безлюден и тих. Окна их квартиры тоже были темны. А у обшарпанного подъезда стояла машина ее брата Ивана – старый «Форд», купленный в Южном порту.

Салтыков вышел вместе с ней, терпеливо ждал, пока она справится с кодом на двери – она все сбивалась, никак не могла набрать нужную коротенькую комбинацию цифр.

– Ваш дом, Анечка, настоящий памятник эпохи тоталитаризма, – Салтыков вздохнул. – Похожие дома есть в предместьях Рима, их строил Дуче в тридцатых. Вы, наверное, с ног валитесь, устали, бедная вы моя, хорошая… Еще раз благодарю вас за сегодняшний день. Буду рад видеть вас всегда, приезжайте.

Это было все, что он сказал ей на прощанье. Код поддался – Анна открыла дверь и вошла в свой подъезд, пропахший кошками, сыростью и чьими-то пригоревшими котлетами.

Черный «Мерседес» уехал. Ни Салтыков, ни Анна не заметили, что за ними наблюдали – от угла дома отделилась тень, медленно отступила во тьму. Послышались быстрые шаги – из двора прочь, к набережной. Спустя какое-то время на пустынной набережной можно было увидеть одинокую фигуру. Человек стоял, опершись о чугунные перила парапета, смотрел в черную воду. Начался дождь – промозглый, осенний, ночной. Тучи, наплывая с юго-востока, наконец-то дошли и до Москвы. Но человек не обращал внимания на дождь. Достал из кармана кожаной куртки сигареты. Закурил. Огонек зажигалки осветил его лицо – это был Иван Лыков. Он стоял один на набережной под дождем. Не шел домой.

В темноте послышались шаги – приближались трое. Смутные тени, кряжистые фигуры…

– Мишка, глянь… Пацаны, погодь… А куртка-то ничего… Эй ты, чего молчишь, когда к тебе обращаются?

– Эй, парень, закурить есть?

Хриплые пьяные голоса. Запах пивного перегара. Иван Лыков медленно обернулся. Сунул руку в карман куртки.

– Эй, мобила есть? Нам с пацанами позвонить срочно надо.

Они подошли к нему вплотную и…

– Эй, ты чего? – один, более трезвый, чем остальные, сразу попятился. – Чего ты? Чего?! Пацаны, ладно, пойдемте… Бросьте…

– Ладно, ладно, ты чего, пацан? Чего ты? Шизанутый какой-то… Атас, пацаны!

Они отчалили, оставив его у парапета набережной. Хотя их было трое – ввязываться в драку с ним они не стали. Куртка и телефон того не стоили – это тревожно и властно подсказывал сквозь пивные пары всем троим инстинкт самосохранения. Можно было крупно нарваться, можно было поплатиться многим, а может быть, и всем.

В отель «Амбассадор» Салтыков не вернулся. Была уже глубокая ночь, когда его черный «Мерседес» въехал на территорию Лесного и остановился у темного фасада дома. Водитель пожелал Салтыкову спокойной ночи, спросил:

– Во сколько приехать завтра за вами?

– Я позвоню, Семен, вот возьмите, и спасибо вам, – Салтыков вручил ему обычные чаевые.

Машина развернулась. Свет ее фар на мгновение выхватил из темноты строительные леса, кучи гравия во дворе, стволы старых деревьев. Было очень сыро и промозгло, но дождь перестал – тучи ушли в сторону города, и небо над Лесным прояснилось. Над Царским прудом тускло желтела луна на ущербе.

Скрипнула дверь флигеля.

– Роман, это ты? Ты приехал?

Салтыков стремительно обернулся, быстро взбежал по ступенькам на крыльцо. Его встречал Леша Изумрудов – один из всех.

– Алеша, дорогой, – Салтыков схватил его руку, сжал. – Как ты тут? Как вы тут все?

– Милиция была. С Долорес стало плохо, Валька хотел даже вызвать «Скорую», но все обошлось таблетками… Она у себя, лежит, Валька у нее, а я… Я звонил тебе весь вечер, твой телефон не отвечал! Я тут совсем один, все точно с ума сошли…

– Ничего, все позади, я приехал, теперь я здесь, с вами. С тобой, Алеша, – Салтыков обнял его за плечи. – Успокойся, все страшное позади. Я был бы здесь еще раньше, но я не мог. Меня тоже допрашивали в полиции… Но теперь я здесь, я не уеду. Пойдем, – он повел Изумрудова в дом. В холле, когда он раздевался, ему сразу бросилось в глаза, что большое зеркало, висящее на стене, завешено шторой, снятой с окна.

– Кто это сделал, зачем? – удивленно спросил он.

– Я, – Леша Изумрудов отвернулся. – Пусть будет так до утра. Я не могу туда смотреть – дома темно, на улице темно, я тут один как проклятый торчу. Я не хочу, я боюсь…

– Бедный, бедный мой, – Салтыков, не отпуская его, увлекал за собой, поднимаясь по лестнице. – Это все расстроенное воображение, это все пустые страхи…

Они поднялись в спальню Салтыкова.

– Я только приму душ с дороги, а ты постарайся успокоиться и согреться, – Салтыков снял пиджак, нагнулся и взял с кровати аккуратно сложенный синий купальный халат.