Птицелов - Остапенко Юлия Владимировна - Страница 14

Разве что желание побеждать. Всегда побеждать. Всё равно, как.

– Эй, парень, глотнуть не хочешь?

Он с трудом удержал дрожь, обернулся. На земле, скрестив ноги и протягивая фляжку, сидел старый солдат. Марвин был уверен, что прежде не видел его. Поколебавшись, он сел рядом, принял предлагаемое, благодарно кивнул, отпил. Он не принимал спиртного уже два месяца и неожиданно закашлялся, когда неимоверно крепкая брага полилась в горло. Солдат засмеялся, похлопал его по спине.

– Что, крепковато для такого щенка? – дружелюбно сказал он.

По спине Марвина прошёл мороз. Щенок из Балендора…

Да нет, тут же понял он, этот старик никогда не слыхал о Щенке из Балендора. А слово это сейчас проговорил едва ли не любя – так дед мог бы говорить о своём внуке.

– У меня самая крепкая брага в здешних местах, – похвастался он. – Я сам с Большого Пальца, а всем ведомо – чем злей морозы, тем крепче самогон! – он довольно засмеялся, отобрал у Марвина флягу, глотнул. Потом пожаловался: – А про меня забыли все. Как разорили ту деревеньку близ Плешивого поля, местного дрянного винца набрали – уже не нужен им самогон старого Дилена. А то всё бегали! – он обиженно засопел. – Щенки! Все как есть щенки! Хочешь ещё глотнуть?

– Давай! – решился Марвин. На сей раз пошло лучше, и он долго не отрывался от фляги. Старый Дилен наблюдал за ним с видимым удовольствием, потом кивнул.

– Молодец! Поспешил я тебя щенком обозвать, прости старика. А чего ты помятый-то такой? И меч твой где? Что, на Плешивом раздели?

Марвин глубоко вздохнул.

– Я ранен был. Думал, совсем подохну.

– Ну! А мародёры Попрошайкины за мертвяка приняли, да?

– Что?

– Мародёры Попрошайкины, говорю, стервецы, раздели! – заорал старик ему на ухо. – Тебя что, по башке огрели, недослыхиваешь?

– А… да, – ответил Марвин, с трудом сдерживая желание осенить себя святым знамением. Подумать только… неужели люди Мессеры называют его величество короля Артена Благоразумного «Попрошайкой»?! Марвин не питал к нему особой любви, но, как ни крути, монарх есть монарх, он ставленник Единого, и поносить его – будто поносить Святого Патрица.

– Чего кривишься? – спросил старик.

– Да так, – ответил Марвин. – Башка болит. И брага у вас вправду ядрёная.

– Оно верно! – довольно заулыбался вояка. – А меч ты себе раздобудь, а то что ж это – не дело, мы вот-вот в драку, а ты – всё равно что голый.

– Скоро будет драка?

– Скоро. Может, уже и завтра. Тут недалече, говорят, королевский гарнизон – они нас не ждут, мы в обход идём. А в гарнизоне, сам подумай, небось и девки есть, – старик многозначительно подмигнул, хмыкнул, обнажив в ухмылке гнилые зубы.

– Зачем вам-то девки?! – изумился Марвин.

– А ты что, мальчиков предпочитаешь? Ну так там и пажи небось какие найдутся, всяко есть чем поживиться.

«Неужели и я, если доживу до его лет, буду только об одном и думать?» – пронеслось у Марвина, и его покоробила эта мысль – никогда прежде он не задумывался ни о чём подобном. А если бы и задумался – вероятно, лишь ухмыльнулся бы… В самом деле, нет ведь ничего слаще доброй драки да резвой девки… так ведь? Всегда так было.

Всегда, до того, как его заклеймили пощёчины Лукаса из Джейдри. Его пощёчины и его усмешка.

Марвин вскочил, чувствуя, как поднимается изнутри к горлу что-то тяжкое, спирающее дыхание.

– Пойду я, – отрывисто сказал он. – Оружие надо раздобыть.

– Ты к Уотеру зайди, у него много всякого добра есть, – посоветовал старик. – Меня в прошлом переходе тоже мародёры раздели, так я у него заново так снарядился – лучше, чем было!

– Благодарю вас, мессер, – сказал Марвин и зашагал в другую сторону лагеря.

И почти сразу увидел человека, который оглушил его на Плешивом поле и которому Лукас заплатил за его жизнь… пять сотен заплатил.

«Я верну вам эти пять сотен, мессер», – подумал Марвин, и в этот миг рыцарь встретился с ним глазами.

