Птицелов - Остапенко Юлия Владимировна - Страница 15

– Постой-ка, друг, – не без труда напустив на себя беспечный вид, Марвин остановил проходящего мимо солдата. – Где мне Уотера найти?

– А ты не знаешь? – удивился тот.

– Да я в отрубке два дня был, не сориентировался тут ещё.

– А-а. Вон там он, на восточной стороне. Обычная его синяя палатка.

Марвин поблагодарил и направился в указанном направлении. Походная кузница была оборудована так же умело, как и сам лагерь; возле наковальни стоял здоровенный мужик в кожаном переднике. Рядом толклась пара солдат – судя по виду, наёмников. Ребята зелёные, явно моложе Марвина, необтёртые ещё. При виде Марвина они криво заухмылялись, но посторонились. Похоже, всякая шваль в лагере мессеры герцогини знала своё место. Не сказать, что Марвин этого не одобрял.

Кроме этих двоих, поблизости никого не было. Парочка солдат переговаривалась чуть поодаль, но с того места, где стоял Марвин, их не было видно.

Марвин вперил в наёмников неподвижный взгляд.

– У вас ко мне дело, мессеры? – холодно осведомился он так, будто это они первыми на него уставились. Парни недоумённо переглянулись, похмыкали, но потом помотали головами и отошли шага на три. Марвин попытался представить, до чего ж свирепая была у него рожа, раз так подействовало, и угрюмо поздравил себя с удачным днём.

Потом шагнул под синий тент, к дымящейся кузнечной жаровне.

– Мне нужен меч. Одноручный, хорошего качества.

Кузнец вскинул на него заплывший глаз, другим продолжая косить в сторону наёмников.

– А деньги-то у мессера водятся? – прошепелявил он.

– Водятся, водятся, – спокойно сказал Марвин. – Показывай железо.

– Ну, чего уставились, пшли вон, голодранцы! – рявкнул кузнец топтавшимся рядом наёмникам. Те заворчали, но отошли ещё дальше – похоже, уже успели испытать на собственном загривке тяжесть кузнецовых кулаков.

Кузнец кивком предложил Марвину подойти ближе. Тот шагнул в глубь навеса.

– Вот этот неплох, – кузнец загремел сложенными на подставке мечами. – И цена пристойная.

– За цену не беспокойся. Лучшее давай.

– Да уж впрямь ли водятся? – полуобернулся к нему кузнец.

– День сегодня для карт удачный, – не моргнув глазом, ответил Марвин. Кузнец несколько мгновений обшаривал его взглядом заплывшего глаза. Будь дело в деревенской кузне, непременно потребовал бы показать. Но здесь ведь все свои… Герцогиня почти не брала пленных. А если и брала, то их держали под крепким замком, а не пускали разгуливать по лагерю.

«Неужто ты и впрямь такой дурак, Лукас из Джейдри?» – не смея верить в это, подумал Марвин.

Или просто честен сверх всякой разумной меры…

Ну уж точно больше, чем я.

– Тогда вот, – кузнец вытянул меч – совсем новый, из отличной стали, с тщательно выделанной ажурной резьбой на крестовине. – Но он стоит три сотни.

– Пойдёт, – сказал Марвин, принимая меч из рук кузнеца. Отступил на шаг, взмахнул пару раз, проверяя балансировку. В самом деле неплохо – не идеал, конечно, но на первое время сойдёт.

– Слушай, Уотер, – сказал он, продолжая равномерно рассекать лезвием воздух – вж-жих, вж-жих, песня, а не клинок. – А что, вы вправду зовёте короля Попрошайкой?

Он и сам не знал, зачем спросил, – должно быть, до сих пор не мог поверить. Но Уотер понял – через мгновение, и этого мгновения Марвину хватило. Лезвие вошло в шею кузнеца легко, словно в снег, перерубив кадык. Марвин схватил кузнеца за лямку кожаного передника и придержал, не дав завалиться навзничь. Грузное тело осело на наковальню.

– Нельзя так, Уотер, – тихо сказал Марвин, тщательно вытирая клинок о рубаху кузнеца. – Нельзя так про законного монарха, грешно.

Когда на лезвии не осталось крови, Марвин закинул клинок плашмя на плечо и, выйдя из палатки, зашагал к южному краю лагеря. Развивающиеся на ветру стяги с гербом герцогини Пальмеронской виднелись уже совсем недалеко – рукой подать.

У него было не более минуты, прежде чем болтавшиеся рядом с тентом наёмники заметят труп и поднимут крик.

