Моя строптивая леди - Беверли Джо - Страница 59

— Что ж, вот и есть чем заняться, — наконец сказал Родгар. — Миледи, позвольте Элф немного похлопотать вокруг вас, а я тем временем пущу в ход кое-какие средства.

— Милорд, это было бы пустой тратой времени, — воспротивилась девушка. — Брак между мной и Сином невозможен, и он это скоро поймет.

— В нашей семье не признают слова «невозможно». Маллорены всемогущи.

С этими словами маркиз покинул гостиную.

— Боже мой… — прошептала леди Элфлед.

— Простите, я этого совсем не хотела.

— Ну что вы! — улыбнулась та. — У вас такой расстроенный вид, и совершенно напрасно! Это «Боже мой» относилось вовсе не к вам, а к нам, Маллоренам. У нас никогда и ничего не бывает просто. Что до вас, дорогая моя, мне есть за что благодарить — вы разбили лед между Сином и Родгаром. Не считайте себя проклятием — вы скорее благословение!

Вот это уже преувеличение, мрачно подумала девушка.

— Я уверена, что все обошлось бы и без моего вмешательства.

— Однако не обходилось в течение последних шести лет.

— Как?! — изумилась Честити. — Они на ножах уже шесть лет?

— Это вы верно определили — «на ножах», — вздохнула леди Элфлед. — Син всю жизнь пытался доказать, что может обойтись без посторонней помощи. Родгар имел неосторожность усомниться в этом.

— И напрасно! — вступилась Честити пылко. — Син не просто пригоден к армейской жизни — это его стихия.

— Я тоже так думаю, — согласилась леди Элфлед с откровенной гордостью за младшего брата. — Все дело в его внешности. К тому же в детские годы мы с Сином соперничали по числу синяков и царапин, и потому позже Родгару было нелегко признать за ним способность к выживанию. Прошло шесть лет со времени их ссоры, и — поверьте мне! — Родгар давно уже смирился с положением дел, но вы же знаете мужчин! Они очень упрямы. Вы перебросили мост через разделявшую их пропасть.

Эта милая рыжеволосая женщина с ясными и чистыми глазами держалась так тепло, так дружелюбно, что невольно возникал вопрос: отчего в свои двадцать четыре года она все еще не замужем? Из них двоих Син был гораздо красивее, но и леди Элфлед нельзя было назвать дурнушкой, а приветливые манеры очень ее красили. В первые же несколько минут разговора Честити успела ощутить к ней искреннее расположение. Хотелось выказать ответную доброту.

— Раз уж я перебросила мост через пропасть, то не стану ее углублять. Миледи, я не обременю собой вашу семью. Я не выйду за Сина.

— Вы говорили ему об этом?

— Не раз.

— А он?

— Он не желает смириться с действительностью, но рано или поздно это случится. Наш брак невозможен.

— Дорогая моя! — Леди Элфлед засмеялась. — Вы плохо знаете Маллоренов. Когда Родгар сказал, что мы не признаем слова «невозможно», он говорил чистую правду. Препятствия только распаляют нас, и, хотя порой нам приходится несладко, мы рады бросить вызов судьбе. И давайте оставим это сухое «миледи», да и «вы» заодно. Раз уж нам предстоит породниться, зови меня Элф, как все остальные, — конечно, если не сочтешь это нелепым. А я буду звать тебя Честити.

Девушка согласилась, боясь показаться нелюбезной.

— Я так рада женскому обществу, что и описать не могу! Братья у меня чудесные, но у них свои интересы, а порой хочется просто поболтать. Мужской пол не так эмоционален.

Честити сделала невольный протестующий жест, и ее собеседница снова засмеялась.

— Ну вот, сейчас ты скажешь, что Син эмоционален! Я за ним этого не замечала. Воистину любовь творит чудеса! — Она вдруг стала ужасно деловитой. — Мы все говорим и говорим, когда надо было начинать с ванны и одежды. Мы подыщем тебе что-нибудь более подходящее.

При мысли о том, как она выглядит и, быть может, пахнет, девушка зарделась, но предложение было более чем кстати.

— Я готова.

— Тогда идем.

Были отданы нужные распоряжения, и Честити оказалась в комнате с пылающим камином — собственной спальне леди Элфлед.

