Золушка из глубинки, или Хозяйка большого города - Шилова Юлия Витальевна - Страница 13

Подойдя к окну, я посмотрела вниз и убедилась в том, что мне не выбраться из этой квартиры даже через окно – слишком высоко. За окном виделась Москва, и мне показалось, что она улыбается мне злорадной улыбкой. Она усмехается! Несомненно, она просто надо мной издевается. В квартире не было даже балкона. Открыв створки окна полностью, я высунулась на улицу и посмотрела на соседский балкон – до него было рукой подать. Возможно, на моем месте кто-то бы и смог сделать столь рискованный трюк, но только не я, потому что я с детства боялась высоты. Конечно, лучше укрыться на чужом и незнакомом балконе, чем сидеть и ждать приговора в компании покойника. Но страх высоты отогнал от меня эту мысль, тем более дверь соседнего балкона была плотно закрыта, и вряд ли бы мой отчаянный крик кто-нибудь услышал. Но я знала, что не должна кричать. Хотя бы потому, что даже если меня кто-то и услышит, то вызовет милицию и меня безоговорочно упрячут в тюрьму. Старик был прав. Кто я такая? Провинциалка, у которой нет ничего, кроме амбиций. Правда, теперь и от них не осталось даже следа. Приезжая, убившая человека. И неважно, что он только что вышел из мест заключения и заманивал в свою квартиру молоденьких девиц, чтобы поразвлечься. Он – человек, ему дана жизнь, и я не имела права лишать его жизни, хотя бы по той причине, что я ему ее не давала. А то, что он хотел забить меня до смерти, нужно еще доказать, да и все мои аргументы вряд ли кто-то захочет слушать. В глазах других я – убийца. Хладнокровная и расчетливая. Убийца, место которой за решеткой.

Неожиданно решение моей проблемы само пришло в мою голову. Как можно больше наклонившись вниз, я поняла, что будет проще закрыть глаза и шагнуть за окно. Там, внизу, гуляли мамы с колясками, а неподалеку, в песочнице, играли дети. Они о чем-то спорили, смеялись и строили из песка замки. Когда-то я тоже любила строить песочные замки и могла проводить за этим занятием массу времени. Это было по-своему здорово, и я верила в то, что замки настоящие, что ночью в них обязательно оживут невидимые днем люди. Когда другие дети ломали то, что я строила часами, я закрывала глаза. Я не могла на это смотреть. Мне было больно оттого, что созданный мною мир рушится. А по ночам я долго не могла уснуть: я представляла, как невидимые днем люди ищут свой замок и не находят. Они остаются без крова и очень сильно страдают. Невидимки сидят на краю песочницы, плачут и осуждают людей за то, что они жестоки к ним. Мысленно я просила их потерпеть и, с трудом дожидаясь утра, бежала в песочницу, для того чтобы вновь построить им дом. Как только дом был построен, в песочницу приходили дворовые мальчишки и все повторялось заново. Я вставала на защиту своего замка и рассказывала про невидимых людей, которые не спят уже не первую ночь, потому что не могут найти свой дом, где будет тепло и уютно, где можно обрести ночлег. Но мальчишки крутили пальцем у виска, выгоняли меня из песочницы и рушили мои замки. Мне до сих пор больно вспоминать свои детские страдания и слезы от безысходности. Мне грустно потому, что тогда я была ребенком. Честным, безгрешным, добрым, а самое главное, что я искренне верила в придуманную мною сказку.

Прошли годы, я повзрослела и перестала строить песочные замки. Я стала возводить замки из воздуха. Строить воздушные замки оказалось не менее увлекательно, чем песочные. Помню тот день, когда был разрушен мой первый воздушный замок. Я и подумать не могла, что мои воздушные замки будут разрушены реальной жизнью. То, что строилось долго, собиралось по крупицам, рухнуло в одно мгновение, словно ничего и не было вовсе. Но я не опустила руки и не стала спорить с судьбой. Уже более осторожно я принялась за строительство второго замка и получила тот же самый результат, что и раньше. А потом… Потом это уже вошло в привычку. Я построю, а жизнь возьмет и разрушит. Очень тяжело, когда твое творение исчезает прямо на глазах. Я не могу на это смотреть: я всегда отворачиваюсь, закрываю глаза и начинаю нервно кусать губы. С жизнью разве поспоришь? Единственное, что меня успокаивало, так это то, что у меня еще есть силы. У меня есть силы для того, чтобы строить, потому что я еще молода и впереди не только разочарования, но и победы. Я читала о том, что многие женщины старше меня уже ничего не строят, потому что у них не осталось надежды. Они не строят потому, что у них не осталось на это ни сил, ни желания. Они уже давно все разрушили. Когда они к чему-то прикасаются, все сразу рушится. Я не из их числа: я еще пытаюсь строить. Все, что я строю, за меня рушат другие. Возможно, когда-нибудь я стану такой, как те женщины, которые уже ничего не хотят создавать, но еще не пришло время, и мне еще хочется созидать. Пока еще хочется… По крайней мере хотелось до сегодняшнего дня.

