Этрусское зеркало - Солнцева Наталья - Страница 21

Через пару минут к ним подошла телеграфистка.

– Как зовут вашу сестру? – без всякой предварительной подготовки спросила она.

– Алиса...

– Фотография есть?

Данилин полез в карман, достал портмоне, где в прозрачном карманчике носил карточку сестры в выпускном платье. Он сам сделал снимок на церемонии вручения аттестатов и очень им гордился. Алиса на фото выглядела настоящей красавицей.

Пророчица долго рассматривала фотографию, на ее лице ничего не отражалось. Наконец она вернула снимок Алексею Степановичу, сказала:

– Вам не везет с женщинами. Они все от вас уходят. Оставьте Алису в покое, вам ее не догнать.

– Позвольте, но... что означают ваши слова? – возмутился Данилин. – Я ничего не понял!

– Скоро поймете, – сухо усмехнулась телеграфистка.

– Алисе что-нибудь угрожает?

– Нет...

Этого Алексею Степановичу было недостаточно. Он требовал объяснений.

– Моя... наша мать опасается, что Алиса и Глеб, ее парень... что они задумали покончить с собой! – выпалил он, покрываясь красными пятнами. – Это возможно?

– Нет... – с той же интонацией повторила Полина Владимировна.

– А-алиса вернется? – не отставал Данилин.

Ясновидящая перевела взгляд на Гудкову.

– Уймите своего коллегу, Лида, – сказала она. – Мне больше нечего добавить.

От денег она решительно отказалась, повернулась и ушла не прощаясь.

– Плохой признак, – заметила Лидия Петровна.

– Вы меня с ума сведете! – завопил Данилин, нервно запихивая портмоне в карман. – Ну, что? Что конкретно сказала эта ваша предсказательница?

Госпожа Гудкова пожала плечами. Она тоже осталась в недоумении.

Ничего толком не разузнав в Серпухове, Ева приехала в Москву. Она промочила ноги и ужасно устала. Наверное, от бесполезности предпринятых действий.

В столице небо было покрыто облаками, которые не успели собраться в дождевые тучи. Солнце садилось. С вокзала Ева позвонила Славке:

– Ты где?

– На выставке «Этрусские тайны», – многозначительно кашлянул сыщик. – Уточняю кое-какие обстоятельства дела. А как твоя поездка в Серпухов?

– Ужасно. Шел дождь, я промокла, замерзла... Ты нарочно сам не поехал!

Всеслав пропустил упрек мимо ушей. К тому же Ева в чем-то была права: ему действительно не хотелось заниматься этой ерундой. После того как он обнаружил в Ключах труп Рогожина, история исчезновения художника и кража его работ приобрели зловещую окраску. Это уже не шутки. А поиски пропавшей девушки... В общем, Смирнов охотно спихнул скучную поездку на Еву.

– Удалось поговорить с Алисой? – проявил он притворную заинтересованность.

– Я ее не застала.

– Вот как? А что сказал по этому поводу Глеб?

– Его тоже не было.

– Но адрес правильный?

– Да, – уныло подтвердила Ева. – Я познакомилась с Еленой Михайловной Конаревой, мамой Глеба. Мы мило поболтали. Ты скоро будешь дома?

– Уже лечу, – ответил Смирнов, понимая, что сегодняшний вечер ему стоит провести с Евой, рассказать ей о Рогожине и перевести ее внимание с неудачной поездки на неожиданный поворот в ходе расследования.

Ева добралась домой, сбросила мокрые туфли, выпила чашку крепкого чая с медом и улеглась в ванну. Она чуть не заснула в душистой горячей воде.

Всеслав испугал ее громким стуком в дверь.

– С тобой все в порядке? – прокричал он.

– Кажется, да... еще не знаю.

– Ужин подан, – дурачась, произнес он. – Выходи...

У Евы не было аппетита. Она кое-как вытерлась, натянула махровый халат, замотала голову полотенцем и в таком виде уселась за стол. Приготовленный Славкой вареный картофель, подогретые шницели из кулинарии и селедка с луком не заинтересовали ее.

Смирнов достал из холодильника бутылку водки, налил себе и Еве в большие хрустальные рюмки.

– Выпей, – сказал он. – После ванны хорошо пойдет.

Она поморщилась, но молча послушно поднесла водку к губам, сделала глоток.

