Молчание сфинкса - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 10

Вы молоды и очень любопытны. Больше всего на свете в данный момент вам хочется знать, кто и почему убил священника дождливым осенним вечером. А у вас муж – верный, но до ужаса капризный спутник жизни, ревниво требующий к себе безраздельного внимания. У вас завал работы, потому что сотрудников в пресс-службе кот наплакал, а газет и журналов сотни и тысячи. И все ежедневно, ежечасно рвут вас на части, требуя эксклюзивный и непременно сенсационный материал.

Каждое утро в пресс-центре главка трезвонят телефоны, и десятки репортеров повторяют один и тот же нудный вопрос: что случилось за сутки? Кого убили? Кого изнасиловали? Как, никого не убили? Все было тихо? Да как же это?! Вы нас, многоуважаемая Екатерина Сергеевна, просто без ножа режете!

Екатерина Сергеевна, или для друзей просто Катя, в это утро примчалась на работу рано. Начальник отдела убийств Никита Колосов «убывал», как говаривали в этих случаях в главке, в бессрочную командировку в Тутыши сразу после совещания у руководства. Надеяться, что он позвонит сам и возьмет с собой в Тутыши представителя пресс-службы, было наивно. Катя и не надеялась. Она просто терпеливо караулила Колосова в вестибюле, то и дело поглядывая то на электронное табло на стене, то на свои часики, которые спешили на пять минут.

Наверху в родном кабинете оставались брошенными на произвол судьбы два неоконченных криминальных очерка и одно важное интервью для «Вестника Подмосковья». Чтобы не терзаться по поводу несделанного, Катя, как обычно, прикрылась словно щитом любимым афоризмом Скарлетт О'Хара: «Я не буду думать об этом сегодня. Я подумаю об этом завтра».

Однако было и еще кое-что, о чем думать завтра было просто невозможно. Этим кое-чем был муж Вадим Андреевич Кравченко, именуемый на домашнем жаргоне «драгоценным В.А.».

У «драгоценного», не состоявшего на госслужбе, а зарабатывавшего свой нелегкий хлеб в качестве начальника личной охраны небезызвестного в столице предпринимателя Василия Чугунова, был скользящий график выходных. И это создавало большие проблемы, потому что очень часто его выходные не совпадали с выходными Кати. Когда «драгоценный» отдыхал, это обычно выливалось у него в шумную расслабуху в компании закадычного друга детства Сергея Мещерского.

Мещерский недавно вернулся из Питера и уже настойчиво подавал признаки жизни: звонил другу Кравченко и отдельно, особо – Кате. Было решено встретиться в первый же общий выходной, и каждый предлагал свой собственный план посиделок. Катя предлагала мирно и скромно собраться дома за столом (благо Мещерский и сам обожал возиться на кухне, а посуду могла вымыть и посудомоечная машина). Кравченко, любивший сорить кровно заработанными на ответственной должности телохранителя деньгами, звал скоротать вечер в ресторане – в «Кавказской пленнице», например, или же в грузинском погребке на Остоженке. Мещерский, хорошо помнивший, чем закончилось последнее коротание времени в погребке (Кати с ними не было), деликатно намекал, что лучше и безопаснее всего совершить выезд на природу, если, конечно, погода позволит. Полюбоваться, как лес теряет багряный свой убор, потомить шашлыки на мангале, прокатиться на нанятой моторке по каналу имени Москвы и вообще вдохнуть полными легкими свежего воздуха, аппетитно приправленного ароматом дыма походного костра и коньяка из заветной фляжки.

Катя знала: «драгоценный» со своим дружком детства все равно переспорят ее, но особо не переживала. До выходного еще надо было дожить. А пока больше всего на свете ее занимал вопрос: кто же убил старого священника в этих безобидных дачных Тутышах и что из всего этого расследования получится?

Всем этим она попыталась поделиться с «драгоценным В.А.», но он только плечами пожал: «Убили? Ну и земля пухом. Мало ли этих убийств? Каждую неделю вон строчишь – только успевай. Чего ж так переживать-то?»

Казалось, «драгоценный» мыслил крайне примитивно, но на деле всегда оказывалось – здраво, дальновидно и, что называется, житейски-мудро. Катя часто в этом убеждалась, но все равно это его равнодушие порой ее сильно раздражало. Но через секунду она уже говорила себе: а ты сама разве не черствая, не равнодушная? Разве так уж тебе жаль этого несчастного отца Дмитрия? Тебе просто интересно, потому что это новая тема, новое событие, новый материал. А насчет жалости – это все пустые слова. Шелуха.

Шелуха?

Катя увидела, что Колосов спускается по лестнице. Неужели и для него все это тоже шелуха? Издержки профессии?

– Ой, Никита, привет. А ты почему опаздываешь? Я тебя жду.

«Ой, Никита» – это было уже традицией. Колосов замер на ступеньках. Таким тоном вас упрекают, когда вы опаздываете на любовное свидание. Но ему лично вроде бы сегодня утром в вестибюле главка под недремлюще-зорким взглядом дежурного никто любовных свиданий не назначал. Или все же назначили вполнамека – вчера, темным дождливым вечером в машине по дороге с места происшествия?

– Новости есть? – алчно спросила Катя. – Может быть, там уже кого-то задержали? Подозреваемого?

– Никого пока не задержали. А ты куда же это… – Колосов едва не произнес «намылилась», но вовремя прикусил язык, – собралась?

– Как куда? С тобой в Тутыши, – Катя доверчиво просунула руку ему под локоть и повлекла на улицу. – Название какое, а? Словно глупыши. Ну что ты такой сумрачный, Никита. Ты совсем-совсем не рад, что я с тобой еду?

– Зачем едешь-то?

– Смотреть, как ты… как вы все там работаете, как ты гениально раскрываешь зловещее убийство. Ты же вчера сам сказал, что ты не против, чтобы и я тоже участвовала, собирала материал.

– Я пошутил. Вчера.

– Иногда я просто ненавижу тебя, – Катя остановилась. – Будешь так с людьми обращаться, один останешься. Один как пень.

– Я и так один, – Колосов открыл свою «девятку». – Ну что стоишь, садись. Только учти – это прогулка на целый день. Работы полно. Дело умники из министерства на особый контроль взяли. Допоздна, может, задержимся. Муж твой как, не забеспокоится? Еще телефон обрывать начнет.

– Насчет мужа можешь не волноваться так сильно, – отрезала Катя, усаживаясь на заднее сиденье. – И вообще, если будешь говорить со мной таким тоном, то…