Мошенник на Поле Чудес - Сотников Владимир Михайлович - Страница 30

– Музей готовят к эвакуации, – громко объяснил Кит Китыч. – Эти кадры сняты примерно пятнадцатого октября – когда фашисты были уже у самой Москвы. Только тогда и фильм прекратили снимать – буквально в последние минуты. А вот оператор все же снял, как люди работали. Смотрите, даже видно, что они торопятся… А вот и он!

Тут ребята увидели человека, похожего на Кит Китыча, и поняли, что это и есть его отец. Для этого и вглядываться было не надо. Даже усы у Кита-старшего были точь-в-точь такие же, как у его сына!

И вдруг Вилька вскрикнула от удивления.

– Ты чего? – спросил Петич.

Она пока еще сама не понимала. Ей показалось… Но кадры замелькали дальше, и Вильке ничего не оставалось, как следить за тем, что происходило на экране. Вот рядом с отцом Кит Китыча опять промелькнул паренек, опять и опять…

– Я его точно где-то видела! – взволнованно прошептала Вилька. – Только вот где?

– Да это ж Китыча отец, – тоже шепотом объяснил Петич. – Нигде ты его не видела, просто они похожи.

Конечно, он считал Вильку дурочкой, которая не понимает простых вещей. Но ведь она говорила совсем не о Китыче-старшем, его-то она и без Петича узнала!

– Стоп! – не выдержала она. – Ой, можно остановить?

– Останови, Коля, – сказал режиссер и обратился к Вильке: – В чем дело?

Киномеханик остановил аппарат, включил свет.

– А можно еще раз прокрутить? – Вилька совсем смутилась.

– Можно, конечно, – пожал плечами Кит Китыч.

Опять замелькали кадры. И тут Вилька ясно разглядела, как странно смотрит с экрана паренек, сразу показавшийся ей знакомым! Высокий и худой, он был похож на гвоздь с кривой шляпкой – потому что смотрел только прямо перед собой, задирая голову и прищурив глаза…

– Я его знаю! – закричала Вилька. – Я знаю его, знаю! Он работает в театре, я его только вчера видела!

Включился свет. Кит Китыч долго молчал, потом проговорил:

– Я уже привыкаю к тому, что с вами надо быть готовым ко всяким неожиданностям. Ты не ошиблась, милая барышня?

– Ну… все может быть, – покраснела Вилька. А вдруг она и правда ошиблась? – Но я же только вчера его видела. Понимаете, я была в театре у Ларикова папы, и там вахтер… Это точно он!

– Ты была у папы в театре? – удивленно спросил Ларик. – Зачем?

– Ну, понимаешь… – пробормотала Вилька. – В общем, я хотела посмотреть… Вроде репетиции. То есть представить, смогла бы я выйти на сцену или нет…

К счастью, Петич прервал ее смущенный лепет.

– Так это же и есть настоящий свидетель! – на весь зал завопил он. – Чего ж мы тут сидим?!

Хорошо, что автобус еще никуда не уехал. Правда, водитель немного поворчал, но ехать на Патриаршие пруды не отказался.

– Да я его отлично знаю! – рассказывал по дороге Ларик. – Его Николай Иваныч зовут, а в театре его все, знаете, как называют? Князь Николай! Папа говорит, что это в честь старого Болконского из «Войны и мира». Хотя Николай Иваныч совсем не высокомерный. Просто он привык так смотреть. Или у него зрение плохое, я точно не знаю.

Через полчаса ребята и Кит Китыч открывали ту самую дверь, с которой вчера вечером разговаривал «князь Николай».

Вахтер долго не мог понять, чего от него хотят. Но ребята были уверены: притворяется Николай Иванович, хитрит. Все-таки ведь он не был артистом. И слишком уж удивленно переспрашивал: «Какой дворец, какой парк? Ничего я не знаю!»

И тут Ларик увидел в конце коридора папу.

– Пап! – закричал он. – Иди скорей сюда! Может, ты объяснишь…

Кит Китыч с Лариковым отцом поздоровались как старые знакомые. Впрочем, удивляться этому не приходилось: ведь они оба были режиссерами. А среди режиссеров, наверное, незнакомых вовсе нет.

– Так это ваш сын, Алексей Палыч? – спросил «князь Николай», разглядывая Ларика своим странным взглядом.

Теперь ребята не сомневались в том, что видели на пленке именно его. Конечно, они ни за что не узнали бы в подростке нынешнего старика, если бы не этот его приметный взгляд.