— У нас примерно одинаковые фигуры. Бери все, что приглянется, — сказала та, махнув рукой на дверь в гардеробную, и обратилась к вошедшей модистке. — Шанталь, это леди Честити, предоставляю ее твоим заботам. Мне уйти или остаться?

— Когда буду принимать ванну, я бы предпочла полное уединение, — смущенно ответила Честити, припомнив свои рубцы, ссадины и алые соски.

Это была довольно странная просьба для женщины, с детства окруженной слугами, и Элфлед это отметила, но от комментариев воздержалась. Вошли еще две горничные, с холодными закусками и чайным прибором. Пока Шанталь демонстрировала наряды, молодые женщины отведали понемногу того и другого.

— На венчании лучше всего появиться в чем-то элегантном, но не слишком эфемерном, — заметила Элф. — Какие цвета ты обычно носишь?

Хотя все это время Честити настраивала себя на разлуку с Сином, искушение предстать перед ним во всем своем блеске было слишком велико, и она не устояла.

— Больше всего мне к лицу темно-розовый с лиловым отливом, но я не уверена, найдется ли…

— Шанталь! — Элф хлопнула в ладоши. — Правый шкаф, розово-лиловое! — Пока модистка передвигала вешалки, она призналась Честити:

— Я так ни разу и не надела это платье, хотя год назад розово-лиловое было последним криком моды. К моим волосам оно совершенно не шло.

И вот на постели было разложено восхитительное платье цвета спелой малины, расшитое узором чуть более темного оттенка. К нему Шанталь присовокупила кремовые нижние юбки с отделкой по подолу в тон платью и накладной парчовый лиф.

— Что за наряд! — вздохнула Элф. — Я просто заново влюбляюсь в него… и заново сознаю, что он не для меня. Возьми его! Этим ты отдашь ему должное, а Шанталь облобызает твои ноги — она вложила в него всю душу.

— Возьмите его, миледи! — взмолилась француженка. — Дважды в месяц леди Элфлед заказывает мне платье, и каждый раз я стараюсь превзойти сама себя. Если она его не носит, я рву на себе волосы!

Честити признала, что розово-лиловый цвет совершенно не подходит к белой коже и рыжей шевелюре Элф, а потому с чистой совестью согласилась принять этот королевский дар. Ей дали нижнее белье и отвели в соседнюю комнату, где уже была готова ванна. Девушка отпустила горничную, сознавая, что дает повод для разговоров. Однако другого выхода не было.

Раздевшись, она оглядела себя при ярком свете дня и поняла, что у Сина был веский повод гневаться. Помимо уже известных ей повреждений, на коже обнаружилось множество синяков и царапин, о которых она не подозревала. Рубцы на ногах зловеще краснели, повыше локтя отпечаталась пятерня, на виске, куда угодил кулак Пога, виднелось вздутие.

Ну и, конечно, соски. Оставалось лишь гадать, чего стоило Сину не упомянуть об этом тогда, в постели.

На миг Честити захотелось махнуть рукой на клятву и скрыться, но она напомнила себе, что Син никогда еще не видел ее по-настоящему красивой. Он заслужил это — просто на память.

Погрузившись в огромных размеров расписную медную лохань, девушка испустила невольный вздох удовлетворения. Вода была нужной температуры, с добавкой каких-то благовоний. На скамеечке рядом ожидали дорогое мыло и кусок ворсистой ткани, что служила для мытья. Все это были неотъемлемые атрибуты ее детства и юности. Честити тщательно вымылась и вымыла голову, для разнообразия благословив то, что обычно называла жалкой порослью, — мыть и сушить такие волосы самой, без помощи горничной, не составляло никакого труда.

С полотенцем на голове Честити наконец расслабилась в лохани. Это были минуты наедине с собой, короткая передышка, которую можно посвятить воспоминаниям или заглянуть в будущее. Она предпочла второе, поскольку это был насущный вопрос.

Будущее не сулило ничего хорошего. Идти было некуда — без сомнения, ей был теперь заказан вход даже в домик няни. Последняя встреча с отцом показала, что он вполне способен отречься от нее, вычеркнуть из своей жизни. «…Оставит дом и прилепится к супругу своему…» — вспомнилось вдруг. Нет, она не может прилепиться к Сину. Придется как-то выживать самой.