Иллюзии красного - Солнцева Наталья - Страница 38

В тусклом свете появилась смущенная физиономия Макарки, которому было велено барыней каждый вечер перед сном обходить кругом дома, проверять двери и окна, да смотреть, нет ли чужих. Надо же ему было выйти из-за экипажа как раз в тот момент, когда у Степана потух фонарь! Бедный садовник сам перепугался до смерти, неожиданно наткнувшись в темноте на визжащих барышень.

Это забавное происшествие показало, как на самом деле у всех взвинчены нервы. Гости благополучно уехали, смеясь над своими страхами, а я отправилась в дом. В гостиной никого не было. Николай, по-видимому, ушел спать; горничная убрала со стола и тоже удалилась в людскую. Свет везде был погашен. Я с трудом нашла свечу и зажгла ее, почувствовав немалое облегчение. В темной гостиной я совершенно внезапно почувствовала неприятный холодок страха, необходимость как можно скорее зажечь свет. Так, с сильно колотящимся сердцем, я стала подниматься по лестнице на второй этаж, загораживая свечу рукой, чтобы она не потухла.

Моя комната расположена рядом с комнатой Елизаветы Андреевны. Я думала, что барыня давно почивает, но ее дверь оказалась открыта, из проема лился неяркий свет в коридор, образовывая на застеленном ковром полу длинное светлое пятно. Я сделала всего пару шагов по коридору, как новый жуткий крик заставил меня вздрогнуть и застыть на месте. Это было уж слишком! Внизу, в людской раздался неясный шум: по-видимому, крик вызвал переполох среди прислуги. Не ожидая более ни минуты, я бросилась вперед, в комнату барыни. И вот какую картину я там застала.

Елизавета Андреевна в атласном капоте и ночном чепце сидела напротив большого зеркала, откинув голову назад и закатив глаза. Я схватила флакончик с ее нюхательной солью, которых много стояло на туалетном столике, и попыталась привести ее в чувство. Это оказалось не трудно. Она сделала несколько неглубоких вдохов, глаза ее приоткрылись, взгляд прояснился, она увидела меня и приподняла голову.

– Ты, Марго? Слава Богу! – Она испуганно осмотрелась. – А где… оно?

– Что с вами, Елизавета Андреевна, – спросила я, не понимая ее. – Кто кричал? О ком вы спрашиваете?

– Да кто ж это мог кричать, по-твоему? Я, конечно! Ты, душенька, если б его увидела, еще не так завопила! – Она перекрестилась, глядя на образа. – Я даже о святом кресте охранительном забыла: у меня весь волос дыбом встал, а руки и ноги отнялись напрочь. Что за напасть, скажи мне, происходит?

Я не знала, в чем дело, и что напугало ее, поэтому принялась расспрашивать. Оказалось, когда она ушла из гостиной, чтобы прилечь, то вдруг почувствовала себя как-то тревожно, нехорошо. Стало душно, в груди появилась тупая боль. Пришлось открыть дверь в коридор, чтобы впустить воздуху.

– Вообрази, милочка, села я к столику, где у меня все лекарства стоят, только руку-то протянула… а там… оно. Или он… Уж я не знаю, как и говорить-то. Ах, душенька, как я не умерла на месте?!.

– Где? Кто? – я никак не могла понять, о чем идет речь.

– Ну… оно, привидение, – монах, то есть. Прямо в зеркале. Я как глянула… Тут мне и дурно стало. Верно, я закричала, но уже не помня себя от страха. Зеркало-то у меня прямо перед носом. Гляжу – а там он; зыбкий какой-то весь, колышущийся, черный…

– Черный?

– Ах, я не знаю, право… Жуткий!

С трудом мне удалось ее успокоить. Пришлось сходить за постелью и лечь у барыни в комнате, на оттоманке [23]. Она ни за что не желала оставаться одна. Мы закрыли дверь и придвинули к ней бюро, на котором Елизавета Андреевна сверяла счета и писала письма. Это несколько придало нам уверенности в собственной безопасности. Однако уснуть удалось только под утро.

Утром Николая уже не было, а с прислугой мы решили о ночном происшествии не разговаривать. Они и так напуганы сверх всякой меры.

Так что, кроме барыни, только ты, дорогая Полина, знаешь теперь об этом. Слава Богу, что я могу хотя бы у тебя спросить совета, как мне себя вести в подобных обстоятельствах. Что ты обо всем этом думаешь? С нетерпением буду ждать ответа.

