Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон - Страница 27

Послушная хозяину, звенела колокольцами боевая секира на длинном древке. И полулунное лезвие, светясь глубинной синевой, размывалось в сплошной полукруг, когда демон в очередной раз обрушивал свое оружие на врагов.

Врагов было семеро.

Шестеро.

Нет! – их было пятеро… уже пятеро.

Потому что юноша в кольчатом панцире качнулся, шлем его слетел с головы, громыхнув о поваленный ствол – и все, больше никто не сумел бы зачислить юношу во враги любого живого существа.

Мертвые не враги живым.

Алый фонтан взорвался около ключицы, ясно говоря: жить несчастному оставалось мгновенье, не больше.

Обреченная пятерка безуспешно пыталась окружить демона. Но жилистая фигура с топором, казалось, смеялась над уменьем бойцов: застывая лишь для того, чтобы язвительно подчеркнуть очередной промах, беспощадный палач вновь закручивал секиру в страшном танце. Воины прикрывались щитами, норовили достать проклятого – кто копьем, кто мечом; но все усилия пропадали втуне. Двое из пяти уже были ранены, и любой, понимающий толк в сражениях, уверенно заявил бы: готовьте хворост для погребальных костров!

– Найрит, – уверенно заявил Ушанас, почесав лысину. – Дух хаоса и разрушения. Интересно, что он тут забыл?

– Вот именно, – сомневаясь, качнул головой Словоблуд. – Найрит на Поле Куру? Окстись, дорогой! Скорее уж Джамбхак, дух небесного оружия. Вырвался на волю и шалит… Или Нишачар, Бродящий-в-ночи!

Ушанас хмыкнул с презрением.

– Какой Нишачар, братец?! День на дворе! А вот Джамбхак – это да; или…

– Или-лили! – вмешался в мудрую беседу Гангея, завороженно следя за схваткой. – Это добрый дядя Рама-с-Топором, вот кто!

Жаль, что Владыка Тридцати Трех и Бали-Праведник, князь дайтьев и асуров, не видели сейчас выражения лиц своих родовых жрецов.

Идущих, так сказать, Впереди.

Презабавное зрелище…

В очередной раз изогнувшись вьюном, демон обернулся и сразу заметил новых гостей. Остановился как вкопанный, не глядя отбил секирой удар копья, направленный ему в живот, и лениво отошел к кромке деревьев.

Тех, что уцелели от "Грохочущих стрел" Прадараны.

Лицо у демона оказалось вполне человеческое: узкое, скуластое, с жесткими складками у рта. На вид можно дать лет сорок-сорок пять; густые черные волосы, едва тронутые изморозью седины, заплетены в длинную косу; в глазах-бойницах медленно гаснут яростные угли – медленно, но все-таки гаснут, оставляя за собой пепел боли и усталости.

Похожий на человека демон гулко вздохнул и опустил к ногам окровавленную секиру.

Белый бык на лезвии, шедевр неведомого гравера, отряхнул кровь с косматой холки и беззвучно замычал.

А пятеро воинов увидели свой единственный шанс.

– Уходим! – резко скомандовал самый старший (и явно наиболее опытный) из кандидатов в покойники.

Повинуясь приказу, вся пятерка прикрылась щитами – и десятиногий рак в панцире из дерева и металла, пятясь, отступил к противоположному краю поляны.

Вскоре они скрылись в чаще.

Надо отдать кшатриям должное: отступали они в полном порядке, слаженно, и удалились почти что с достоинством – насколько это вообще было возможно в подобной ситуации.

– Надеюсь, зрелище не слишком оскорбило взор моих достойных братьев по варне? – с кривой усмешкой, но вежливо осведомился демон, поведя топором в сторону трупа юноши в кольчатом доспехе.

– Не слишком, достойный собрат, – проворчал Ушанас.

"А если бы я сказал – слишком? – ясно читалось на морщинистой физиономии Асура-гуру. – Что бы это изменило?!"

– Не слишком! – опомнившийся Гангея уже несся вприпрыжку через всю поляну к демону, с головы до ног покрытому сажей и кровью; и Ганга только тихо ахнула, не успев удержать сына.

– Не слишком, дядя Рама! Ведь ты – добрый дядя Рама-с-Топором?!

– Отец назвал меня Рамой, – буркнул себе под нос владелец секиры, – люди зовут Парашурамой, Рамой-с-Топором, а ты, малыш, только что назвал "добрым"… Будем считать, что я ответил тебе утвердительно.

