Ярость Сокола - Шалыгин Вячеслав Владимирович - Страница 20

…Новая явка расположилась в небольшой трехкомнатной квартирке на пятом этаже «свечки», построенной в конце девяностых и по меркам того времени вполне приличной. Она и сейчас не выглядела типовым убожеством советских времен, но класс ее за прошедшие годы определенно снизился с «экономического» до «бюджетного». Впрочем, Евстратов со товарищи не собирались здесь жить до самой пенсии. Для работы квартирка в доме на Беговой подходила как нельзя лучше. И недалеко от центра, и транспортные развязки под боком, и пешком уйти не проблема – либо нырнуть в метро, либо через кладбище, а можно затеряться в лабиринтах путей и вагонов на станции Москва-Товарная или придумать что-то еще. Оперативный простор для фантазии открывался приличный.

Как выяснилось, место для базы выбирал Федор Зинчук, давний товарищ Евстратова по службе сначала на Кавказе, а затем в отделе «С-3». После возвращения из грузинской командировки они на пару лет потеряли связь, но, когда началась заварушка в Южно-Китайском море, снова встретились. После войны Федора опять перевели, теперь с повышением, в Подмосковье. В семнадцатом он был заместителем Евстратова. Похоже, в новом отделе ему предложили ту же должность. И это было хорошо. Надежно.

За выбор явки Зинчук получил от начальника первую благодарность. В ответ он лишь ухмыльнулся.

К моменту появления Евстратова на явке, считая Федора, гоняли чаи пятеро сотрудников. Еще трое пришли сразу после Геннадия, а оставшиеся трое ожидались только к полуночи. В общем-то, время в запасе было, и Евстратов не стал форсировать события. Он уселся в кухне за стол и налил себе кофе.

Кроме Зинчука из присутствующих Геннадий хорошо знал двоих, еще трое были знакомы ему в лицо. Ну и парочку, скромно притихшую в углу, командир формирующегося отряда видел не впервые. Климов и Тамара усиленно строили ему глазки, из чего полковник понял, что они не горят желанием выделяться из общей массы. Евстратов склонил голову набок, окинул их критическим взглядом и одними губами прошептал заглавие «легенды»: «Молодые лейтенанты». Парочка синхронно закивала. Зачем им это было нужно? Чтобы влиться в коллектив не на правах балласта? В общем-то, серьезный мотив. Молодые, но свои, это совсем не то же самое, что опытные, но чужие.

Климов был староват для выпускника, но, в принципе, тянул. Тома была вообще как будто создана для этой роли. Может быть, чересчур красива, но что тут поделаешь? Итак… Молодые, еще толком не освоившие тонкости профессии лейтенанты. Все для них в новинку, все интересно и не существует деления работы на черную и белую. Главное – не сидеть. Хотя в полной мере это касается парня. Девица с гонором и бдительно следит за взглядами окружающих – нет ли среди них косых или насмешливых. Это пройдет, но не сразу. Всем вокруг ясно, что с дамочкой обязательно возникнет пара-тройка осложнений. Вон как задирает носик. Кстати сказать, носик аккуратненький, а глазки симпатичные, хоть и кажутся немного грустными. Все дело в опущенных уголках, такой разрез. Пухлые губы, чуть волнистые темные волосы. Хочется любоваться ею как произведением искусства…

«Стоп, полковник, бес в ребро позже, а сейчас работать. Сложностей с женщинами больше, чем со всеми остальными жизненными проблемами, вместе взятыми. Сейчас не до того».

Евстратов переключился на «изучение» Климова и вдруг понял, что делает это не понарошку. А ведь и правда, легенды легендами, но работать-то придется по-настоящему. Все, что полковник приписал Томе в роли молодого лейтенанта, на самом деле было правдой, почерпнутой из отчетов Лаврова и записей Владислава. Евстратов не напрасно напрягся. Как там ладил с подчиненными Добрецов – вопрос десятый, теперь-то ладить с ними предстоит Евстратову.

«Проблемы будут с обоими, только диаметрально противоположного характера. Она будет совать всюду нос, а он тупо служить, как отличник собаководства. Ее придется осаживать, внушая понятия о разумности инициативы, а его подпинывать, как раз приучая к инициативности…»

Но в любом случае ребята пригодятся, Тимофеев правильно сделал, что включил их в группу.