Через полчаса восклицаний, разговоров, воспоминаний Кит Китыч вдруг сказал:

– А что мы, собственно, здесь стоим? Ну-ка, пока транспорт под рукой, воспользуемся им. Как, можно будет оставить театр на часок-другой? – спросил он Ларикова отца и Николая Ивановича.

«Князь Николай» вздохнул:

– Значит, судьба…

При этом он как-то странно задумался, отвернулся и даже смахнул слезу.

«Что это он? – удивился Ларик. – Неужели ему так трудно на часок из театра уйти?»

– Так это вы, Николай Иванович, мне книжечку о парке подарили? – спросил Лариков отец, садясь в автобус. – А я-то, извините, позабыл, откуда она у меня…

– Да, я жил там рядом, в Братцеве, – кивнул тот. – Мамаша в музее работала, а я ей помогал. Ну и на съемках крутился, конечно. Пацан же был, все мне было интересно. Папашу вашего очень я уважал, – сказал он Кит Китычу. – Талантливый был человек и глубоко порядочный. Теперь это редкость… Жаль, не судьба ему была фильм свой снять. Уж как он переживал, что из музея не все вывезти успели, когда немцы-то подошли! А ведь совсем наоборот получилось: что успели вывезти, то под бомбежкой и погибло, а что спрятали – то и уцелело… На все судьба, ничего наперед не угадаешь.

– Уцелело? – нетерпеливо ерзая на автобусном сиденье, спросил Петич. – Выходит, правильно мы…

Тут уже Ларик изо всех сил наступил ему на ногу. Еще не хватало позориться перед людьми, рассказывая, как они занимались слежкой и подслушивали чужие разговоры!

Но Николай Иванович спокойно кивнул:

– Да, уцелело. Говорю же, на все судьба. Я ведь, Никита Никитыч, полвека с лишком про эти дела молчал. А кому было говорить? Не уважаю я нашу власть, и все тут. То по лагерям людей сажает, то еще что… А потом и вовсе одни бандиты отовсюду повылазили. Ну, я и помнил накрепко, что мать-покойница говорила: ты, мол, Коля, невесть кому не доверяйся, не для того мы под бомбами красоту эту спасали-прятали, чтоб мошенники разные на ней потом наживались! Эти же вещи погибшими считались, – словно оправдываясь, объяснил он. – Ну, привел бы я к тайнику какую-нибудь комиссию-перекомиссию, и что? Концов бы потом не нашел…

Всю дорогу до Братцева ребята переглядывались. Их лица прямо светились от восторга. Вот это денек! Не зря говорят, что дождь – к счастью.

Правда, когда доехали до места, настроение у них чуть было не испортилось. Потому что у ворот парка стояла машина Колобка!

– И этот уже здесь, – шепнул Петич Ларику. – Может, мы уже опоздали?

Николай Иванович спешил вперед, не обращая внимания на моросящий дождь. Вся компания с трудом поспевала за ним. Он обошел дворец и двинулся дальше. Наконец среди деревьев мелькнула на высоком холме беседка-ротонда.

– Я приезжал сюда, – бормотал Николай Иванович. – Много раз приезжал. Постою, посмотрю, повздыхаю – и опять уеду… Нет, думаю, не пришла пора. А сейчас по-другому думаю: в могилу бы свою тайну не унести. Никого ведь не осталось, кто про схрон этот знает. Нас-то и было тогда всего пятеро. Директор музея, мамаша моя, я да еще двое сотрудников. Они и поехали с основным грузом, на эшелоне. И никто не вернулся…

Никто ничего не спрашивал у Николая Ивановича. Даже Петич его не перебивал. Дойдя до ротонды, «князь Николай» остановился.

– Только вот, – пробормотал он, – мы тогда заложили железную дверь грота дерном… Целый вечер работали. А где дверь-то эта – забыл! Придется, видно, весь холм раскапывать.

Ларик достал из кармана старую карту – ту, что была в книжечке, которую Николай Иванович подарил его отцу, – развернул ее. К нему сразу же подскочил Петич.

– Дурак я, дурак! – воскликнул Ларик. – Смотри, Петич, ведь тут же ясно указано: ротонда «Миловида» с гро-том! То есть с подземным помещением! А сейчас никакого грота не видно, ротонда просто на холме стоит. Можно было догадаться, что он замаскирован… Это совсем непростительно для сыщика. Такой прокол!

– Да ладно тебе, – успокаивал его Петич. – Может, и нет никакого грота.