Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон - Страница 68

– Мама… – обреченно повторила царица, и из глаз Сатьявати потекли мелкие старческие слезы. – Мама…

Она повернулась, разом сникнув, сгорбилась, словно мгновенно постарела еще лет на десять, и с трудом заковыляла к выходу из залы.

Все молча смотрели вслед царице.

Властным жестом Грозный подозвал дворцового распорядителя.

– Уберите здесь, – приказал он. – А царевну Амбу приведите в порядок и отвезите к ее жениху, царю Шальве. Завтра же! Чтобы духу ее здесь не было, под одной крышей с моей… матерью!

– …Конечно, я рад снова видеть тебя, Амба, но…

Раджа Шальва запнулся, умолк и потупился, нервно вертя в пальцах золотой кубок.

Посольство из Хастинапура объявилось совершенно некстати; появление же во дворце царевны Амбы, отбитой Гангеей-Грозным, ввергло раджу в полную растерянность.

Во время приветственной речи Шальва заикался, мямлил, злясь на Гангею, посла, царевну, на самого себя, но ничего не мог поделать – язык костенел, мысли путались, а сам раджа терялся в догадках.

Прояснил ситуацию посол Города Слона, рассыпавшись в извинениях и заверениях. Видите ли, регент Хастинапура не знал, что царевна Амба является избранницей многославного Шальвы, и это подтверждено давним сговором! Не знал он, как же! Так Шальва в это и поверил! Ищи дураков у себя в Двуречье!

Однако виду раджа не подал, слушая дальше.

Грозный искренне сожалеет о произошедшем недоразумении, приносит радже свои глубочайшие извинения, шлет богатые дары, просит не держать на него зла, и возвращает невесту Шальве в целости и сохранности.

В "целость и сохранность" Шальва тоже не поверил! – ишь, вся мятая-перемятая, небось, дворец в щепки разнесли, блудодеи!..

Потом посол перешел к каким-то второстепенным делам, насчет торговли и пошлин – но раджа уже слушал его в пол-уха, предоставив решать эти вопросы советникам. Вскоре аудиенция закончилась, посол церемонно распрощался и отбыл, челядь с придворными поспешили исчезнуть из зала, а раджа остался наедине с царевной, до сих пор упрямо молчавшей.

Противоречивые чувства обуревали Шальву, он долго не знал, с чего начать…

Наконец решился.

– Конечно, я рад снова видеть тебя, Амба, но…

– Что – "но", Шальва? Говори до конца!

– Но ты сама понимаешь, что я попал в очень сложное положение!

– Это почему же? – царевна нехорошо прищурилась, и на лице Амбы отчетливо читалось: "Это ТЫ попал?!". – Грозный принес тебе свои извинения…

– Извинения?! – побагровел Шальва. – Ты была с ним наедине!

– Я ни секунды не провела наедине с Гангеей, – ледяным тоном отрезала Амба. – Рядом все время вертелась куча народу! Кроме того (глаза ее зло сверкнули), тебе отлично известно, что Гангея дал обет безбрачия! Или ты не веришь слову кшатрия? И МОЕМУ слову?!

– Верю, не верю… какое это имеет значение?! – раджа понимал, что Амба кругом права, и злился от этого еще больше.

Шальва боялся признаться самому себе, что, кроме оскорбленной гордости, им движет еще и самый обыкновенный страх, не знающий различий между царями и шудрами. Впервые за всю жизнь он был побежден в поединке! Побежден тем самым Гангеей-Грозным, который теперь милостиво возвращал ему…

Послать вестника с оскорбительным ответом?

Объявить войну?!

Нет, менее всего Шальве хотелось снова сходиться с Грозным на поле брани…

– Но регент Хастинапура выиграл тебя в Сваямваре, в честном поединке! (Эти слова дались Шальве ничуть не легче, чем до того – Грозному.) И теперь ты принадлежишь ему!

– Он отказался от меня, – тайная грусть плыла в тихом ответе царевны. – По-моему, он действительно не ведал, что творит…

"Что я делаю?! Защищаю этого наглеца Грозного перед своим женихом?!")

