29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 26

И тут внезапно она увидела Анфису. Та понуро стояла возле книжного лотка. Катя сразу узнала приятельницу, и сердце ее сжалось: с момента их последней встречи Анфиса сильно изменилась. Она чудовищно растолстела. Катя смотрела на ее расплывшуюся бесформенную фигуру, облаченную в мешковатый костюм, подозрительно похожий на тот безразмерный «кутюр», который продают в магазинах «Три толстяка». Костюм был серым, точно припорошенным пылью. Лицо Анфисы тоже было серым, пепельным, опухлым и одутловатым, не тронутым летним загаром, а густые темные волосы были кое-как сколоты на затылке, пряди выбивались. На лбу блестела обильная испарина. Анфиса вытащила из сумки бумажную салфетку и промокнула лоб.

Катя быстро подошла к ней.

– Анфиса, здравствуй, я здесь. – Она разглядывала приятельницу, чувствуя сердцем, что эта встреча уже началась не так, как надо, и бог весть чем теперь закончится, – Анфиса, ты давно меня ждешь?

– Пять минут. – Анфиса посмотрела на Катю и вздохнула: – Опять жара, и снова этот дым…

– Ну, сейчас хоть рассеялся немного, а то утром дышать нечем было, – Катя осеклась. – Анфиса, мне нужно поговорить с тобой. Пройдемся по набережной, там не так шумно. Ты не торопишься?

– Нет.

Анфиса закинула на плечо свою увесистую вместительную сумку-торбу, украшенную затейливыми мексиканскими узорами. Ремень впился ей в грудь. Катя заметила, что Анфиса вздрогнула, закусила губу, точно от внезапной боли, и быстро перевесила сумку на другое плечо. Катя не могла знать, что ремень надавил на пластырь, прикрывавший вчерашние порезы. Они всегда особенно сильно болели и саднили на второй день, хотя под легкой тканью ни их, ни пластыря не было видно.

– Анфиса, я тебе вчера звонила, – произнесла Катя, отчего-то теряясь, – я хотела… С тобой все нормально? У тебя такой голос был больной по телефону, я подумала, что…

– Ничего, все прошло, – сказала Анфиса, – ты как сама?

– У меня все в порядке.

– А Вадик твой как?

– Он отдыхает. Он в Сочи с Мещерским. Анфиса, я вот что хотела, – Катя снова запнулась. – Анфиса, как родители?

– Что им сделается? Живут.

– Папа все еще работает?

– Работает. Я с ними сейчас редко вижусь.

– Анфиса, мне нужно поговорить, посоветоваться с тобой об одном важном деле.

– А я думала, он меня к вам вызовет. Сразу на допрос, – тихо произнесла Анфиса, – твой коллега из милиции. Он вчера приезжал в ресторан. Сказал, что позже со мной побеседует, вызовет меня на Никитский. А я сказала, что у меня там подруга работает, – Анфиса пристально посмотрела Кате в глаза, – и ты сразу же мне позвонила. Только поэтому?

– Поэтому, но не только… Я давно хотела позвонить, увидеться с тобой.

Анфиса скорбно усмехнулась. Катя подумала: «Так мне и надо. Люди, особенно наши друзья, не прощают вот этого самого: хотела, собиралась, да все дела, дела… Какие, к черту, дела? А вот клюнул петух жареный, что называется, и сразу вспомнила, сразу телефон набрала».

– Это убийство вызвало страшный переполох, – выпалила Катя, более не раздумывая, – потому что это не обычный случай, это отравление. Ты понимаешь, о чем я? Максима Студнева отравили на том самом ужине в ресторане «Аль-Магриб», на котором была и ты. Я про тебя узнала совершенно случайно, вчера.

– Как это случайно? – спросила Анфиса.

– В таких случаях всегда составляется список тех, кто… Ну, в общем, свидетелей. Кто был со Студневым в день его гибели. Анфиса, как же ты там среди них оказалась? Ты что же, знала Студнева раньше?

– Ага, знала, – Анфиса отвечала с каким-то нервным смешком, – я с ним даже спала. Но он меня бросил. Сказал мне как-то раз, что я – прорва ненасытная, что таких, как я, раскормленных, до неприличия раскормленных свиноматок, нужно…

Анфиса умолкла. Катя смотрела на нее, не зная, что говорить дальше.

– Давай-ка присядем, – сказала она наконец, кивая на скамейку на набережной. Они сели. На том берегу в парке работали аттракционы. Визжали, хохотали дети. Из плавучего ресторана «Мама Зоя» несло кухонным чадом, пригорелым салом и жареным луком. На воде дрались и кричали чайки.

