Иллюзии красного - Солнцева Наталья - Страница 37

– Ладно, ступай. – Елизавета Андреевна махнула рукою, отпуская кухарку, и обратилась ко мне. – Давай, Марго, есть рыбу, а то совсем остынет.

Ужин продолжался в молчании. Барыня все о чем-то размышляла. Я тоже глубоко задумалась. Все события, происходящие в последнее время, мне очень не нравились. А теперь еще история с привидениями! Раньше я никогда не приняла бы всерьез подобных вещей. Но в этот вечер мне показалось, что за всем этим кроется что-то страшное, существующее не только в воображении горничных или Порфирьевны. Что-то неизвестное и опасное.

Пожалуй, я слишком увлеклась описанием нашей жизни. На этом пора закончить. Как мне хочется поболтать с тобой, дорогая Полина! Может быть, тогда мне стало бы легче.

Любящая тебя, Марго.

Дорогая Полина, надо ли говорить, как я скучаю по тебе! Как мне тебя не хватает!

Как много мне надо тебе рассказать… Не буду отвлекаться и начну сразу же с главного. Барин выздоравливает, но очень медленно. Доктор теперь приезжает только раз в неделю. Знаешь, я так думаю, что хозяину повезло – да-да, не удивляйся. Он не двигается и плохо слышит, благодаря чему все происходящее его как бы не касается. Ужасные события проходят мимо его сознания. И это благо, иначе все усилия докторов оказались бы тщетны.

Впрочем, пора сообщить тебе, что я имею в виду.

Итак, в прошлом письме я поведала тебе о привидениях, якобы появившихся в нашем доме. Не знаю, что в этой истории правда, но все напуганы. Никто не хочет ходить в подвал, кроме Порфирьевны, да и та требует себе в сопровождающие Макарку-садовника. Горничные после долгих уговоров остались. Барыня велела сделать дополнительный запас свеч, чтобы не экономить и всюду зажигать свет. Однако напряжение и страх буквально висят в воздухе.

Несколько дней тому, вечером, к нам приехали с визитом кузина Надин и сестры Вадковские. Они остались на ужин, чему я очень обрадовалась. Разговоры отвлекают меня от невеселых мыслей. Николай, услышав, что вечером будут гости, тоже остался дома. Он знает обеих барышень, а кузину просто обожает. Они росли вместе. Николенька в детстве часто болел, и Елизавета Андреевна отсылала его на все лето к своей матери в подмосковную, куда приезжала и маленькая Наденька, у которой доктора находили малокровие.

Там, на свежем воздухе и бескрайних просторах они росли, ходили с нянюшкой по грибы, землянику, малину, крупную и сладкую, как мед. Купались в прозрачной речке, где серебряные рыбки так и шныряли, хоть руками лови, загорали на песчаной отмели, бегали по зеленым лужайкам, ловили бабочек, разводили костер теплыми вечерами… На ночь нянюшка рассказывала им страшные сказки, и они засыпали, уставшие и счастливые. Луна смотрела в их окно, легкий ветерок раздувал занавески.

Наденька выросла и превратилась в благовоспитанную, пухленькую барышню, с веснушками и рыжими кудряшками, жизнерадостную и симпатичную. От женихов отбоя не было, хотя ни тонкого стана, ни изящества манер не наблюдалось, а нос и вовсе был курносый. Оказывается, не в этом счастье. Не в носе то есть, и не в фигуре. Николай тоже вырос и превратился в бесшабашного, упрямого, любящего поволочиться за юбками, выпить, покутить, погулять, но вместе с тем неглупого и красивого мужчину. Они с Наденькой остались верными друзьями, горячо и искренне любящими друг друга. Причем отношения полов тут были абсолютно не при чем.

Никто не удивился, что Николай остался на ужин. Барыня была рада, что он хоть один вечер проведет в кругу семьи, и не натворит новых бед.

Порфирьевна постаралась на славу, кушанья подавались отменные, – телятина, запеченная с шампиньонами в остром соусе, знаменитая фаршированная рыба, разные соленья и копченья, картофель с укропом, помидоры, а на сладкое – торт с орехами и взбитыми белками и ванильное мороженое. Вместо чая по-модному пили кофе. Разговор иссяк. Все новости обсудили, по поводу общих знакомых посудачили. Беседа стала затухать. Барыня несколько раз зевнула и, сказавшись нездоровою, отправилась в постель.

