Самый неподходящий мужчина - Беверли Джо - Страница 45

— Это не опасно?

— Не думаю. Какой смысл кому-то причинять вред леди Талии? Куда вы хотите поехать? — спросил он старую даму.

— На кладбище при церкви Святого Варфоломея. Это меньше чем в двух милях. В Элмстеде, совсем рядом со старым домом Ричарда.

— Я распоряжусь насчет кареты, — сказал Фитц и вышел. Леди Талия пошла закутаться потеплее. Эшарт с Дженивой тихо разговаривали друг с другом. Дамарис подошла к окну. Она не считала, что природа подстраивается под человеческие дела, но именно сегодня был такой великолепный закат, какого она давно не видела.

Они нашли бумаги, так что Эшарт с Дженивой скоро будут в безопасности. Вдова уезжает, и Джениве не придется жить с ожесточенной старухой.

И завтра они покинут этот дом. Дамарис было немного горько, но она понимала, что для нее это к лучшему. С Фитцроджером у нее нет будущего, но всякий раз, когда он оказывался рядом, она не могла мыслить здраво.

В Лондоне будет лучше. Она займется последними приготовлениями к представлению ко двору — кое-что новое из одежды и, возможно, несколько уроков дворцового этикета.

Там будет Бриджуотер, которой может оказаться очаровательным. Купить его достаточно просто, но она будет настаивать на ухаживании. Пусть немного потрудится за свой приз. И она твердо решила, что не будет ни на что рассчитывать, пока он официально не попросит ее руки и брачные соглашения не будут подписаны.

Вот тогда она заживет так, как подобает герцогине. Она станет одной из самых знатных в стране дам, обзаведется мантией и диадемой с золотыми земляничными листьями. Она станет покровительницей искусств, особенно музыки, будет поддерживать медицину, заботиться о бедных.

Она уже дала доктору Телфорду деньги на его мечту — благотворительную клинику и больницу в Уорксопе. В качестве герцогини она будет заниматься тем же и в других местах. Ее ждет великолепное будущее. Но при мысли о нем она почему-то ощущала в душе пустоту.

Фитц вернулся и доложил, что леди Талия уже в пути, а карета для вдовы подготавливается.

— Я переговорил с Хокни. Он не даст ей подвергать себя опасности, хотя при такой ясной погоде они без проблем смогут ехать даже в темноте.

— Закат очень красивый, — сказала Дамарис. — Не могли бы мы ненадолго выйти полюбоваться им?

Все посмотрели в окно, словно закат был вторым пришествием.

— О да! — воскликнула Дженива. — Я не дышала свежим воздухом с тех пор, как мы приехали.

— Это небезопасно, любимая, — возразил Эшарт. — Наемный убийца еще не знает, что ситуация изменилась.

Дженива скривилась, но спорить не стала.

— Мы можем выйти, — сказал Фитц, — если будем держаться близко к дому. Нет никаких признаков того, что наш убийца готов на все, чтобы подойти так близко. Он предпринял попытку в Тикмануэлле — поспешную, небрежную попытку, в которой он ничем не рисковал, — но он должен знать, что рано или поздно мы поедем в Лондон. Гораздо более многообещающий план, и тебе ничто не угрожает, пока ты не женишься, Эш, ибо законнорожденность — ключ ко всему.

Эшарт встал и бросил взгляд на сумку с документами:

— Что мне делать с этим? Я бы не поручился, что бабуля не попытается вернуть бумаги, прежде чем уехать. — Он положил сумку в карман своего сюртука, но затем покачал головой и отдал Фитцу. — Охраняй их и леди. Я должен остаться в доме. — Он взглянул на Джениву. — Может, она захочет поговорить со мной.

— Не лучше ли мне тоже остаться? — спросила Дженива. Он улыбнулся:

— Нет, ты заслуживаешь глоток свежего воздуха и красивый закат. Не волнуйся. Я не стану умолять ее передумать.

Дамарис, Дженива и Фитц оделись и вышли через парадную дверь. — Закат и вправду великолепен, — сказала Дамарис, улыбаясь необыкновенному сочетанию розового и золотого. — Человеку никогда не создать такой красоты, какую сотворил Бог.

— Зимний закат, — сказал Фитц, и она повернулась, чтобы улыбнуться ему. Несмотря ни на что, их все еще связывали светлые нити, и она будет наслаждаться ими, пока сможет.

