Моя строптивая леди - Беверли Джо - Страница 1

Джо Беверли

Моя строптивая леди

Глава 1

Внушительного вида карета с гербом катилась по Шефтсбери-роуд, переваливаясь в колеях, совершенно окаменевших после ноябрьского морозца. Молодой человек сидел в ней развалившись, скрестив ноги на противоположном сиденье. Его гладко выбритое загорелое лицо можно было смело назвать на редкость красивым, но он явно был чужд тщеславия и не гнался за модой: серебряный галун шел лишь по краю лацканов, единственными украшениями были перстень с сапфиром на безвольно свисавшей правой руке да жемчужная булавка, что скрепляла небрежно повязанный шейный платок. Темно-русые с рыжим оттенком волосы, от природы волнистые, были туго стянуты в косичку с двумя черными бантами — у шеи и ниже (дело рук престарелого камердинера, что сидел рядом, словно аршин проглотив, намертво вцепившись в шкатулку с драгоценными безделушками).

Карету в очередной раз тряхнуло, пассажиров подбросило. Лорд Синрик Маллорен вздохнул и мысленно поклялся на первой же остановке нанять верховую лошадь. Замкнутое пространство кареты чем дальше, тем больше действовало на нервы.

Какая досада, когда к тебе относятся, как к калеке!

Ему едва удалось убедить не в меру заботливого братца, что он вполне способен снова путешествовать, но и тогда дело свелось к двухдневной поездке в Дорсет, к старшей сестре, что недавно обзавелась ребенком. И каким образом! В чудовищном экипаже, настоящем доме на колесах. В довершение ко всему его снабдили меховой накидкой и корзиной горячих кирпичей, чтобы — упаси Бог! — не озябли ноги. Можно себе представить, что ждет по возвращении, — причитания и фланелевая ночная рубаха!

Громкий и резкий окрик снаружи отвлек Сина от унылых размышлений, и он не сразу сообразил, что означает мертвенная бледность на лице камердинера и чего ради тот шепчет молитвы.

Разбойники! Глаза Сина широко раскрылись, лицо утратило томное выражение. Он выпрямился, бросив оценивающий взгляд на шпагу, что лежала на противоположном сиденье, и решил, что это не тот случай: разбойники не фехтуют со своей жертвой. Куда полезнее пистолет, особенно двуствольный. Син извлек оружие из кобуры и убедился, что оба ствола заряжены. Он считал холодное оружие более эстетичным, однако признавал преимущество за огнестрельным.

Между тем карета остановилась так круто, что ее развернуло почти поперек дороги. Син осторожно выглянул. Короткий день поздней осени догорал, придорожные сосны бросали на дорогу быстро густеющую тень. Разбойников оказалось двое: один стоял под деревьями, в стороне, целясь из мушкета, второй был совсем рядом, вооруженный парой изящных дуэльных пистолетов с серебряной инкрустацией. Что это, часть ранее награбленного, или им посчастливилось наткнуться на истинного джентльмена с большой дороги? Даже его лошадь — благородных кровей.

Син решил подождать с перестрелкой. Не хотелось ставить точку на приключении, развеявшем дорожную скуку… И потом, даже он, отличный стрелок, в сумерках мог промахнуться, по крайней мере по тому, с мушкетом.

На разбойниках были черные плащи и треуголки, нижнюю часть лиц скрывали белые платки. В случае удачного выхода из этой переделки их было бы нелегко описать властям, но Син, игрок (хотя почти никогда не играл на деньги), знал, что промах — всего лишь дело времени. Он решил: будь что будет.

— Спускайтесь! — приказал ближайший разбойник кучеру и груму.

Те не заставили себя упрашивать. Столь же послушно они улеглись лицом вниз на заиндевевшую землю. Второй разбойник приблизился, чтобы встать рядом на страже. Лошади нервно прянули, карету качнуло, и Джером, камердинер, испуганно вскрикнул. Син машинально ухватился за край сиденья, но, по его мнению, животные слишком устали, чтобы понести. Куда большую опасность представляли собой разбойники, и он не сводил глаз с ближайшего.

— Вы, там, внутри! — крикнул тот, нацелив пистолеты на дверь. — Выходите, и без глупостей!