– Есть хочется, – сказала Анфиса, облизывая пересохшие губы. – Ты завтракала?

– Что? Да, я завтракала, кофе пила… Анфиса, так как же это? Что ты говоришь? – Катя с усилием подбирала нужные слова. – Как же это у тебя было с ним?

– Как было? А ты не знаешь, как это бывает? Маленькая, впервые замужем? – Анфиса усмехнулась. – Ну, теперь его нет, он умер. Значит, его отравили, это точно?

– В теле обнаружен яд замедленного действия. Экспертиза установила, что Студнев получил его на том самом ужине вместе с пищей. А умер он спустя несколько часов в своей квартире в поселке Столбы.

– Он мучился? – спросила Анфиса.

– Наверное… Я не знаю точно. Ему не хватало воздуха, он добрался до балкона и упал оттуда. Упал с восьмого этажа. Нелепо, ужасно, но все так и было.

– Я хочу, чтобы он мучился, – сказала Анфиса, – значит, это был яд? О, это даже интересно! Крысиный король получил-таки свою порцию пирога. А это был случайно не стрихнин?

– Я не помню названия яда, – соврала Катя, – а при чем тут… крысиный король? Какой крысиный король?

– Ты не помнишь, как у Ахматовой написано: «Слава тебе, безысходная боль, умер вчера… крысиный король». – Анфиса усмехнулась: – Кто из великих сказал, что в каждом из нас сидит во-от такая жирная крыса? Так вот в Максе сидела не одна, а целых пять. Выводок со слипшимися хвостами.

– Анфиса, ты… у вас что, все было так серьезно? Ты его любила? – Катя тревожно смотрела в лицо подруги.

– Я хочу есть. – Анфиса быстро отвернулась, жадно втянула ноздрями запах с кухни «Мамы Зои». – Я просто умираю от голода.

– Ну, если хочешь, давай зайдем, – Катя неуверенно кивнула на поплавок, вид у заведения был подозрительный. У входа маячили похожие на собак львы из позолоченного папье-маше и картонный черкес зверовидной наружности.

– А ты разве не мечтаешь взглянуть, где отравили Макса? – спросила Анфиса.

– Ты угадала. – Лукавить с Анфисой было бесполезно. – Он тебя бросил, оскорбил?

– Да как тебе сказать, Катька… Я-то замуж за него совсем уж намылилась выйти.

– Тебе больно об этом говорить? – спросила Катя.

– Ну, все равно же вы будете меня допрашивать, – пожала плечами Анфиса, – и об этом, и о том… Так уж лучше сразу и тебе, чем… чем тому типу, что приезжал вчера. Знаешь, явился вчера от вас один – такой весь из себя накачанный. Наверное, спит и видит себя чемпионом по карате в тяжелом весе. Фингал под глазом как слива. В голове, по-моему, ни одной извилины, одно мужское достоинство упрямо выпирает.

Катя невольно усмехнулась: Анфиса нарисовала свой собственный портрет Колосова. Они поднялись со скамьи и медленно побрели по набережной к пешеходному мосту.

– У вас все было так серьезно? – вернулась к разговору Катя. – Студнев хотел на тебе жениться?

– А что? – Анфиса вдруг остановилась. – На такой бомбе нельзя даже захотеть жениться?

– Анфиса, ты что, я совсем не то имела в виду… Просто я немного познакомилась с этим делом. И мне показалось, что Студнев…

– Я так и поняла, – перебила ее Анфиса, – ты такого дела не упустишь. Как же, сенсация! Эх, жаль, меня не оказалось поблизости, когда он с балкона-то вверх ногами летел. Какие бы снимки получились – класс. Мои фото да твой комментарий профессионала с места последних событий. Денег бы заработали – жуть, – Анфиса неожиданно всхлипнула.

Катя обняла ее за плечи.

– Я и со Студневым познакомилась немного по рассказам тех, кто его знал, – приврала она, – и мне показалось, что этот парень был не из тех, кто женится даже на красотках. Он не производил впечатления жениха. А почему в нем сидело сразу пять крыс? Почему ты его их королем зовешь?

– «Щелкунчик» помнишь? Вот потому и зову. У него было сложное отношение к жизни, смешанное – наполовину королевское, наполовину крысиное, – ответила Анфиса, – все вокруг мое, везде я один, мне все можно, я король жизни. И при этом я же и сожру всех и все, до последней крошки, никому ничего не оставлю. Лопну, издохну, а сожру все один… Ты думаешь, что он со мной-то, такой вот тушей, сошелся?