Гангея почти ничего не понял, но на всякий случай решил, что добрый дядя Рама находится в добром расположении духа.

– Дядя Рама, а можно… – мальчишка с замиранием сердца поднял взгляд на грозного хозяина Курукшетры. – Можно мне подержать твой топор?!

Странная тень промелькнула в глазах аскета-воина. Скользнула змеей, на миг задержалась – и скрылась, затаилась в угольно-черной норе зрачков.

Ох, и взгляд был у доброго Рамы-с-Топором, который, по слухам, без колебаний зарубил собственную мать, повинуясь отцовскому приказу…

– Держи, – аскет древком вперед протянул мальчишке окровавленную секиру.

Багряные капли тяжко шлепались в пепел.

– Только будь осторожен: подарки Шивы не годятся для игр. Смотри, не поранься!

Гангея едва не уронил бесценное оружие (Рама незаметно прихватил секиру за кисть, подвешенную у наконечника древка), но каким-то чудом удержал. И застыл, восторженно разглядывая редкостное клеймо на плоскости лезвия.

Белый бык, яростно вздыбивший холку, неуловимо напоминал сурового владельца топора.

– Мы скорбим, что оторвали главу отшельников от столь увлекательного дела, – Брихас шагнул раз, другой, остановился напротив Парашурамы; и мимоходом носком сандалии отбросил в сторону потерянный кем-то кинжал.

Только сверкнули изумруды рукояти из старого серебра.

– Но мы, двое странствующих брахманов и эта достойная женщина с сыном, проделали неблизкий путь, чтобы встретиться с тобой.

– Видимо, не терпелось обсудить со скромным отшельником святые Веды и вознести совместные молитвы, – глядя в глаза Наставнику богов, в тон проговорил Рама-с-Топором.

Брихас не отвел взгляда. Ушанас тоже подошел и встал рядом. Ганга же предпочла держаться чуть позади, с неодобрением косясь на сына, поглощенного разглядыванием секиры.

– Разумеется, мы с удовольствием обсудим… э-э-э… и вознесем. Но ты прав: мы шли на Поле Куру не только и даже не столько за этим. Думаю, ты уже узнал нас?

– Узнал, – кивнул аскет, и лишь сейчас стало заметно, что вокруг закопченного демона светится еле заметный ореол.

Рама-с-Топором плохо доверял незнакомцам, и не вступал в беседы, предварительно не потратив толику Жара на распознавание собеседника.

– Узнал, и рад приветствовать Брихаса, Повелителя Слов, вместе с многомудрым Ушанасом. Но пусть эта достойная женщина простит бедного отшельника: ее я узнать не в силах.

– Или врожденная деликатность подсказывает тебе, – Ушанас еле сдержался, чтоб не подмигнуть, – что иногда не стоит прилюдно узнавать Гангу, мать рек…

– Текущую в трех мирах, – с поклоном закончил Рама.

– И мы пришли к тебе с нижайшей просьбой, благочестивый Парашурама, – эта фраза далась богине нелегко, но Ганга все-таки произнесла ее.

И, выйдя вперед, с достоинством встала подле Ушанаса.

– Я слушаю Наставников и великую богиню, – узкое лицо аскета по-прежнему не выражало ничего, и голос был подстать лицу – бесцветный и отрешенный.

– Сияет в Трехмирье твоя слава, и недаром, чему мы только что были свидетелями, – вновь заговорил Брихас. – А также вровень со славой стоит аскетический образ жизни и знание боевых мантр, вызывающих небесное оружие.

Маленький Гангея прекратил наконец рассматривать такой замечательный топор и прислушался к разговору старших.

– Насколько мы знаем, доблестный сын Пламенного Джамада, среди смертных нет сейчас воина, равного тебе. Посему мы, все трое, молим тебя: возьми этого мальчика, сына богини Ганги, в ученики и обучи его тому, что знаешь и умеешь сам. Лучшего гуру нам вовек не сыскать. Это не лесть – я говорю тебе правду. Богиня Ганга и Наставник Ушанас могут подтвердить мои слова.

Ганга и Ушанас слегка наклонили головы, соглашаясь.

– Взять в ученики? – задумчиво протянул аскет, дергая себя за кончик косы. – В последние годы меня больше волновало исполнение клятвы над могилой отца – и кшатра платила долг с лихвой. Убийце не до учеников. Но жизнь – такая забавная штука… Мне надо подумать. Кстати, а кто отец этого мальчика? – вдруг, безо всякого перехода, быстро спросил он.