Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 89

Ворон каркнул:

– Но там не разлетаешься. А мне простор нужон. Мне крылья выпростать будет негде.

– Там ни души, – заверил я.

Конь нехотя переступил порог, плечи сразу осыпало морозом. И хотя это всего лишь въехали в тень, солнце осталось сзади, но тревожное предчувствие беды росло, крепло, пускало корни.

В гнетущей тишине цокот железа по каменным плитам разносился пугающе далеко и жутко. Эхо металось под темными сводами, сшибалось само с собой, дробилось, получались странные звуки и даже слова, загадочные и пугающие.

Сверху падал узкий, как лезвие гигантского меча, серебристый свет. Я поднял голову, по спине прокатилась холодная волна. В темном своде щель, будто прорубленная этим же мечом, там холодно блещут колючие звезды, бледная луна смотрит краешком, и в лунном луче видно, как появляются странные тени, возникают призрачные женские руки, уродливые фигуры, лица, когти, крылья…

Волк зарычал, ворон облетел столб лунного света по широкой дуге. Я стиснул челюсти, с детства привык обходить сдвоенные столбы, но там я как все, а здесь – неустрашимый и несуеверный, конь всхрапнул, тоже пытался пойти боком в сторону, но мои колени давили бока прочно, и под трусливый цокот копыт лунный луч расширился, вырос, как гранитная колонна, мы вдвинулись прямо как под падающий с вершины горы камнепад…

Даже конь задержал дыхание, а у меня все застыло, как у замороженной лягушки. Все засеребрилось, я услышал тихое нечеловеческое пение, призрачные голоса, молящий шепот, а тонкие женские руки задвигались уже словно внутри меня самого, но затем все разом оборвалось, мы вышли из столба, пронизав насквозь, как лоси туман, я с облегчением подумал, что в толстокожести есть и преимущества.

За первым залом, как и водится, виднелся второй, третий: все короли и герцоги спали в проходных квартирах, как малоимущие москвичи, и только в пятом зале мы услышали прерывистый шорох, словно под стеной кралась та самая крыса, что никак не могла набраться отваги и выбежать на середину зала. Я вытащил меч, с удивлением обнаружил, что это не меч вовсе, а боевой молот с укороченной ручкой, конь пошел в полумрак, я увидел сперва горящие красным глаза, потом вычленил очертания человекоподобного существа, что пятилось в угол.

– Кто ты есть? – вопросил я громко. – Отвечай, иначе познакомишься с лезвием моего меча… тьфу, просто с моим молотом.

Я говорил грубо, властно, в другое время сам устыдился бы такого тона, но подо мной дорогой конь, а в руке хоть и не меч, но любое оружие особым образом меняет даже такого вообще-то вежливого человека, как я.

Существо робко выступило из тени в полутень. Я рассмотрел приземистую широкую фигуру, поперек себя шире, серую, как пыль на полу, от кончиков остроконечных ушей до широких уродливых ступней.

Я с досадой повел глазами по стенам, в одном месте затрещало, вспыхнул смолистый факел, озарил все желтым трепещущим пятном. Тролль стоял на коротких кривых ногах, слегка раскачивался, длинные узловатые лапы свисали ниже колен. Плечи обвисли под неимоверной тяжестью.

– Я… – прохрипел он, – я… здесь… живу…

– Вижу, – бросил я и снова удивился, с какой легкостью разговариваю грубо и властно с существом, которое явно старше меня. – Здесь хозяева?

Тролль прохрипел, закашлялся, снова захрипел, словно заговорил впервые лет за сто:

– Хозяин погиб… давно…

– А кто ты?

– Я… был… управителем…

Я осмотрел его с головы до ног, но что удивляться, и в середине Москвы дичают даже хуже.

– А это кто там прячется в темноте?.. Или срубить их, чтобы не глазели красными глазами?

Тролль проскрипел натужно:

– Мои… сыны… Они не ушли… с другими. Мы… остались… Мы верны…

Я кивнул, велел с властной надменностью, что с каждым мгновением давалась все легче и легче:

– Я беру этот замок себе. А ты приступай к своим обязанностям. Отремонтируй ворота, выброси хлам, вычисти, убери, приведи в порядок. Словом, ты снова управитель! А этих двух сам назначь на работы, какие считаешь необходимыми.

Красные глаза вспыхнули как два факела. Конь всхрапнул и подался назад, словно боялся, как и я, что тролль бросится целовать мне руки, но по забывчивости укусит или боднет.