Сину захотелось нажать на курок. Он легко всадил бы пулю прямехонько в правый глаз наглеца, но подавил порыв: это вполне могло стоить жизни кучеру или груму, не хотелось жертвовать верными людьми. Пришлось с сожалением отбросить пистолет к шпаге. Син спрыгнул с подножки, помог выбраться ревматику Джерому. Потом достал инкрустированную табакерку, изящным жестом откинул кружевную манжету и взял щепотку нюхательного табаку. Только захлопнув крышку, он наконец соизволил поднять взгляд на разбойника.

— Чем могу быть полезен вам, сэр?

Заметно удивленный, тот не замедлил с ответом:

— Для начала поделитесь со мной.

Син сделал усилие, чтобы не выдать ответного удивления: голос разбойника совершенно переменился, став молодым, высоким и хорошо поставленным — голосом человека образованного, возможно, даже знатного. Да ведь это совсем мальчишка! Сину сразу расхотелось видеть его в петле, наоборот, стало любопытно, что все это значит.

— Охотно, — сказал он, делая шаг вперед. — Надеюсь, вы найдете эту смесь терпимой.

Хотя он и не думал запорошить разбойнику глаза, тот явно был неглуп, потому что подал лошадь назад.

— Не приближайтесь! Верю на слово, что смесь терпима, и потому приму всю табакерку… а заодно и другие ценности.

— Извольте.

Син не без усилия отобрал у камердинера шкатулку с булавками, цепочками и тому подобной ерундой, добавил к этому табакерку и все деньги, что нашлись в карманах. С оттенком сожаления он снял перстень с сапфиром и вынул из платка булавку — они были дороги как память.

— Полагаю, добрый человек, вам все это нужнее, чем мне. Что дальше? Положить шкатулку на дорогу, чтобы вы могли забрать ее, когда мы отбудем?

Последовала тишина, полная нового удивления.

— Ну нет! — наконец сказал разбойник. — Вам придется лечь на дорогу рядом со слугами!

Син, приподняв бровь, сдул с рукава воображаемую пушинку.

— Как ни любезна ваша просьба, боюсь, я не могу ее исполнить. Не выношу пыли! — Он поднял на собеседника невозмутимый взгляд. — Теперь вы, конечно, меня пристрелите?

Разбойник взвел курок, однако выстрела не последовало.

— Шкатулку положите на сиденье кареты, — произнес недовольный голос из-под платка после долгой паузы. — И взбирайтесь-ка на козлы, мистер Фу-Ты-Ну-Ты! Поработаете разок кучером — это собьет с вас спесь.

— Сомневаюсь. И потом, краденую карету с гербом трудно пристроить.

— Да замолчите вы! Иначе придется заткнуть вам рот!

Разбойник быстро терял терпение, что, собственно, и требовалось.

— Шевелитесь! И пусть ваши люди не торопятся звать на помощь. Помните, вам — первая пуля!

— Отправляйтесь в Шефтсбери и ждите в «Короне», — велел Син остальным. — Если через пару дней от меня все еще не будет вестей, пишите в Эбби. Брат о вас позаботится. Хоскинз, — обратился он к кучеру, — если Джерому дорога будет не по силам, идите вперед и пошлите за ним наемный экипаж. — Он повернулся к разбойнику. — Можно одеться? Или мне предстоит невыносимо страдать от холода?

— Одевайтесь, — буркнул тот после короткого размышления, — но помните, я целюсь вам в голову.

Син надел плотную дорожную накидку с капюшоном, натянул лайковые перчатки, отметив, что вожжи изотрут тонкую кожу в первые же минуты. Поразмыслив, отказался от мысли прихватить пистолет — он не возражал поучаствовать в этом фарсе еще какое-то время. Защитившись от студеного ноябрьского воздуха, Син взобрался на козлы, взяв в руки четыре пары вожжей.

— Добрый человек, я готов.

— Тогда — вперед! — Разбойник сердито сверкнул на него глазами. — И повторяю, без глупостей! — Поскольку ответа не было, он вплотную подъехал к карете и, сунув один пистолет за пояс, ткнул Сина в спину дулом другого. — Что бы вы ни замышляли, все равно ничего не выйдет. Вперед!

— Что я могу замышлять? — невинно осведомился Син, трогаясь с места. — У меня на уме одно: не слаб ли у вас курок? На дороге столько выбоин.