Меч Тристана - Скаландис Ант - Страница 93

И повернувшись к Тристану, добавил громко:

– Говори, говори, помешанный!

– Да я уж вроде… – Тристан мялся, с трудом возвращаясь к прежнему скрипучему голосу, – я уж вроде все и рассказал.

– Да не может быть! – не поверил Марк. – Что ж, расскажи нам тогда о своих искусствах. Чему обучен ты? Умеешь ли, например, охотиться с собаками и птицами?

– Конечно, умею! – обрадовался Тристан удачному вопросу, как студент на экзамене. – Если мне вдруг взбредет в голову поохотиться в лесу, в речной пойме или на болоте, я умею ловить с моими борзыми – журавлей, а с ищейками, ну, хотя бы с пятнистой Лушей – лебедей и диких гусей, хотя вообще-то моя далматская сучка голубей предпочитает. Ну а со своим луком «Без промаха» хожу я на нырков и выпей.

Это место из «домашнего задания» Тристан почему-то особенно хорошо выучил и шпарил сейчас почти точно по позднейшему французскому тексту Жозефа Бедье. Изольда даже заулыбалась от умиления. И как это он изящно про Лушу ввернул!

– С ястребами ловлю лесных волков и больших медведей, – продолжал Тристан увлеченно, – с кречетами – кабанов, с соколами – серн и ланей, с коршунами – лисиц, с кобчиками – зайцев.

Очевидно, либо Ваня Горюнов, либо старик Бедье что-то перепутал, потому что Марк и бароны вдруг рассмеялись весело и беззлобно. А Тристана этот смех раззадорил, и он опять незаметно, но явно перешел к махровой отсебятине:

– А еще, когда меня хорошо принимают в доме, я умею готовить диковинные блюда и выращивать необычные плоды, я владею в совершенстве мечом и легко, одним взмахом, отрубаю головы людям, похожим на козлов, и козлам, похожим на людей. Я умею любить королев и их камеристок, я умею бросать в ручей легкие щепки, а на дорогу – бастун, который сам выстругиваю и сам надписываю огамом, я умею играть на роте и на гитаре (если бы только вы, несчастные, еще знали, что такое гитара!), я умею петь птичьими голосами, да так, что птицы признают меня за своего, и умею наряжаться нищим столь искусно, что каждый прохожий обязательно подает мне хотя бы медное денье, а некоторые бросают серебряные безанты и даже золотые гинеи. Впрочем, с гинеями я, кажется, соврал. Их тут у вас пока еще не чеканят. Верно? Ну и ладно. Заканчиваю. Я умею служить верой и правдой моему сюзерену, будь он герцог или король, но только до тех пор, пока я уважаю его. И лишь одного, лишь одного, сеньоры, я не умею и теперь уже никогда не научусь этому – я не способен разлюбить. Вот так, мой король. Вот так, моя королева.

– У меня больше нет сил слушать его, Марк, мой господин! – взмолилась Изольда.

И король еле заметным жестом разрешил ей покинуть праздничную залу. А сам вдруг вскинулся, развеселился, разохотился, велел подать еще вина, залпом осушил кубок и попросил Тристана:

– А ну-ка, безумный менестрель, сыграй нам теперь что-нибудь веселое!

И Тристан, окончательно забыв о конспирации, своим собственным чистым и сильным голосом исполнил знаменитую во времена короля Артура песню «Черный рыцарь взял мое сердце в полон». Все почтенное собрание пришло в полнейший восторг, и Тристан только теперь заметил, как крепко нагрузились бароны, пока он произносил свои пламенные речи. Так что уход юродивого уже решительно никого не волновал, разве только сам Марк смотрел ему вслед с грустной улыбкой, и взгляд несчастного старого короля, как показалось Тристану, был отечески добрым и все понимающим.

Изольда ждала его по традиции в бане, где вместе с Бригиттой они в четыре руки отмыли юродивого заранее приготовленной горячей водой, одели в нормальную скромную, ничем не выделяющуюся одежду и под конец нацепили на голову шляпу, а на лицо маску. Но перед этим долго хохотали над его крестообразной прической. Больше всех хохотал сам автор модельной стрижки. Друг Будинас тоже сидел с ними в бане и был крайне весел, разгоряченный вином и удачным спектаклем. Литанский барон без ложной скромности мог считать себя главным художником этого действа.

