29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 32

Сопровождаемый по пятам шеф-поваром Поляковым, Никита тщательно осмотрел оба обеденных зала, официантскую, подсобные помещения, кухню. В зале остались разоренными накрытые столы: клиенты схлынули, как вода после потопа. В официантской вскрыли запертый шкафчик Воробьевой, но там была только ее одежда: летние бриджи из цветной ткани, топ, бюстгальтер, еще одни уличные босоножки – без каблуков, красного цвета и сумка – тоже красная, им в тон. В сумке были кошелек с деньгами, телефон, косметичка, сигареты и ключи. Все, как и у тысячи остальных женщин, если заглянуть к ним в сумку.

На кухне ресторана Колосова просто сразило обилие продуктов, образцы которых предстояло изъять. «Если будет доказано, что Воробьеву отравили, необходимо точно установить, в чем именно ей дали яд. Пусть со Студневым у нас ни черта не вышло, – упрямо думал Никита, – но здесь мы все же попытаемся, сможем».

Шеф-повар Поляков повиновался беспрекословно: открывал по просьбе Колосова и экспертов шкафы, холодильники, морозильники, духовки. Он рассказывал и показывал все, все, все. И только на один, самый главный вопрос: «Пробовала ли Воробьева что-нибудь из приготовленного в этот день?» – он ответить затруднялся. А может, и просто не хотел отвечать. У Никиты к шеф-повару накопилось множество вопросов, и они так и рвались с языка, но, увы, для самых интересных из них тут было не место и не время.

– Ну, что же делать, возьмем образцы всего, что тут есть, – бодро предложил молодой эксперт-криминалист, ученик и коллега Заварзиной. – Начнем, пожалуй.

Никита оглядел ломившиеся от снеди столы: все эти «горячие», «холодные», «закусочные», «кондитерские» цеха. Яд мог скрываться в чем угодно. Воробьева могла выпить стакан сливок, съесть апельсиновое желе, попробовать вон тот соус на плите, и тот, и этот тоже, и мясо могла попробовать, и какую-то кашу с изюмом и орехами, выложенную трогательным куличиком на фаянсовую тарелочку с мавританским узором.

– Это что такое? – спросил Колосов Полякова.

– Наш фирменный кус-кус с фруктами, – ответил шеф-повар, – я как раз занимался оформлением этого блюда, когда услышал шум и крики в зале. Сразу все бросил, побежал туда. А вы мне можете сказать, что все-таки случилось с Леночкой? Почему сюда сразу нагнали столько милиции? Почему вас так интересует наша кухня, все эти продукты?

– А вы сами не догадываетесь, Иван Григорьевич, что могло произойти с Воробьевой? – хмуро спросил Никита.

– Я? Нет. Я подумал, у нее приступ… Ну это иногда бывает с женщинами в ее положении. Когда моя двоюродная сестра была беременна, у нее развился страшный токсикоз. Слава богу, ей вовремя сделали почечный диализ…

– Воробьева была беременна? – спросил Колосов. – А откуда вы об этом знаете?

– Она сама мне сегодня утром сказала. Она приехала бледная вся, измученная какая-то. Я спросил, что с ней, уж не заболела ли? Она говорит: нет, это не грипп, а гораздо хуже. Сказала, что у нее будет ребенок и что ее жутко тошнит.

– Гораздо хуже, чем грипп? Это ребенок-то?

– Ну да, она именно так и сказала, раздраженно так, и пошла в туалет, видимо, ее действительно тошнило. Я предлагал ей уехать домой, отлежаться, все равно у нас сегодня еще двое официантов работают, а она и так всю неделю смена за сменой без выходных. Но она ответила, что ей лучше… А что вы на меня так смотрите?

– Как? – спросил Колосов.

– Ну так, словно… Словно это я виноват.

– В чем?

– В ее состоянии.

– Интересно, какой ответ. – Колосов невесело усмехнулся. – Ну, а как же, Иван Григорьевич? О таких вещах, как дети, кого в первую очередь женщины ставят в известность? Отца, разве нет?

– Нет, – отрезал Поляков, – если вы так рассуждаете, молодой человек, значит, вы плохо знаете жизнь и совершенно не знаете женщин.

Колосову хотелось врезать ему в лоб: «Ну а вы, Иван Григорьевич, женщин, конечно, досконально успели изучить вдоль и поперек. А вот некая Сашенька Маслова вам случайно не знакома?» Но это, к сожалению, была совсем другая песня, и она не подходила к этой кухонно-ресторанной опере.