– Эй, да ты сбежал никак! – завопил он.

– Нет, Ойрек, ты что, забыл? – одёрнул его кто-то из сидевших рядом. – Лукас же сказал, что договорился с ним…

– Договорился? – по заросшему лицу Ойрека поползла брезгливая гримаса. – Это о чём можно договориться с ублюдком, бьющим в спину?

– Да неужто, благородный мессер? Вы меня, если мне память не изменяет, тоже в спину ударили, – холодно сказал Марвин.

Ойрек, медленно багровея, поднялся на ноги.

– А ну повтори, что ты сказал?!

– Вы слышали.

– Ах ты, паскуда, да я ж только оглушил тебя, чтоб потом добить, глядя в твою поганую рожу!

– И это, по-вашему, более честно? – насмешливо поинтересовался Марвин.

Скрюченные волосатые пальцы скользнули по его горлу, но в следующий миг страшно ругающегося Ойрека оттащили двое его друзей.

– Сдурел?! Лукас с тебя шкуру спустит!

– Посмотрим ещё, кто с кого! – проревел Ойрек. – Вот погодите, наплюёт ему этот гадёныш в рожу, так пожалеет, что вчера меня не послушал!

Марвин стоял, скрестив руки на груди и не шевелясь, и чувствовал поразительную лёгкость во всём теле – и на душе. В кои-то веки всё оборачивалось лучшим образом.

– Дай мне меч, – сказал он. – И спусти с меня шкуру сам. Если сумеешь. Только, чур, перед тем не оглушать, идёт?

– Убью!!!

– Ну, ну, что это здесь происходит?

И всё, в один миг – то ли крылья подрезали, то ли огрели по башке и снова мордой в дерьмо. Марвин почувствовал, как отнимаются руки и ноги, – будто сам только звук этого голоса лишал его сил.

Вернее, не столько звук, сколько безудержная волна ярости, которая захлёстывала его, когда он слышал голос Лукаса Джейдри.

– Ойрек, если ты так рвёшься убить его, следовало сделать это раньше, – сказал Лукас, подходя ближе и кладя ладонь Марвину на плечо – и тот окаменел, не в силах ни сбросить эту руку, ни выдерживать её прикосновение. – И не надейся, что я ограничусь стребованием компенсации, если ты тронешь его хоть пальцем. Мы вроде порешили, что он мой?

– Твой, – сказал Ойрек и сплюнул Марвину под ноги. – И когда он тебя прирежет посреди ночи, я первый ему руку пожму. Дуракам туда и дорога.

– Не спорю, – коротко сказал Лукас – и снова эта его ухмылка поганая, больше и говорить ничего не надо, и так всё ясно. Ойрек развернулся к нему, потянул меч из ножен. Лукас не двигался. Его ладонь всё так же лежала у Марвина на плече.

– Ойрек, подумай хорошенько, – спокойно проговорил он. – Как следует подумай.

Похоже, он ничуть не сомневался в исходе назревающей драки. И что удивительнее всего – не только он один. Ойрек глухо зарычал и с грохотом вернул меч на место. Двое рыцарей, наблюдавшие за ними, не проронили ни слова.

– Сразу бы так, – сказал Лукас. – И забудь о моём пленнике. Возьми себе собственного в ближайшей битве и измывайся над ним, сколько влезет. А над этим, – он вдруг повернулся к Марвину и мимолётно улыбнулся ему – так, будто между ними существовал тайный сговор, – позволено измываться только мне.

Он отошёл прежде, чем кто-либо успел ему ответить. Марвин снова почувствовал то же, что и вчера, когда он стоял связанный среди этих людей, которые осыпали его насмешками и предлагали кто повестить, кто разорвать лошадьми, но он только смотрел в прозрачные глаза Лукаса, сидевшего по другую сторону костра, и читал в этих глазах, что всё будет хуже, гораздо хуже.

– Да он сам над кем хочет измывается, – проворчал Ойрек, отворачиваясь – но было видно, что он успокоился. Как будто тоже почувствовал это – и вновь перестал воспринимать всерьёз Балендорского Щенка…

Марвин подумал, что больше не может всё это выносить.

Его даже не проводили взглядами. Похоже, никто не беспокоился о том, что он может сбежать. И не без оснований: выйти-то из лагеря он сможет без труда, но безоружный да без коня – не уйдёт далеко…

Если только не постарается.

Надо было, конечно, выждать до ночи, но у него уже не было сил. Ещё одно свидание с сэйром Лукасом, и кому-то из них не жить… а для этого было не место и не время.