Затрещало, словно рушились потолочные балки. Я судорожно ухватился за рукоять молота, но треск шел от серой спины тролля, который забыл, что не кланялся лорду уже много лет или столетий. Волк зарычал, а ворон переступил на моем плече, как конь, даже всхрапнул, щелкнул грозно клювом, едва не отхватив как ножницами ухо.

– Весьма, – сказал я натужно, – да-да, весьма.

Из тени наконец выступили два бугая, я бы их принял за каменные глыбы. Маленькие головы, не крупнее моей, вросли в широченные плечи, я бы лег, и еще осталось бы место для волка и ворона, грудь тоже широка, как и брюхо, но видно, что не жируют без хозяина.

Один распахнул широкую пасть, я услышал треск, щелканье, словно он грыз собственные зубы, едва-едва уловил нечто знакомое:

– Конь… гр-р-р-р… конь… ваш конь… милор-р-р-рд…

Я кивнул, спрыгнул оземь, а поводья бросил сыну управителя:

– Хорошо, речь не забыл. Молодец!

Осчастливленный сын тролля дернул за узду. Конь уперся всеми четырьмя, но тролль потащил легко, едва не отрывая голову. Копыта проскрежетали по камню, затем я услышал цокот копыт, конь все-таки решил не упираться.

ГЛАВА 8

Я стоял посреди разрушенного зала, осматривался. Волк прорычал озадаченно:

– Мой лорд, зачем тебе эти руины?

А ворон, на редкость солидарный с лесным зверем, каркнул мечтательно:

– Я знаю пару подходящих королевств… Одно вовсе без правителя, вчера жаба задавила, во втором сейчас короля выбирают… Стоит появиться и р-р-раз! Как Пяст или Попел, не помню, сразу от сохи в короли.

Я поморщился, и волк, чуткий, как все поэты, прорычал:

– А ты вообще молчи, пернатое! Герой не может подбирать все, что валяется по дороге. Подумаешь, Пяст. А что теперь от его хозяйства осталось? Дело прочно, когда под ним струится кровь!!! Ты знаешь, почему наш лорд сменил какой-то меч на боевой молот? Мечом что, чересчур бла-а-а-агородно, а когда молотом по голове, это ж какой сладкий хруст, это мозги во все стороны, черепки вбиваются вовнутрь до самой задницы!..

Ворон защелкал клювом, сказать нечего, а я сказал, морщась:

– В руинах, как я слышал, всегда хранятся Великие Тайны, остатки Древних Цивилизаций, Первых Магов, чертежи мироздания, секреты алхимиков, склянки с живой водой, рецепты бессмертия, путь в Другие Миры… перечислять можно хоть до утра, хоть до забора, все равно всего не упомню.

Волк сказал ликующе:

– Ага, я могу найти сокровенные пути к абсолютной песне!

– Так тебе лорд и позволит шарить в своем замке, – напомнил ворон сварливо.

Я поморщился:

– Пусть берет. На что мне волчьи песни?.. А чем замок запущеннее, чем мрачнее и гаже, тем больше в подвалах сокровищ. Не знаю почему так, но это знают все.

– Компенсация, – каркнул ворон. Пояснил, видя наши недоумевающие лица… или морды: – Когда выбираешь веселое королевство, как Пяст, или не Пяст, то пользуешься молодыми девками, а если вот такое, то что ж, читай умные книжки. Либо – либо. Впрочем, если наш лорд отыщет что-нибудь умненькое, то и нам… гм… от щедрот, за ненадобностью, у него ж мускулы, зачем герою грамота…

Тролли суетились, двигались с не свойственной их громадным тушам поспешностью. По всему замку запахло горелым деревом, явно в заброшенной кухне разожгли очаг. Потянуло дымком, а затем и запахами подгорелого мяса.

Я предложил волку и ворону:

– Вы могли бы остаться и проследить… как эти готовят обед. А то такое сварят!

– А куда направит свои благородные стопы наш лорд? – поинтересовался ворон таким тоном, словно у меня из благородного были разве что эти части задних конечностей.

– Осмотрю свой замок, – сообщил я.

– Мы с тобой, лорд!

Не пожелали даже наблюдать, как готовят тролли. Мы втроем бродили по переходам, поднимались на башенки, спускались по узким лесенкам вдоль стен, перебегали по узким раскачивающимся мостикам, что протянуты между зловещего вида башнями без окон и дверей. Мы побывали даже на крышах, но и там только зияющие дыры. Входы в башни либо заросли за ненадобностью, либо запечатаны особыми заклятиями. Сами башни похожи на круглые столбы, но бессмысленно ставить такие столбы да еще такой немыслимой толщины… Разве что, как символ, но я не из тех, кто видит этот символ во всем, что торчит, включая все купола Василия Блаженного.