Шеф-повар так и просился на протокол допроса, как рождественский гусь на сковородку, но его час еще не пробил.

В конце изматывающей работы на месте происшествия, после всей этой нудной свистопляски, связанной с изъятием и сводящей с ума своей аккуратностью упаковкой образцов для экспертизы, у Колосова разламывалась поясница, болели руки, а в глазах рябило. Дышать на кухне было нечем, потому что из-за работы спецтехники все кондиционеры пришлось отключить.

В бухгалтерии ресторана установили подмосковный адрес Воробьевой. К ней сразу же выехали сотрудники отдела убийств. Весь персонал ресторана тщательно опрашивали: не заметил ли кто-нибудь что-нибудь подозрительного? Никто, как водится, ничего не заметил. Но все хором – от шеф-повара до грузчика – уверяли: никогда ничего подобного в «Аль-Магрибе» не случалось. И высказывали сомнения – зачем вообще милиция поднимает такой шум? Разве не ясно, что Воробьева умерла из-за сердечного приступа, или, может, тромб у нее оторвался. Сейчас от здоровья всего что угодно можно ждать на такой жаре, с таким задымлением в городе.

Колосов попросил работников ресторана срочно связаться с Потехиной. Присутствие хозяйки было необходимо для решения целого ряда формальностей. Поляков начал звонить ей домой и на мобильный, но телефоны не отвечали.

– Сегодня же среда, – сказал он с досадой, – она по средам и пятницам тут не бывает, ездит в Новогорск – у нее старший сын там на спортивной базе на сборах. Он играет в футбольной команде юниоров. Очень способный паренек. Наверное, она там с ним.

Колосов попросил, чтобы в течение дня Потехину разыскали, а пока ресторан временно решено было закрыть до получения результатов химико-криминалистической экспертизы. Персонал при этом известии заволновался: как, почему? Ну, среда-четверг, как вынужденные простои, – это еще ничего, ладно, но пятница, выходные, когда самая клиентура! «Да по какому праву они нас закрывают? – митинговали в официантской и на кухне. – Да мы жаловаться будем!»

Колосову этот митинг скоро наскучил, он вышел в зал к голубям и фонтану и увидел там Петра Мохова. Поначалу он его и не узнал даже, просто удивился: кто это так нагло и одиноко сидит? А потом вспомнил – ба, знакомое лицо.

Катя в самом начале осмотра видела, как Мохов и Анфиса ушли, после того как сотрудники милиции записали их данные. Как Мохов вернулся в «Аль-Магриб», Катя этого не видела – она уехала в управление на Никитский. Не видел момента возвращения в ресторан Мохова и Колосов. Он вообще подумал, что парень вот так и сидит, точно приклеенный, все четыре часа на диване у фонтана, пьет давно остывший кофе и наблюдает за всем с тревожным и настойчивым любопытством соглядатая. Это было весьма необычное для рядового свидетеля поведение. Никита за все годы работы в розыске не помнил случая, чтобы свидетель сидел и ждал, когда правоохранительные органы соизволят обратить на него свое бдительное внимание.

– Я вас внимательно слушаю, Петр, здравствуйте, – сказал Никита, подходя и усаживаясь напротив, – вот при каких обстоятельствах снова пришлось встретиться. Вы ждете так долго, чтобы что-то нам сообщить? Что-то важное, да?

– Я? – Мохов как-то сразу стушевался. – Я ждал, когда вы наконец освободитесь. Я ведь сразу вас узнал, как только вы приехали сюда. Я еще тогда, в кабинете вашего шефа на Никитском, понял, ну когда мы к вам с Авророй приезжали, что это именно вы делом Макса Студнева занимаетесь. Хотя вы там в кабинете вашего начальника и молчали почти все время. И я вас, кажется… видел по телевизору. Ну конечно, вы начальник отдела убийств. В «Криминале», кажется, или в «Дежурной части»… Я вот только фамилию вашу запамятовал.

– Колосов Никита.

– Мохов Петр, ну да это вы знаете. – Мохов вздохнул. – Скажите, вы уже установили, отчего умерла Лена?

– Пока точных данных о причинах ее смерти у нас нет.

– Но вы ведь точно знаете, что это никакой не сердечный приступ! – Мохов взволнованно заглянул в глаза Колосову. – Вы же убийствами занимаетесь, иначе вас бы тут не было. Вы что же, подозреваете, что это убийство?