Твоя Марго.

Душенька Полина!

Рада приветствовать тебя. Спасибо за письмо и советы. Ты совершенно права, когда говоришь, что надобно сохранять спокойствие и выдержку. Однако же посуди сама: возможно ли это? Что за призрак бродит по дому? Может быть, это сам боярин Темный охраняет свои сокровища? Видишь, какие мысли посещают мою, всегда такую благоразумную голову? Но что же прикажешь думать?

Я ходила на кухню, за бисквитами к завтраку, а они оказались не готовы. Ожидание затянулось, и мы с Порфирьевной принялись разговаривать. То да се… Она мне сказала, что господа довольно давно живут в этом доме, но раньше никогда ничего подобного не было. Хотя… Когда они только переехали, и еще заканчивали перестройку помещений, повсюду носились запахи клея, сосновых досок, новой обивки, царили суета и нетерпение, было одно происшествие… Но тогда никто не придал этому значения.

Садовник, который был до Макарки, облюбовал себе подвал для саженцев, луковиц и корневищ растений, хранения своих приспособлений, леек и всего прочего. Он часто возился там со своими ящиками, рылся в хламе, оставшемся от предыдущих хозяев, что-то передвигал. Однажды он спустился в кладовку, – во всяком случае, так говорили рабочие, которые во дворе заканчивали покраску фасада, – и больше его никто не видел.

– Как не видел? – удивилась я.

– А вот так. На ночь-то запирать стали, глядь – там пусто. Нет садовника. Звали его, искали. Да так и не нашли. Может, он сбежал невесть куда? Дак зачем ему бежать-то? У него женка осталась и дите малое. Сам был хороший мужик, непьющий. И не пустозвон, как Степка. Аспид зловредный!

Кухарка принялась бранить по-всякому Степана, как она делала каждый раз, когда поминала про него. Остановить ее было делом непростым. Я позволила ей отвести душу и продолжила расспросы, но ничего нового она мне больше не сообщила.

С того самого вечера, как к нам приезжали барышни Вадковские с Наденькой, Николая как подменили. Он почти все дни просиживал дома, никуда не отлучаясь. Степана, правда, посылал изредка за водкой, но прежних попоек не было. Завтракали мы с барыней почти всегда вдвоем, потому что вставали раньше всех. Детям накрывали стол в детской, а Николай пил кофе у себя в комнате, когда выспится, или когда ему в голову взбредет.

Порфирьевна печет превосходные бисквиты по французскому рецепту, а уж ее вишневый пирог со взбитыми сливками не поддается описанию! Барыня Елизавета Андреевна очень любит сладкое, и выпивает по три чашки кофе. И мы подолгу сидим за столом и беседуем.

В один из дней мы так сидели с ней у жарко натопленной печки. Барыня хворает, мерзнет. А тут еще непогода разыгралась. Да и то – дело движется к осени. На деревьях уже желтый лист появляется, дожди зарядили. В доме сырость. Вот барыня и велела в гостиной, детской и спальнях затопить печи. Сразу стало тепло, уютно, запахло дровами.

– Елизавета Андреевна, матушка, пирожков отведать извольте! – Порфирьевна вошла, неся большое серебряное блюдо, полное румяных дымящихся пирожков с повидлом и яблоками, поставила его на небольшой столик у дивана.

– Вели нам чаю горячего, – сказала барыня, – пусть Марьяша самовар поставит. Да завари с мятой. А где Николаша? Спроси его, может он тоже покушает?

– Николай Алексеевич с утра встали и в кладовку изволили спуститься. С тех пор все там.

– В кладовку? – барыня несказанно удивилась. – Да зачем же это? Что ему там делать?

– Мне сие неведомо. Только он там что-то передвигает… Ящики с вином зачем-то от стены отсунул. А у меня там мешки с мукой. Мне тесто ставить – а к муке не подступишься. Я ему говорю, с какой стати все это? Он на меня как закричит! Не твое, мол, дело, старая. Убирайся прочь, не мешай! А у самого глаза безумные…

С тех пор Николай словно помешался. Днями и ночами пропадал в подвале. Степан вначале помогал ему, а потом… В общем, в подземелье он спускаться отказался наотрез, а караулил снаружи, за дверью. Привалится к двери спиной, и сидит, ждет, пока барин выйдет. Однажды я застала Степана на кухне – он забирал поднос с едой для молодого барина.