Магия в крови - Новак Илья - Страница 25

Он неуверенно ухмыльнулся, присел. Проверил, хорошо ли закрыт кувшин, сунул его в котомку и, продолжая сидеть на корточках, исподтишка быстро огляделся. Нет, ничего такого, обычная башня, камни, мох между щелей. Почудилось! Дук встал, плавно закинул котомку на плечо и заструился к останкам лестницы. Что это такое было? Экое безумное место… Жиото даже не пришлось придерживаться за стену, он просто вспрыгнул и очутился стоящим на нижнем клине. Ряд их тянулся наискось вверх вдоль окружности стены. Дук не забивал себе голову размышлениями над тем, существует ли то место в действительности или распаленный «травяной кровью» рассудок выдумал его. Увидел – и ладно. Пропало – и Первые Духи с ним. Он легко перемахнул на следующий кол – тот затрещал под ногами, но выдержал, – затем еще выше.

В обширных прорехах виднелось низкое небо, под крышу задувал ветер. Дук сел у стены и разложил перед собой содержимое котомки. Он решил, что теперь, когда в первый раз путь уже пройден, сможет подняться сюда и без помощи снадобья Песко Цветника. Не так уж оно и сложно. До сих пор никто просто не догадался, что можно воспользоваться таким способом, пройти по клиньям перил. Да и кому оно надо – лезть на чердак старой башни?

Он долго перебирал склянки и кувшинчики, шевеля губами, читал надписи. Раскрыл книгу, стал листать, водя грязным пальцем по строкам, иногда хватал какой-нибудь флакон и сверялся с названием, выцарапанным на крышке.

Для того, что он хотел сделать, ингредиентов не хватало. Жиото примерял и так и сяк, перечитывал пояснения Цветника, прикидывал, как бы половчее смешать жидкости, – нет, ничего не получалось. Разочарованный, сложил все в котомку, подошел к оконцу и выглянул. Ветер ударил в лицо. Эта сторона башни была обращена к лесу: на много лиг тянулось море голых ветвей, дальше начиналась равнина, а за ней, едва различимая, высилась Шамба. В сторону горы, извиваясь, тянулась нить Земляного тракта.

Дук повернулся. Он стоял на треугольнике еще целых досок, два бревна тянулись дальше, как бы продолжая стороны треугольника, концы их уходили в стену башни. Под окном лежало разлохмаченное птичье гнездо, пол усеивали перья и помет. Здесь явно никто не бывал уже много лет, и Жиото решил, что опасаться нечего. Таскать с собой по всему замку котомку с таким содержимым он не хотел, а сюда наверняка никто не поднимается. Дук сунул в мешочек на поясе несколько монет, положил котомку под стеной, ухватил гнездо, осторожно перенес и пристроил сверху.

Сильно хотелось есть. На четвереньках он добрался до середины бревна, лег плашмя и поглядел вниз. Прополз к стене, кряхтя, свесился, протянул руку, нащупал верхний кол. Этаж под ним был не так уж и далеко. Жиото полежал, примериваясь, обхватил бревно ногами и свесился, рывком вытянув вторую руку. Качнулся и повис, держась за кол. Следующий, расположенный ниже, оказался перед ним на высоте живота. «Ничего, спущусь как-нибудь», – решил Дук и стал потихоньку раскачиваться, чтобы перемахнуть дальше.

Поверженную людосову, упавшую под стеной, баграми вытащили на середину двора. Дук постоял в толпе, обступившей двух мужиков, которые разжигали костер; ему уже разъяснили, что чудовище разделают, кости с потрохами пойдут на суп, а мясо засолят на зиму.

– И что, это можно жрать? – удивился Жиото.

– А то как же, – сказали ему из толпы.

Дук покивал, послушал рассказ про то, как однажды на замок налетела сразу целая стая и утянула с собой троих людей, а пятерых растерзала, про то, что с гор уже дважды за этот год спускались душители – кто они такие, Жиото так и не уразумел, – да и пошел по своим делам.

Барда Бреси определили на конюшню. Конюх как раз куда-то утопал, а вагант стоял возле приоткрытых ворот. Он маялся, переминался с ноги на ногу. Вокруг него сужающимися кругами ходила Хлоя и блестела на Барда глазами.

– Такой же вы молодой, господин, – ворковала она. – Щечки розовые, волосики беленькие. Вам сколько годков-то?

– А вам что? – отвечал Бреси. Он хоть и любил вспоминать про деньки – и, главным образом, ночки, – проведенные в веселом доме Форы, но женщин стеснялся, а особенно вот таких, которые глядели, будто облизывали.

– Да мне и ничего, я так просто спрашиваю, – она приблизилась почти вплотную, и тут к конюшне подошел Жиото. Хлоя зло глянула на него и повернулась спиной, вперив в лицо ваганта липкий взгляд. Дук, в отличие от Бреси, не стеснялся – ему такое чувство было неведомо. Оглядевшись, ухватил женщину за бока и быстро повел ладонями выше, просунул запястья ей под мышки, так что пальцы легли на пухлую грудь.

– Да что это вы творите? – возмутилась Хлоя, пытаясь отпихнуть его локтями, но Дук не отпихивался, а лишь сильнее прижимался к ее спине. Бреси покраснел и ретировался, не оглядываясь. Хлоя задышала громче. Она все еще пыталась отстраниться, но теперь скорее для порядку.

– Вы меня обидели, господин. Когда чудище прилетело, я умоляла вас о защите, а вы убёгли.

– Так ведь на стену побежал, чтоб всех нас защищать.

– Отстаньте же, люди кругом.

Одну руку Жиото чуть не по локоть просунул в вырез платья, другую, протиснув между собой и женщиной, прижал к объемистым ягодицам так крепко, что Хлоя хрипло охнула. Еще раз оглянулся – вокруг никого – и, склонившись к розовому ушку, негромко произнес:

– Что ж, пройдемте на конюшню, госпожа?

В конюшне, за стойлами, где стояли два черных жеребца и гнедая кобыла, под стеной было навалено сено – на нем и устроились.

Платье с дочери ключницы Дук, как и вчера на кухне, снимать не стал, лишь задрал подол. Теперь он лежал на спине со спущенными штанами, расстегнув рубаху, а женщина, разбросав голые ноги, устроилась головой на его плече и гладила грудь Жиото, покрытую редкими короткими волосами. На плечах его осталась пара царапин – Хлоя в любви оказалась страстна, а еще криклива, так что пришлось зажимать ей рот.

– Мамаша у меня страх какая старуха вредная, – говорила она. – Сама, как моложе была, так со всеми дворовыми… Теперь старая, никто на нее не глядит, а на меня глядят, так она и сердится, злыдина.

– Когда старика хоронить будут? – спросил Жиото.