Выход из лагеря охраняли двое зевающих патрульных. На Марвина они покосились, но ничего не сказали. Похоже, им было велено внимательнее следить за теми, кто входит в лагерь, а не за теми, кто его покидает. И как только дезертиров ловят…

Он успел пройти от границы лагеря с полсотни шагов, когда услышал позади приглушённый крик. Тогда рванул с места – лес, густой чёрный лес Предплечья был рядом, на склоне холма; склоны здесь пологие, а снегопада не случалось давно, и старый снег успел сойти, только кое-где на палой листве запеклась белёсая корка инея.

Марвин кинулся напролом через заросли, рубя ветки на ходу, потом, углубившись в лес шагов на сто и прорвавшись на небольшую поляну, бросился назад, тем же путём, старательно ступая по только что порубленным ветвям – к огромному поваленному дубу с раскидистой сетью корней, нависших над мелким песчаным обрывом. Забрался под корень, едва ли не в середину ствола, так глубоко, как мог. Подмороженное дерево пахло гнилью, из сердцевины свисали мокрые клочья мха. Марвин стиснул зубы, вжался спиной в слизкую древесину, покрепче упёрся ногами во вросшие в землю корни.

Ищите теперь.

«До вечера отсижусь, – подумал он, глядя на ползущее к зениту солнце. – Гадко тут, но лучше не рисковать».

Он попытался представить лицо Лукаса, когда тот узнает – и не смог.

«На сей раз победа за мной, мессер», – подумал Марвин, но эта мысль отчего-то не принесла ему облегчения.

– Ну что, теперь ты доволен? – злорадно бросил Ойрек.

Лукас пожал плечами.

– Говорил я, сделает он из тебя дурака!

– Ойрек, что ты надрываешься? – спокойно отозвался Лукас. – Пропил уже свои пять сотен, что ли?

– Я-то нет, а вот ты – со всех сторон в дураках!

– Пусть эта мысль тебя утешит.

Ойрек хмуро взглянул на него и ничего не сказал. Он полагал, что Лукас должен слюной исходить со злобы, и оттого, что не наблюдал ничего подобного, злился сам.

Примчался запыхавшийся Илье. Ойрек вскинулся первым:

– Поймали?

– Не-а! – в отчаянии ответил оруженосец. – Весь холм прочесали – даже следов нет!

– Собак бы пустить, – вздохнул один из сидящих рядом рыцарей.

– Да теперь уж что, – бросил Ойрек. – Удрал, гнида.

Лукас сидел, откинувшись и уперев руки в землю. К вечеру ударил морозец, и подледеневшая земля жгла голые ладони. Лукас разглядывал небо: ночь подступала безлунная, в самый раз для побега. Глупый мальчишка, дождался бы темноты – его бы только к утру хватились. Но Лукас знал, что он не дождётся: видел. Он даже удивился, почему Марвин терпел так долго.

– Удрал – и удрал, – обронил Лукас, чувствуя, что все ждут, чтобы он хоть что-то сказал. – Делов-то.

– А кто за ним пошёл? – спросил кто-то, не бывший в курсе дела.

– Да та пара наёмников, на глазах у которых он кузнеца прирезал, – бросил Ойрек. – Вот наглая же тварь!

– Прямо так и на глазах?!

– Ну, почти. Он в палатку к кузнецу зашёл, всё тихо было. Потом вернулся с оружием, а эти олухи хватились, только когда запах крови учуяли. Одно слово – псы! Сами за ним и кинулись, выслужиться хотели. Нет бы доложить куда надо или хоть Лукасу сказать…

– Лукас бы его поймал, – заметил один из рыцарей.

– Да уж, – хмыкнул Ойрек. – Только вот побрезговал, что ли?

Лукас продолжал разглядывать небо. Луны нет, а звёзды-то как хороши… Конную Деву сегодня особенно чётко видно – так и переливается, и жеребец её так и пышет жаром белого сияния. «Жаль мне тебя, Марвин из Фостейна, тебе сейчас недосуг поднять голову и взглянуть на это небо. Ты мчишься по бурелому, пригнув голову, порой бросая взгляд через плечо, порой замирая и вслушиваясь в хаотичные отзвуки тьмы, ты думаешь: «Я победил», но не чувствуешь этой победы, не веришь в неё, будто чуешь, что я иду по твоему следу… А я не иду. Мне нет резона травить волчонка – я предпочитаю совсем другие забавы.

Но тебе это знать незачем, так что давай и дальше воображай, будто сбежал. И только я знаю, что попросту тебя отпустил. Потому что правду говорят: я поймал бы, если б захотел.