– Фу, гадость...

После блинчиков, съеденных в привокзальном кафе Серпухова, у нее крошки во рту не было. Водка ударила в голову, горячо растеклась по телу.

– Мама Глеба ничего не знает, – сказала Ева. – Положи мне кусочек селедочки... Спасибо. Так вот: оказывается, Глеб любит Алису, но о совместной жизни пока не задумывался. Он учится, работает, она тоже студентка. Елена Михайловна сказала, что он с какой-то бригадой строит коттеджи в Подмосковье. Если Алиса сбежала к нему, то они оба там.

– Где, на стройке? – удивился Всеслав.

– Ну да, а где ж еще?

Выпитая ледяная водка пробудила у Евы аппетит. Она положила шницель на хлеб и начала уплетать за обе щеки.

– А где строится этот чертов коттедж? – спросил сыщик. – Ты узнала?

– Как? – возмутилась Ева с набитым ртом. – Конарева понятия не имеет, куда отправился Глеб. Он сказал, что едет с бригадой работать, и все. А зачем ей знать? Она еле передвигается по дому с палочкой – давний, застарелый ревматизм лишил ее возможности свободно ходить. Так что в гости к сыночку с пирогами и котлетами ей не добраться.

– Кто-то должен знать, что за бригада, куда поехала, – пробормотал Смирнов, наливая Еве еще водки. Пусть согреется и расслабится перед тем, как он поведает ей о Рогожине.

– Надо искать московские связи Глеба, – вздохнула она. – В общежитии у него есть друзья? Не может быть, чтобы он держал место работы в секрете. О! Он же еще грузчиком подрабатывает! Возможно, там что-то знают.

– Здравая мысль... – полушутя, заметил сыщик. – Ты делаешь успехи.

Она уже немного опьянела, так что не рассердилась на него, просто поинтересовалась:

– Как художник? Нашелся?

– Ага.

И Всеслав осторожно рассказал ей о находке в Ключах. Ева сразу бросила недоеденный шницель и вся превратилась в слух.

– Представляешь, его тело висело на крюке для люльки, – говорил Смирнов. – Жуткая ирония судьбы! Возможно, мать вешала на этот крюк колыбель и качала младенца Савву, не подозревая, что он найдет на том же крюке свою смерть.

– Какой кошмар! – воскликнула Ева. – Значит, вот почему он не пришел на открытие выставки!

– Думаю, это одна из причин. Остается много вопросов, и самый главный: Рогожин сам повесился или ему помогли?

– Ты думаешь...

– Мне не дает покоя кусок исполосованной ножом говяжьей печенки, – перебил ее сыщик. – Зачем художнику понадобилось перед смертью такое странное занятие? И вообще... в чем причина самоубийства?

– Белая горячка, – неуверенно предположила Ева.

– Это самое простое объяснение. Мне пришлось дождаться криминалистов, ответить на возникшие у них вопросы и заодно самому кое-что разузнать. Был ли Рогожин пьян в момент смерти, покажет экспертиза, но на полу комнаты нашли бутылку водки, которая не была покрыта пылью, как все остальные. Она валялась под столом и была пуста. Возможно, Савва опорожнил ее перед тем, как залезть в петлю.

– Для храбрости?

Всеслав развел руками:

– Наверное... Или некто неизвестный имитировал самоубийство художника.

– Зачем кому-то убивать Рогожина? – недоумевала Ева. – Кому он мог мешать? Деньги? Так у Саввы их не было.

– Рогожин как раз выполнял серьезный заказ, а денег милиционеры при нем не обнаружили. Их не оказалось и в доме. Квартиру в Лозе тоже обыскали. Нашли пару тысяч рублей в верхнем ящике комода, и все.

– Не миллион же имел при себе Савва? Художникам столько не платят!

– Согласен, – кивнул сыщик. – Хотя... в наше время убить могут и за сотню долларов. Но если это дело рук «отморозков», наркоманов, они бы не стали возиться с имитацией самоубийства – бросили бы все, как есть, забрали деньги и смылись.

– Значит, мотивом могли быть зависть или ревность, – предположила Ева.

– Завидовать Рогожину? Это смешно... Ревновать? К кому? Опять-таки получается бытовуха. Ее не станут обставлять такими атрибутами, как петля и раскромсанная говяжья печенка.

– Что, художник действительно много пил?