Донос мертвеца - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 32

Кнехты тут же ринулись внутрь. Звонко хлопнули две тетивы – первый, из воинов, из пробитой кирасы которого торчало две стрелы, рухнул лицом вниз, но радостного порыва победителей было уже не остановить.

Защитники дома легли спать прямо у своих бойниц, всю ночь по очереди приглядывая за расцвеченным кострами лагерем врагов. Особо не опасались: ночью все равно никто не воюет, а тайный какой тать в надежно запертое и обороняемое жилище не проникнет – разве только он окажется размером с мышку или соловья. Утром Марьяна разнесла по комнатам самолично испеченные за ночь пироги, горячий сбитень. Хорошо ли это у нее получилось, плохо ли – вкуса ратники от волнения почти не почувствовали.

Едва поднялось солнце, как ливонцы, ухватив таран, опять двинулись вперед.

– Куда это они, Илья Анисимович? – удивился Степан. – Вчерась стреляли в сторону, сегодня таран туда же поволокли.

И тут дом содрогнулся от первого тяжелого удара.

– Сломали! – оба обитателя терема сорвались со своего места, ринулись к лестнице, чуть не кубарем скатились вниз. Здесь, в ведущем к правым амбарам коридоре, собралась чуть не половина защитников.

Обширную угловую комнату в доме купца Баженова прозывали «скобяными закромами». Здесь Илья Анисимович держал подковы, гвозди, скобы, петли, засовы и прочий скобяной хлам. Ноне кладовая пустовала – товар он собирался завести на ладье, а та вмерзла у Замежья, и до весны рассчитывать на пополнение припаса не следовало. А потому сейчас здесь гулял только ветер, заносящий через широкую щель чистый пушистый снег.

Двое ратников, сжимая луки, вошли внутрь, готовясь выпустить наружу смертоносные стрелы – но на улице никто не показывался. Еще человек пять выжидало в дверях, готовые или кинуться на помощь, или отступить на свои посты.

Внезапно дом потряс новый удар – и из стены вылетело еще два нижних бревна.

– Все, Илья Анисимович, – схватил купца за руку Степан. – Теперь разломают.

– Макар, – распорядился купец. – Тикай по дому, собирай всех. А вас братцы, – он низко, в пояс поклонился стоящим у дверей ратникам, – Христом Богом прошу, продержите ливонцев хоть полчаса. Больше не прошу, но полчаса дайте.

– Беги, Илья Анисимович, – пригладил бороду один из воинов. – Сдюжим.

Дом содрогнулся от нового удара – и в угловой комнате впервые за все время ее существования стало светло, как на улице. Через широкую щель внутрь сунулся латник – оба стоящих внутри лучника одновременно вскинули оружие, выстрелили. Ливонец упал, но вместо него внутрь уже рвался другой. Один из лучников попытался наложить новую стрелу – но враг от живота вверх полосонул по луку мечом и тут же, обратным движением, резанул стрелка по горлу. Второй лучник догадался метнуться к двери и ее тут же заперли на засов. Изнутри стали доноситься удары, потом затихли.

Ратники заглянули в соседнюю комнату, подхватили сундук с хозяйским бельем, выволокли наружу и подперли дверь. Потом подволокли и поставили сверху еще один.

– Что-то тихо… – прислушался один из воинов. – Может, ушли?

– Да, захотел, – усмехнулся в ответ другой. – За топорами просто побежали. Мечами дверь рубить несподручно.

К «скобяным закромам» начали собираться обитатели огромного дома. Не только баженовская судовая рать, но и конюхи, скотники, просто подсобные дворовые люди. Девок было всего три – Марьяне не нравилось держать в доме лишних баб. Боялась, муж не в ту сторону посмотреть может.

На дверь начали падать тяжелые мерные удары, послышался треск. Девки в голос завыли.

Илья Анисимович в это время, схватив за руку Марьяну, волок ее по двору в сторону свинарника, заскочил в хлев. Степан ждал здесь, придерживая доски над глубокой ямой.

– Я не полезу! – попыталась развернуться баба. – Нет! Не стану! Заживо хороните!

– Не ори! – цыкнул на нее муж. – Услышат! И внизу тихарись, продых там наружу идет. Ну, – он торопливо ее перекрестил, чмокнул в лоб, а потом взялся за руку чуть выше кисти и толкнул вниз.

