29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 40

Колосов тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Глухо кашлял, теребил букет георгинов. Потом взял Катю под руку, точно обрел в ней некую опору.

– Не вздумай сейчас приставать с расспросами к ее матери и сестрам, – шепнула ему Катя, – потом приедешь, через несколько дней.

– Да знаю я. А старшего брата – монаха что-то не видно. Наверное, не очень-то и уедешь из монастыря.

– Мне кажется – вон ее брат, младший, – сказала Катя, – тот, что рядом с Моховым идет, гроб несет. И плачет. Он на мать с девочками лицом очень похож. С ним можно будет познакомиться, соболезования выразить.

Венков и цветов несли много. Дело было в августе, и цветы – первые астры, георгины, яркие гладиолусы, левкои, настурции и турецкие гвоздики – были в избытке. Среди пестрого вороха выделялся огромный роскошный венок из пурпурных роз и можжевельника, перевитый траурной лентой с надписью: «Дорогой Елене от друзей и коллег». Венок этот уже на кладбище вместе с большой фотографией Воробьевой поставил на могилу Лев Сайко.

Похороны шли своим чередом. Священник прочел молитвы, гроб опустили в могилу, родные и близкие начали бросать горсти земли и цветы на дубовую крышку. Могильщики резво взялись за лопаты. И вот вырос песчаный невысокий холмик, покрытый цветами и венками.

В кронах берез прошумел ветерок с реки. Где-то в лесу за кладбищем стрекотали сороки. Со стороны дороги послышался шум мощного мотора. Катя присела на деревянную скамейку у ограды какой-то могилы. Вот и все. Как быстро… Жила-была Лена Воробьева – дочь священника, официантка и красавица, и вот уже ее похоронили. Зарыли в песок.

Колосов подошел к Мохову. Тот тихо разговаривал с пареньком, которого Катя посчитала братом Воробьевой. Катя видела, как с ним поздоровался и заговорил Никита. Молодой священник бережно подвел к могиле мать Воробьевой. Уговаривал ее, утешал, призывал крепиться, мужаться, терпеть, молиться за упокой.

Со стороны дороги послышались шаги. Катя оглянулась. Среди березовых стволов мелькнула высокая фигура. Молодой мужчина в джинсах, джинсовой куртке, темных очках с букетом роз. Катя привстала – незнакомец явно колебался: подойти к могиле или остаться незамеченным. Он сдернул темные очки. Жест выдавал сильное волнение. Прислонился спиной к березе. Катя никогда не видела этого человека. Но внешность его была яркая, запоминающаяся – мощная фигура, широкие плечи, мужественные черты лица.

«Кто такой? – подумала Катя, испытывая отчего-то сильную тревогу и жгучий интерес. – Что ему надо? И почему он не подходит, прячется?»

По двое, по трое народ потянулся с кладбища к автобусам. Катя видела, что Колосов идет вместе с Моховым и высоким пареньком. Она не стала подходить – не нужно мешать их чисто мужской беседе. Она оглянулась, ища незнакомца с букетом. Но его не было, он исчез.

У могилы прощались, отдавая покойнице последний долг. Катя видела, как Лев Сайко подошел к матери Воробьевой, что-то тихо говорил ей, потом наклонился и поцеловал ей руку. На кладбище он единственный представлял коллег Воробьевой по ресторану. Катя так и не поняла, что это – случайность или же не случайность, что приехал именно он.

У церкви все начали снова рассаживаться в похоронные автобусы, чтобы ехать на поминки. Колосов ждал Катю у машины.

– Вот и все, – сказал он, – да, дела… А это действительно ее брат оказался, младший. Юрием зовут, ничего пацан. Переживает, сестру жалеет, плачет. Я уж успокаивал его, как мог.

– Он не семинарист случайно? – спросила Катя.

– Нет, я тоже его спросил. Он сказал, что учился в институте геодезии, а сейчас работает.

– Где?

– На каком-то предприятии. Катя, ты же сама говорила: тут не место следствие проводить!

– Значит, ее отец служил в этой самой церкви? – Катя смотрела на купола-луковки. – Почему же все-таки приход не отдали ее брату?

– А разве приходы передаются по наследству?

– Я не знаю, Никита. Я думала, что все дело в его возрасте. Но этот батюшка здешний, новый, тоже совсем молодой и дьякон тоже. Значит, дело не в возрасте священника. Церковь часто поступает мудро, – Катя смотрела на открытые настежь церковные двери, – и в этом случае они посчитали необходимым передать приход другому настоятелю. И какие-то причины, видимо, для этого были.

– Я не понимаю, куда ты клонишь, – сказал Колосов, – я в церковных вопросах не разбираюсь. Ты Сайко видела? Ну и как он тебе показался?

– Ничего, симпатичный. Как яблочко наливное. Он матери Воробьевой руку поцеловал… Да вон он, кстати, идет. Надо же, какая у него машина крутая.

Сайко медленно подошел к стоявшему у ограды «БМВ». Пискнула сигнализация. Соскучившийся по хозяину бульдог выпрыгнул из машины. Сайко потрепал его по голове. Он не торопился уезжать, видимо, собираясь остаться и на поминках.

– Значит, он приехал проститься с ней, – тихо сказал Никита, – не проигнорировал, как остальные, печальное событие… Надо снова потолковать с этим поваром. Ты не заметила – он крестился, нет?

– Крестился?

– Ну на церковь, на купола?

– Нет, я не видела, – удивленно сказала Катя. – А что?

– Да так. Интересно просто. Ходят слухи, что он мусульманин.

– Сайко? – Катя смотрела на повара «Аль-Магриба». К нему подошел Мохов, сел на заднее сиденье «БМВ», отпихнул ластящегося бульдога. Видимо, с Сайко они были давние знакомые и приехали вместе.

– Тихие похороны, скромные, надо же, – сказал Колосов, – совсем обычные. Я думал, дочерей священников как-то по-особенному хоронят.

– Скажешь тоже. Там все равны, – Катя кивнула в сторону кладбища. – Тут приезжал какой-то тип странный, он…

Она не договорила – мимо церкви проехал серебристый внедорожник.

– Классная тачка, – Колосов проводил машину взглядом, – «Рейндж-Ровер». Браток, наверное, какой-нибудь местный разжился. Шикует.

Автобусы тронулись в путь. За ними последовали «БМВ», «Жигули» и «Москвич». Колосов ехал последним. Они с Катей проводили печальный кортеж до поворота на Дмитровку. Похоронные автобусы проехали мимо «Ровера», припаркованного на обочине. Катя, когда они поравнялись, увидела за его рулем того самого незнакомца в джинсовой куртке. Он сидел, устало откинувшись на подголовник, смотрел вслед похоронной процессии, словно ждал, когда же она наконец уедет.

– Надо же, кто явился! – удивленно воскликнул Колосов! – Катя, ты знаешь, кто это?

– Я его видела на кладбище, я тебе говорила. Он как-то странно себя вел, – Катя обернулась – они уже проехали «Ровер».

– Серафим Симонов собственной персоной, – сказал Никита, – и он приехал. Интересно, по поручению Потехиной или по личной инициативе?

– Анфиса про него говорила, у него с Воробьевой было… Они со Студневым поспорили каждый на… В общем, это неважно, это все такая дрянь… А кто он все-таки такой? – Катя смотрела на удаляющийся «Ровер».

– Вроде какой-то актер из погорелого театра. Но надо это проверить, – Колосов посмотрел в зеркало: «Рейндж-Ровер» по-прежнему не трогался с места – нездешняя роскошная машина на тихой сельской дороге.