Опомнившись, я вновь посмотрела вниз и подумала о том, что оборвать свою жизнь просто. Нужно закрыть глаза и сделать один-единственный шаг…

– Нет! – крикнула я сама себе и отошла от окна. – Нет! Нет! Нет!

Шагнуть вниз я успею всегда, а вот еще пожить, решить, казалось бы, неразрешаемые проблемы мне вряд ли когда-то удастся. В конце концов я ехала сюда не для того, чтобы выпрыгнуть из окна: лишить себя жизни я могла бы и у себя дома. Я ехала сюда для того, чтобы доказать самой себе, что я сильная, что я обязательно со всем справлюсь и что я чего-то стою. Я найду ключ. Я обязательно его найду и вырвусь из этого ада.

От отчаяния мне хотелось громко кричать, биться головой об стену, но я знала, что должна себя сдерживать, потому что криками и рыданиями я не смогу себе хоть как-то помочь, а скорее, наоборот, только усугублю ситуацию. Зловещая вонь в коридоре заставляла глаза слезиться и вызывала тошноту и головокружение.

– Протухший лук так не может пахнуть, – дрожащим голосом вновь сказала я вслух и принялась искать место, откуда так сильно воняет. – Это не лук… Это какая-то мертвечина… Господи, почему же здесь так сильно воняет? Разве можно запустить свое жилище до такой степени?

К моему удивлению, соседняя комната оказалась не заперта.

– Так вот откуда идет вонь! – Достав из кармана носовой платок, я прикрыла им нос и вошла в комнату, которая, со слов мертвого старика, принадлежала соседям. Подойдя к старинному массивному шкафу, я открыла его дверцы и стала снимать с вешалок различную одежду, небрежно кидая ее на пол. Теперь мне уже не приходилось сомневаться в том, что этот чудовищный запах исходил именно из этого шкафа. Внезапно я вскрикнула и уронила носовой платок на пол.

– Кто бы мог подумать. Вот это да!

В шкафу, свернувшись калачиком, лежала связанная девушка. В том, что она была мертва, у меня не было даже малейших сомнений. Она лежала здесь не первый день – об этом говорил страшный запах. На девушке был костюм служанки и те же самые туфли, три пары которых лежали в шкафу в комнате сумасшедшего деда. Убитая была моего возраста и точно такой же комплекции, как и я. Странно, но на теле девушки не было заметно побоев. Ни ударов от плетки, ни ножевых ран, ни каких-либо пулевых ранений. На ней не было ни капельки крови, будто она только что уснула и может проснуться в любой момент. Складывалось впечатление, что девушка умерла не насильственной смертью. Хотя не исключено, что тут не обошлось без сумасшедшего деда: по всей вероятности, он ее отравил. Да, скорее всего дед отравил девушку, связал и спрятал ее в квартире. Поняв, что я больше не могу смотреть на это жуткое зрелище, я подняла с пола платок, вновь прикрыла им нос и закрыла шкаф. В моей голове возникло множество вопросов. Я не могла понять, почему дед не избавился от трупа? Почему не вынес девушку из своей квартиры? Чего он ждал? Ведь с каждым днем этот запах становится все сильнее и сильнее, и скоро ему будет тесно в стенах этой квартиры и он перекинется на лестничную площадку. У меня также возник вопрос относительно того, не отравил ли дед и меня. Я не видела, как дед открывал бутылку ликера, может, он что-нибудь подсыпал в нее? От этих мыслей мне стало так плохо, что меня начало мутить. Мне вдруг показалось, что дед подсыпал мне яд замедленного действия и что с каждым последующим часом я буду чувствовать себя все хуже и хуже.