А кроме вышепоименованных граждан, Тристана и Изольду поздравляли с успешной аферой Курнебрал, Перинис и Кехейк. Словом, все друзья собрались вместе. Будинас даже с невестой пришел. И Тристан все никак не мог взять в толк, когда же их с Изольдой оставят, черт возьми, вдвоем, ведь не для того он сюда ехал и жизнью рисковал, чтобы теперь с друзьями пьянствовать, хотя и это тоже дело доброе. Меж тем никто не собирался покидать баню, слуги приносили все новые и новые бочонки вина, все новые и новые факелы и плошки с салом для празднично яркого освещения, уже закуска расставлялась переполненными подносами чуть ли не прямо на пол. И наконец Курнебрал сунул хозяину в руки любимую самодельную гитару, которую, оказывается, в очередной раз взял с собою, и пришлось, разумеется, по просьбам трудящихся исполнить пару песен из старого и нового репертуара. В общем, все это было очень похоже на студенческую вечеринку, этакий легкий сейшн по поводу успешно законченного семестра, и пора было линять отсюда, просто чтобы элементарно не нажраться в лучших традициях молодежи всех времен и народов, а тем более ночь уже близилась и, по понятиям Тристана, они с Изольдой могли элементарно не успеть пообщаться до того момента, когда Марк хватится своей законной жены.

– Мы запремся в твоих покоях? – полюбопытствовал Тристан, когда они наконец-то улучили момент и потихонечку, никем не замеченные, выскочили в коридор.

– Нет, мы пойдем на улицу, за ворота.

– А там не холодно? Ночью-то?

– Дурик! Мы не в Москве, забыл, что ли? Здесь и сейчас совсем другой климат. Апрель в Корнуолле десятого века почти летний месяц. Мы пойдем под Большую Сосну. Помнишь, как там было здорово?

– Помню. Но ты же излагала мне в письме схему действий, и там говорилось, что мы проведем ночь в замке. Ибо так и только так описывали нашу последнюю встречу все древние поэты.

– А мне плевать на древних поэтов! – улыбнулась Маша.

– Батюшки! От кого я это слышу? Что случилось, Машуня?

– Да ничего не случилось, просто надоело все. Бригитта же передала тебе мой рассказ про странствующего рыцаря. Может, это был Голоход, а может, и Мордред, мне наплевать, я специально не спросила его имени. И теперь мне нужен только ты. Я хочу только тебя, одного тебя, и никаких легенд, никаких королевств, никаких авалонов и аннонов мне не надо. Я хочу тебя, и под Большой Сосной. Понимаешь? И вообще хочу на свежий воздух! Душно мне здесь. Понимаешь?

– Понимаю, Машка! Побежали скорей.

И никто не обратил внимания на двух молодых людей – красивых, стройных, благородных и почему-то в карнавальных масках, – никто не обратил внимания, потому что все были пьяными в тот вечер, даже стража у ворот города.* * *И они провели вдвоем восхитительную ночь. Быть может, самую прекрасную в своей жизни. И под звездами той ночи все у них было как впервые, все – новое, все – особенное. Но вот незадача: никогда и никто из поэтов и романистов не описывал эту ночь в подробностях, ни Беруль, ни Готфрид Страсбургский, ни Тома, ни Эйльхарт, ни монах Роберт, хотя все они были не дураки посмаковать пикантные подробности, несмотря на средневековые запреты Святой церкви. А раз они не описывали, так и мы от греха подальше не станем.

Но вот ночь закончилась, и наступило утро. И Изольда сказала Тристану в точности так, как много лет назад:

– Оглянись.

И он оглянулся туда, где вечером высились величественные стены и башни древнего замка Тинтайоль. И увидал: не было замка. Так им довелось еще раз встретиться с этим чудом.

«Ах, вот почему Изольда так рвалась за ворота! – подумал Тристан. – Душно ей, душно, на свежий воздух хочется, под Большую Сосну! Может, все-таки знала. Не зря же у себя в Ирландии колдуньей слыла».

Но он не стал ничего спрашивать. Он просто любовался теплым оранжевым восходом над тихим морем.

И опять посетила Ивана все та же давняя догадка, вернее предположение: что, если исчезающий замок всякий раз образует провал во времени и сейчас через эту трещину они вернулись в свою эпоху? И он проговорил тихо: