Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 79

– Только почему-то вымерли, – ответил я невнятно, не отрываясь от кружки. – Теперь критерий умности – выживаемость. Историю пишет выживший. Он же зовется победителем. А он такое напишет!..

– Уже написал, – пробурчал Витим тоскливо. Его рука сама по себе цапнула кружку, поднесла ко рту. Я смотрел, как задергался кадык, мощно перекачивая из одной емкости в другую, наконец он оторвался, перевел дух: – Такое написал!.. Теперь докажи попробуй, что мы никогда под орками не были, что сами не орки!.. Эх, куда наши предки смотрели?.. Всем бы головы пооткручивал…

Я давно уже ощущал на себе пристальный взгляд. Иногда ощущение пропадало, я догадывался, что между нами либо кто-то прошел, либо смотрящий вынужденно отводил взор, но затем неприятное чувство возобновлялось.

Резко оглянувшись, я успел увидеть в толпе пирующих смазанное движение, как будто кто-то резко опустил голову. Обыкновенный орк, зеленомордый, с торчащими ушами, через плечо вытертая шкура старой козы, из-за спины выглядывает колчан со стрелами, с которыми не расстался даже в корчме.

Если бы он просто отвел взгляд, я не вычленил бы его из толпы, но зеленомордый растерялся, допустил чересчур откровенное движение, и теперь я, держа его глазами как на мушке, выбрался из-за стола, опершись на могучую волосатую, как у медведя, спину, пошел с кубком в руке к этому зеленому.

Справа и слева орали песни, поднимали тосты, кричали здравицы. Ко мне оборачивались, хватали за пояс, пытались усадить с требованием немедленно пить и гул-л-л-лять дальше, я смеялся, хлопал по широким спинам. Одно удовольствие шлепать по таким широким потным спинам, будто огромный морж с пушечным выстрелом бьет ластом по таким же огромным валунам, а когда мне шутя подставляли ноги, иногда переступал, иногда наступал всей тяжестью, а сапоги мои подбиты булатными подковками, говорил прямо в перекошенные лица: что случилось? Ах, я стою на твоей ноге… Какой же я неловкий! Нет, совсем ни к черту. Ладно, пойду выпью и приду еще…

За столом с орком мест не было, но я слегка отодвинул соседа, перенес через лавку одну ногу, затем другую, а когда сел, отодвинув целый ряд, слышал, как на дальнем конце охнуло и послышалось падение на пол тяжелого тела… нет, тяжелых туш.

– Как гуляется? – спросил я орка.

Голос мой звучал почти дружески, но зеленомордый явно чувствовал неприкрытую угрозу.

– Спасибо, – ответил он настороженно.

Зеленорылый, с широкими ушами, вытянутыми острыми кончиками вверх, даже с выглядывающими иногда клыками, он все же мало выглядел свирепым воином, хотя и грудь широка, и плечи в наплывах мускулов. Глаза все портили, чересчур внимательные, задумчивые, у человека теперь нечасто встретишь, у каждого морда клином, а глаза сведены в одну точку, чтобы не упустить случай ухватить зеленую бумажку.

– Спасибо что? – спросил я задиристо. – Спасибо – хорошо или спасибо – хреново?

– Спасибо, – ответил он вежливо, – интересно. Но вам, я вижу, совсем интересно. Нравится этот мир?

– В восторге, – сообщил я. – В диком!

– Понятно, – сказал он, – понятно, понятно… Да, здесь должно понравиться. Зеленые просторы, высокие замки, красивые женщины и быстрые кони, целомудренные нравы…

Я хмыкнул:

– Ну, насчет нравов ты пальцем в небо. Грязным своим, корявым. Здесь, я погляжу, нравы как на Тверской после полуночи.

Пальцы у него, правда, хоть и зеленые, но не корявей моих. Да и насчет чистоты орки тоже всем сто очков вперед дадут: произошли от лягушек, а те без воды, как я без штанов. Могу, но как-то неуютно. Однако он пропустил мимо ушей обидное замечание… еще бы не пропустил, пусть сравнит его плечи и мои, взглянул осторожненько:

– Но… как я думаю… это должно нравиться… Облегчает понимание, ускоряет… Без трудного ритуала ухаживания… Мне дед рассказывал, он был наставником в высших действах, что раньше подобный ритуал, подумать только, растягивался на месяцы!.. И все ради каких-то долей минуты! Да и то, чаще всего потом отплевываешься: зачем я это делал? Поэтому, понятно, сперва сократили до пары дней, потом – часов, а теперь даже имя спрашивают потом… после. Да и то не всегда.

Мне почему-то захотелось возразить: и потому что зеленомордый, а тоже крякает, и потому что упрощение сложного ритуала… который и мне самому не ндравится!.. сразу к финальным долям минуты уж слишком по-орковски. Ну, не месяцы, как в эпоху Людовиков, а хотя бы полчасика надо то да се, пятое-десятое, собаки вон и то сперва играют, ушки друг другу лижут…

– Все вы зеленомордые, – возразил я. – И королева ваша. И ее дочка, и собака. Не все лучше, что проще! Как там в детской песенке: подумайте, простому муравью вдруг захотелось в ноженьки валиться, поверить в очарованность свою… Если муравью, который это… ну, без ритуалов, то я ж и вовсе человек… вроде бы.

Непонятно, почему именно я запнулся, но глаза орка как раз после этих слов блеснули, он взглянул в мое лицо пристально, будто хотел там что-то прочесть. Из-за моего плеча появились женские руки, поставили на стол тяжелый кувшин с раздутыми боками.

Я поблагодарил кивком, ноздри жадно раздувались, запах сладкого вина кружил голову. Орк ел красиво и благовоспитанно, только что мизинец не оттопыривал, ножом и вилкой пользовался виртуозно, с чем у меня и раньше возникали затруднения, а уж в варварской шкуре я и вовсе привык хватать мясо обеими руками, пожирать с довольным рычанием, кости швырять на пол, где исчезали в собачьей пасти раньше, чем упадут наземь.

Нахмурившись, я взял двузубую вилку в левую, нож в правую и, внутренне собравшись, однако на широкой варварской морде сохраняя беспечное выражение, начал отделять ровный ломтик, делая вид, что самодовольно осматриваю веселящихся гостей, а сам уголком глаза наблюдал, ровно ли режу.

Орк изящно и красиво наполнил свой кубок, одна кустистая бровь приподнялась, я кивнул, гордясь тем, что понял и что отрезал ровно и красиво. Он приподнял кувшин, багровая струя цвета заходящего солнца пошла геометрически безукоризненной дугой в мою кружку. Все это время он наблюдал за моим лицом, а струя падала, как виртуальная, не касаясь стенок. Я так же чинно поднес кусок мяса ко рту, снял губами, принялся отрезать другой, такой же крохотный, а когда темно-красная поверхность начала подниматься к краям, кивнул с видом вежливой благодарности.

Орк тут же приподнял носик кувшина, не обронив ни капли на стол… скотина, проливать вино на столешницу, на грудь и вообще переливать через края – это знак воздаяния богам, это жертва предкам. Ни хрена не понимают, дикари зеленомордые, но вслух я сказал только:

– Прекрасное вино!

– Фалернское, – ответил орк вежливо, – судя по букету, из винограда, что произрастает на южном склоне горы Этна. Тамошние лавовые поля придают своеобразный привкус всему гербарию, что там эндемичит или не эндемичит… Не находите?

ГЛАВА 3

Я осушил содержимое кубка так, словно там было легкое пивко, ответил в такой же легкой манере:

– Пока не нашел.

Теперь он улыбнулся, поняв намек, его зеленые пальцы умело сомкнулись на рукояти кувшина. Когда пенистая поверхность поднялась к краям, я поблагодарил кивком, подумав, что в следующий надо самому налить этому зеленорылому. Хоть и орк, но вежливым надо быть хоть с орком, хоть… хоть с кем. Чехов говорил, что совестливому человеку бывает стыдно даже перед собакой, и хотя я не очень совестливый, но, если мне кто-то наступит на ногу, я должен ответить тем же, а если кто-то сделает добро… или хотя бы что-то просто приятное, тут же чувствую позыв дать сдачи.

– И что теперь? – поинтересовался орк. – Последний квест?

– Последний, – подтвердил я.

– С самими силами Тьмы, – сказал орк утвердительно. – С самим Князем Зла… Повелителем, явившимся из Сумеречной Зоны… Что ж, за твои победы, герой! За настоящие победы.

Мы сдвинули чаши. А потом еще и еще. Я наконец сказал небрежно:

– Не предательство ли это интересов орков? Ну, желать мне победы? Все-таки орки больше преуспели в разрушении…