– Иначе он не стал бы…

– "Не стал бы!" – язвительно передразнил Шальва. – Может, и не стал бы, но кого теперь это волнует?! И я не нуждаюсь в подачках, в объедках со стола владыки Хастинапура!

– В объедках? – прошипела Амба, подбираясь, словно для прыжка, так что Шальва невольно попятился. – Значит, так ты теперь называешь бенаресских царевен?!

Она выпрямилась и холодно взглянула в глаза радже.

– Итак, ты отказываешься от своего обещания жениться на мне? – ровным голосом спросила Амба.

– Я давал это обещание, когда…

– Я спрашиваю!

– Но я…

– Да или нет?!

– Отказываюсь!

И Шальва вздохнул с облегчением, еле удержавшись, чтоб не смахнуть со лба испарину.

– Хорошо хоть на это у тебя хватило смелости! Твой раздвоенный язык должен принадлежать ядовитой гадине, а не человеку, позорящему варну кшатриев! Согласись ты, я бы сама не вышла замуж за такого слизняка! Прощай, бывший жених!

Горькая насмешка плохо скрывала готовые прорваться слезы.

– Прощай! Надеюсь, мы больше не увидимся.

Амба повернулась и пошла к выходу.

– Мои люди проводят тебя домой, – бросил ей вслед Шальва.

– Обойдусь без твоих шакалов, – не оборачиваясь, процедила сквозь зубы Амба.

Уже смеркалось, когда царевна объявилась в обители, выстроенной в манговой роще на расстоянии четверти йоджаны от Шальвапура. Амба присела у входа в крайний ашрам и принялась ждать. Болели стертые от долгой ходьбы ступни, ужасно хотелось пить, но девушка смиренно ожидала, пока кто-нибудь из отшельников обратит на нее внимание. Гнев и отчаяние переполняли душу, но здесь было не то место, где можно дать волю чувствам. Нет, она сумеет совладать с сердцем, упросит святых подвижников принять ее в свою обитель, уйдет из отвергнувшего ее мира, аскезой и молитвами добьется, заставит…

– Что ты здесь делаешь, добрая женщина?

Перед ней стоял еще не старый – можно сказать, даже весьма молодой – отшельник, облаченный в грубо сшитые шкуры антилоп. На лице его ясно читалось сострадание и искренняя готовность помочь.

Юный брахман хорошо знал, что счастливые сюда не приходят – в обитель люди несут свои беды и печали, ища совета или утешения.

– Я пришла молить святых брахманов о милости! Позвольте мне остаться и провести остаток дней в покаянии, – смиренно ответила царевна, потупив взор.

– Весьма похвальное желание, – рядом с первым брахманом возник второй, благообразного вида старик, одетый так же, как и его младший собрат. – Однако столь важный шаг не совершают впопыхах. Быть может, та беда, что привела тебя к нам – дело поправимое? Не отвечай сразу, дитя мое! Сперва отдохни с дороги, поешь, выспись как следует – а завтра утром расскажешь нам о своем горе.

– Благодарю тебя, о изобильный подвигами! Я последую твоему совету.

"Чем они могут мне помочь, кроме как позволить остаться? – подумалось Амбе. – Однако не стоит спорить. Старик прав."

Вкуса принесенного ей риса Амба даже не почувствовала; зато долго, с наслаждением пила холодную родниковую воду, чуть не забыв поблагодарить гостеприимных хозяев. Царевна была уверена, что заснуть ей не удастся – но возбуждение последних дней вымотало девушку до предела, и она забылась глубоким сном без сновидений, едва прилегла на ложе из оленьих шкур.

Когда Амба проснулась, солнце уже высоко поднялось над горизонтом, и день вступил в свои права. Роса давно испарилась, утренняя молитва закончилась, и царевна решила, что осталась без завтрака.

Однако предупредительные отшельники позаботились о гостье. После нехитрой трапезы все население обители – дюжина брахманов разного возраста, кто в шкурах, кто в дерюжных рясах – собралось вокруг царевны.

Приготовясь слушать.

Амба не стала скрывать ничего – стоит ли утаивать что-либо от людей, с которыми собираешься делить кров и пищу до конца дней? Подвижники слушали внимательно, шуршали четками, и на лицах брахманов было написано неподдельное сочувствие.