Марьяна взвизгнула, повисла на руке – он, присев на колени, опустил ее до земли:

– О дитяти думай, люб он мне.

– Не родился же еще… – не поняла жена.

– Все равно уже люб. Держи, – купец принял из рук Степана и опустил в схрон два кувшина и завернутый в тряпицу окорок.

Помощник опустил на яму три широких доски, сверху бросил мешковину, сухой полыни. Вдвоем они начали торопливо засыпать яму землей. Подровняв и затоптав тайник, опрокинули сверху бадью со свиной баландой, добавили оставшиеся после завтрака недоеденные пироги. Хрюшки тут же начали топтаться над женщиной, подбирая угощение и окончательно уравнивая потайной угол со всем остальным загоном.

Купец со Степаном кинулись через двор обратно к дому. Судовой помощник на минуту остановился, почистил штыки лопат снегом, отер рукавом, кинул к воротам, в общий завал.

– Коли сгинем, выберется ли? – внезапно обеспокоился Баженов.

– Главное, раньше четвертого-пятого дня пугаться не стала бы, – Степан выпустил из рукава на запястье кистень. – Цела останется, остальное само решится.

Они вошли в дом, повернули к «скобяным закромам». Двери здесь, можно считать, уже не стало, и ратники удерживали ливонцев только сундуками. Сундуки у Ильи Анисимовича были крепкие, окованные медью – а потому топору поддавались медленно.

– Ну, мужики, – выдохнул Степан. – Дому ноне не устоять. Потому надобно к лесу всем прорываться. Через пролом выскакивать – и в чащобу. Ермил, Прохор, давайте с луками сюда. А мы сундуки сейчас сдернем.

Ждать более было нечего – помощник вместе с еще одним ратником рванули сундук к себе, освобождая дверь. Промелькнула рука с топором – ливонец по инерции наклонился вперед, его тут же втащили внутрь и перерезали горло. Ермил с Прохором пустили стрелы – послышался чей-то стон – и Степан первым ринулся в открытый проем. Следом ратники, потом Илья Анисимович толкнул девок, выхватил саблю, метнулся за ними. Замыкали отряд бросившие луки и схватившиеся за топоры Ермил и Прохор.

– Ур-ра-а! – попавшегося на пути кнехта судовой помощник просто отпихнул в сторону, а бегущие позади ратники добили топорами. По глазам ударил свет – но выжидать, пока стерпится, было некогда. Степан выскочил наружу, его в грудь тут же ударили тонкой пикой с яркими тряпочными кисточками, но колонтарь выдержал, наконечник скользнул по пластине дальше, а ратник взмахнул рукой, и шипастое грузило кистеня с влажным чмоканьем угодило ливонцу в лицо.

За спиной упавшего появился другой ворог, взмахнул мечом – опытный в морских схватках судовой помощник прикрылся чужой пикой, одновременно пуская грузило «по низу». Кистень сам нашел ногу врага – кнехт взвыл. Степан попятился: он пришел сюда не драться один против ста, а просто прикрыть на несколько мгновений купца и уйти следом за ним. Однако справа вырос еще один противник. Ратник кинул кистень ему в голову, но ливонец прикрылся мечом, и ремешок мгновенно намотался на клинок. Прежде, чем Степан успел чего-то сделать, кнехт рванул меч к себе, превращая ремень в несколько обрезков, но ратник, воспользовавшись кратким мигом беззащитности врага, шагнул вперед и вогнал под кирасу длинный нож, сделанный им давным-давно из обломка косы. В этот миг клинок де Шербрека описал сверкающий полукруг, и подрубил ему ноги.

Степан не почувствовал боли – просто вместо того, чтобы идти, он почему-то начал падать на спину. И увидел, как по снегу к светлому сосновому бору убегает два десятка человек. Вот один из ливонцев поймал за длинную юбку последнюю девку, с хохотом удерживает ее, а баба мечется из стороны в сторону, пытаясь вырваться и воет, как оголодавший бык. Оглянулся Прохор, ринулся на выручку, замахнулся топором. Кнехт, отпустив девку, перехватил топорище одной рукой, а другой всадил русичу в живот широкий короткий меч. Потом ливонец погнался за девкой, но все никак не мог дотянуться, а потому в конце концов просто ткнул ей в спину мечом. Первый раз попал в ляжку – девка упала. Но настроение кнехта уже испортилось, и он не стал волочь ее за собой. Засадил несколько раз клинок между ребер и заторопился назад к крепости.