В гостиной осталась только молодежь. Видимо, желая поддержать интерес к разговору, Надин спросила:

– Я слышала, у вас в доме появилось привидение? Боже, как загадочно! Николаша, ты ведь нам его покажешь?

Как редко ни бывал дома Николай, он никак не мог остаться в стороне от разговоров о привидениях. Слуги постоянно шептались с многозначительным видом, горничные визжали по всякому поводу – возня мышей под полом или попавший под ноги кот, внезапно упавшая вещь, некстати скрипнувшая дверь, возникший вдруг сквозняк – все вызывало у них панический ужас. Одна только барыня, да еще, пожалуй, я, оставались спокойными.

– Надин, дорогая моя, все привидения этого дома – к твоим услугам! – он откинулся на спинку кресла, широко улыбнулся. – Только сразу предупреждаю, сам я ничего такого не видел. Подозреваю, что все подобные разговоры – не более, чем выдумки Порфирьевны и горничных. Девицам просто надоело вставать по ночам и носиться с грелками по темным лестницам наверх к папа.

– Ну, не скажи, Николаша, – Наденька чуть грассировала и произносила слишком мягко букву «ш», так что это «Николаша» выходило у нее очень мило. Она улыбалась, морща носик в веснушках, и сверкая своими чудесными ямочками на пухлых щечках. – Мне бабушка Полторацкая много рассказывала о вашем доме. Ведь здесь раньше жил какой-то масон? Это очень таинственно!

– Бабка Полторацких – мастерица сочинять всякий вздор!

– Вовсе это не вздор! Она говорила, что раньше, очень давно, при ужасном царе Иоанне, здесь, на этом самом месте построил свои хоромы никому неизвестный боярин Темный. И что он был то ли колдун, то ли тайный советник царя. Он был сказочно богат, настоящий Крез [21]. А сокровища свои прятал в подземелье под домом, которое специально для этого построил. Подземелье это было непростое…

Николай слушал вначале вполуха, но постепенно взгляд его стал осмысленным, он внимательно смотрел на Наденьку, ловил каждое ее слово.

– А что, сокровища эти все еще там?

Девушка, польщенная таким интересом к своему рассказу, с готовностью продолжала:

– По всему выходит, что да. Многие искали богатство Темного, да только удача никому не улыбнулась. Страшное место. Люди там пропадали, а куда – непонятно. Может быть, привидение охраняет сокровища? – глаза Наденьки смешно округлились. – А как оно выглядит? Белая дама? Или скелет, гремящий своими цепями? Ведь тут могли убивать людей! Опричники [22] были невероятно, изобретательно жестоки. Представьте себе: темная, безлунная ночь, всадники мчатся во весь опор, земля летит из-под копыт, факелы, гиканье, лошадиные черепа на пиках…веет гибелью, как от демонов зла…

Я объяснила ей, что по свидетельству Порфирьевны, привидение похоже на неясную тень, и от нее веет жутким холодом. А горничные в один голос твердят, что это монах в капюшоне, закрывающем лицо, скользящий, как дух смерти.

Засиделись мы в тот вечер допоздна. Я вышла на крыльцо проводить гостей. Николай остался в гостиной, позабыв всякие приличия. Он так задумался, что, похоже, даже не заметил ухода гостей.

У входа стоял экипаж; было темно, сыро, сильно пахло мятой: Порфирьевна засадила ею все свободное пространство под окнами и у парадного крыльца. Барышни Вадковские, взбудораженные рассказом Наденьки, жались друг к другу, испуганно озираясь. Степан, как всегда, навеселе, держал фонарь. Вдруг он покачнулся, неловко взмахнул им – свеча под стеклянным колпаком потухла… Раздался душераздирающий крик. Кто завопил первым, понять было невозможно. Барышни бросились к экипажу, толкая друг друга и отчаянно визжа. Наденька судорожно вцепилась мне в руку, прерывающимся шепотом спросила:

– Маргоша, что случилось?

Она вся дрожала. Я даже не рассердилась за то, что она меня назвала «Маргошей», хотя терпеть этого не могла и считала вульгарностью, неподобающей взрослой барышне. Но тут уж мне было не до воспитания. Пока Степан, чертыхаясь и сопя, не зажег вновь фонарь, все пребывали в растерянности, переходящей в панический страх.