«А был ли у него выбор? Да и у них? Куда деваться, раз прилетели в город, где теперь кругом одни враги?»

Геннадий побренчал ложечкой, размешивая сахар. Привычка, от которой не сумели отучить ни мама, ни жена. Тома мгновенно обратила на эту деталь внимание.

«Умница. Детали – это главное. Даже на базе».

Напротив Евстратова, перекрывая обзор, уселся Федор. Он положил на стол серебристый цилиндрик размером с сигарный футляр и небрежно подвинул вещицу полковнику.

– Бросил. – Геннадий усмехнулся и покачал головой.

– Скорее небо упадет на землю, – не поверил Зинчук. – Бери, это тебе от Тимофеева.

– Мог бы и коробку передать. Кубинская?

– Гена, – Федор поморщился, – не извлекай меня, а? Знаешь ведь, что внутри, чего придуриваешься?

– Агломераты? – Евстратов взял цилиндр и взвесил в руке. – Тяжелый.

– Десять штук. Как распорядиться – твой вопрос. Можно раздать. Но я бы придержал.

– Совершенно с тобой согласен. – Полковник спрятал вещицу в карман. – Сложится ситуация, раздам, а пока… целее будут.

– Там, в спальне, еще кое-какие штучки-дрючки, глянешь?

– Успею. Ты кофе будешь?

– Да я пил уже. Ты мне лучше бальзаму на раны налей, скажи, что дело не безнадежное. А то у меня пока такое ощущение, что всех нас ждет одна братская могилка, вон там, в зеленой зоне.

Федор кивком указал на печальный вид из окна.

– Бог с тобой, Федя. – Евстратов даже поперхнулся. – Ты, конечно, у нас штатный пессимист по любому сценарию, но не мрачнее меня. Так что отбрось эти мысли, видишь, меня же не плющит.

– Я реалист, Гена. На кого мы тявкать решили, да еще такой хилой сворой? Нас же перестреляют после первого «гав»!

– Что я могу сказать? – Евстратов заглянул в пустую чашку, помолчал, в паузе наливая кофе, и снова взялся бренчать ложкой, едва не заглушая ответ. – Примерно понятно на кого. И что это рискованно, тоже понятно. Но иначе никак. Помнишь, в семнадцатом мы тоже по лезвию ходили, и ничего, выжили.

– Мы тогда на десять лет моложе были, энергичнее. А еще – многого не понимали.

– Например, что наша миссия невыполнима, – перебил товарища полковник. – Потому и выполнили ее. Давай, Федя, договоримся на берегу: или мы лепим одну большую отмазку – вроде как нельзя ничего сделать, ибо… и далее всякие аргументы, придумать несложно хоть тысячу. Или же мы поступаем, как в семнадцатом, – работаем напористо, до конца и со всем старанием. Третьего варианта нет.

– Первый позаманчивее будет, – хмыкнул Федор, – но ты же знаешь.

– Знаю. – Полковник отодвинул кофе и достал сигареты. – В таком случае это был первый и последний психотерапевтический сеанс нытья, договорились?

– За «нытье» я не обижаюсь. – Зинчук взглянул на командира исподлобья. – Но больше не вздумай во мне сомневаться.

– Идет. – Евстратов протянул руку. – Я вообще-то и не сомневался.

Полковник боковым зрением уловил восхищенные взгляды «молодых лейтенантов» – про себя он называл их «стажерами». Интуитивное, с полуслова взаимопонимание между опытными офицерами должно было казаться молодежи чем-то вроде недосягаемого пока уровня профессионализма, к которому следует немедленно начать стремиться. Фарисеи!

Федор едва заметно ухмыльнулся. Вряд ли он видел выражение лиц «стажеров» в каком-нибудь отражении. Скорее, он прочитал все во взгляде командира. Кроме бравады, у обоих ветеранов были-таки крохи профессионализма. Куда без них? В частности – одним взглядом зачастую передавалось столько информации, сколько не всякий человек выразит в пятиминутной речи.

– Ладно, с лирикой завязали. Личный состав представишь? – Евстратов затушил сигарету.

– Подполковник Зинчук, назначен вашим заместителем. – Федор «обозначил» попытку встать. – Майор Коваленко и майор Хохлов занимаются настройкой аппаратуры в дальней комнате.

– Тех, кого не знаю, – запоздало уточнил Евстратов.