Они спустились по ступенькам и пошли вокруг дома с юго-западной стороны. Даже золото заката не могло скрыть плачевное состояние парка. Розы были неподрезанные и слабые, а статуи стояли, оплетенные плющом.

Дженива вздохнула:

— А я ничего не знаю о садоводстве.

— Наймете садовников, — сказала Дамарис.

— Что требует денег.

— Я не думаю, что Эшарт поскупится на это. Особенно если продаст свои бриллиантовые пуговицы.

Дженива улыбнулась:

— Ты такая практичная.

Дамарис осторожно ступала по неровной дорожке, стараясь не испачкать накидку. Фитц шел позади них. Вообще-то ширина дорожки была рассчитана только на двоих, но Дамарис понимала, что он прикрывает их со стороны парка. Просто на всякий случай.

Они проходили между домом и участком парка, где голые деревья перемежались одетыми в плющ статуями. Ее внимание привлекла уродливая пристройка, казалось, сделанная из пыльных серых квадратов.

— Ой, это же зимний сад!

— С очень грязными стеклами, — заметила Дженива, — где они еще сохранились. Но возможно, там не так уж и плохо. Он выходит на юг.

Дженива направилась туда, и Фитц последовал за ней. Дамарис осталась там, где была. Довольно с нее грязи и разорения. Она разглядывала несчастные обнаженные статуи, представляя их живыми существами и гадая, рады ли они своим лиственным одеждам зимой. Она предположила, что их обветшалость скорее древняя, чем недавняя, но все равно они ее не привлекали. Если бы у нее вокруг дома были статуи, они содержались бы в прекрасном состоянии.

Возможно, она не создана для этого мира. Ее не восхищают старые статуи, и она не хочет жить в огромном и беспорядочном старинном особняке. Чем плох современный дом, полный света и тепла, не слишком большой, но достаточно вместительный для изысканного комфорта? Если бы она вышла за кого-нибудь вроде Фитца, подумалось Дамарис, не имеющего своей собственности, они бы купили или построили такой дом, какой захотели бы.

Это были греховные, опасные мысли, но Дамарис не могла устоять. Если она должна принять решение, то сделать это нужно до того, как они приедут в Лондон. Нужно сделать это сейчас.

Она услышала какие-то звуки и, обернувшись, увидела, что Фитц пытается открыть покосившуюся дверь, чтобы Дженива могла войти в оранжерею. Дамарис вновь повернулась к необщительным статуям. В пламенеющем обманчивом свете ей показалось, что одна из них шевельнулась. О Господи, должно быть, она сходит с ума!

Конечно же, абсолютно неразумно даже думать о том, чтобы выйти за Фитца. Но она заставила себя быть честной. Она бы вышла за него, если бы о его преступлении не было известно. Но о нем все знали.

Ну почему у того скандала такие острые зубы? Это несправедливо. Каждый может совершить ошибку. Но людей вешают за одну ошибку.

Она выпустила изо рта белое облачко пара. Когда это случилось? Возможно, со временем все рассосется.

Но разве не из-за этого он пошел в армию? Она вспомнила его историю про новую саблю. Он сказал, что ему было пятнадцать. Для пятнадцатилетнего такой поступок еще более возмутителен, подумала она, и все же... сколько было лет сестре его брата? Все теперь выглядело по-иному.

Фитц — восьмой ребенок, а его брат лорд Лайден, вероятно, первый. Между ними могло быть двадцать лет разницы, если только его брат не женился на совсем юной девушке... Она невидящим взглядом уставилась на увенчанного лаврами героя, размышляя над тем, что это означало. Он ничего не сказал о том, кто кого соблазнил...

Удар в грудь отбросил ее назад, и она резко села на землю. Боль растеклась в груди, и стало нечем дышать. Она посмотрела вниз, туда, где палка с перьями — стрела! — торчала из грудной клетки. В агонии она попыталась ухватиться за нее, но руки отказывались слушаться. Круг черноты начал смыкаться вокруг нее. Она цеплялась за сознание, попыталась крикнуть, но темнота поглотила ее.

Фитц услышал какой-то тихий звук, обернулся и увидел, что Дамарис повалилась на спину. Он подбежал к ее распростертому телу и упал на колени. Если это очередной трюк... И тут он увидел стрелу, торчащую у нее из груди. Ему показалось, что это его сердце остановилось. Дженива встала на колени с ним рядом.