Зачеловек - Никитин Юрий Александрович - Страница 33

Глава 14

После обеда Тигги убежала проверять пляж, еще долго слышался визг, какая чистейшая прозрачная вода, ее совсем не видно, какой белый-белый песок, какие смешные рыбки, а что это там такое дальше в воде, Виктория все еще осматривалась в здании, в глазах появилось сомнение.

– Слишком шикарно, – произнесла она холодновато, – В самом деле, слишком. Настолько, что начинаешь сомневаться насчет исследовательской лаборатории. Или полигона испытаний.

Олег ухмыльнулся.

– Да? Во-первых, что шикарно сейчас, завтра будет доступно очень многим. Не пролетариату, конечно, но большинству работающих.

Она прищурилась, голос прозвучал с некоторым вызовом:

– А неработающим?

Он спросил сердито:

– Вы с Мраком сговорились, что ли?

– Это у вас больное место?

– А у кого не больное? – ответил он вопросом на вопрос. – Аналитики предсказывают, что как только нанотехнологии заработают, две трети населения потеряют работу. Вы же знаете, много это или мало. Что с ними делать – вопрос из вопросов. Большинство экспертов, естественно, как русская интеллигенция, просто увиливает от прямого ответа. Не хотят говорить неприятные вещи, каждый надеется, что скажет кто-то другой.

Они вышли на веранду, отсюда открывается шикарный вид на море. Солнце уже опускается к горизонту, обнаженные плечи не жгло, как на лужайке перед домом, а ласково обцеловывало, голубоватая вода обрела сперва зеленоватый оттенок, но солнце опустилось ниже, море стало желтым, а потом и вовсе оранжевым, волны сгладились, осели, там уже не вода, а тяжелое масло желтого цвета.

Не в силах удержаться на небосклоне, солнце сползало все ниже, еще не коснулось волн, а они все вспыхнули пурпуром, гребешки волн отсвечивали оранжевым, от острова к самому горизонту, где опускалось солнце, протянулась широкая полоса расплавленного металла.

На веранде широкий стол, где ждут бутылки с прохладительными напитками, широкие вазы с гроздьями отборного винограда, сочные фрукты, названия которых Олег не знал: чуть ли не каждый день на рынке появляются десятки новых модов, правозащитники охрипли с протестами, но локомотив прогресса лишь набирает скорость. Похоже, в меню скоро не останется продуктов, которые вот так, от земли, без сдвинутых в нужную человеку сторону генов.

Он отодвинул для Виктории кресло, она села, он придвинул, напоминая себе, как это делается, глупость какая, но почему-то важная, сам сел и благовоспитанно посмотрел на нее.

– Соку?.. Виноград местный, в каждой виноградине – рай, как говорит Мрак…

Виктория сидела в легком плетеном кресле, свободно откинувшись на спинку, красиво очерченная грудь смотрит прямо на заходящее солнце, заострившиеся на свежем воздухе кончики стали такого же пурпурного цвета, как и усталое светило. Она поглядывала на море благосклонно, с благожелательным интересом, но без особого восторга, хотя ее белая как снег кожа выдает кабинетного ученого, еще неизвестно, умеет ли ее хозяйка плавать где-то помимо ванны.

– Мы подошли, – проговорил Олег, к самой большой революции в истории человечества. И приставки «пост» или «за», которые начали было употреблять со словами «общество», «искусство», теперь можно применять абсолютно ко всему. Вплоть до самого человека, то есть. Сейчас это человек, а завтра будет уже зачеловек.

Она спокойно улыбнулась, он взглянул остро, Виктория ничуть не взволнована скорым исчезновением человечества, напротив, жаждет перехода в зачеловечность. Да она уже и начала этот переход: чипы в теле, биодатчики, компьютер, посылающий изображение прямо на сетчатку глаза. А он ей пообещал устроить вживление чипа, что будет посылать сигналы прямо в мозг… Или еще не обещал? Да, намекнул, теперь не отвертишься.

На миг сразу не по себе, но напомнил, а сам кто, давно не смотрелся в зеркало?

– Ладно, – сказал он, – проблема в том, что прогресс ускорился настолько, что можем прийти к уже созданной машине, не зная, как ею пользоваться. Это не трусость, хотя я, конечно же, трус и перестраховщик… но сейчас мощности очень уж велики. Мы не замечаем, что пришли к тому обществу, которое в России называли коммунизмом, эллины – золотым веком, иудеи – раем на земле, а Платон, Гегель, Кампанелла, Мор, Маркс – идеально устроенным государством. Конечно, не идеальное, но оно наконец-то становится едино для всех на планете, впервые прекращается социальная борьба.

Она заметила вежливо:

– Но пришел БТМ, абиотическая реальность как новая среда обитания…

Олег поперхнулся:

– Что за БТМ? БТР знаю…

Она тонко улыбнулась.

– Не сомневаюсь, что БТР знаете лучше. А БТМ – это бесприродный технический мир. Простите, термин пока еще для узкого круга, но…

– Это вы простите, – сказал он досадливо, – я должен был знать!

– Простите…

– Должен был, должен, – отвел он ее защиту, – именно я должен. Но если даже пропустил, то, как видите, какая лавина обрушилась! Да вы правы, возникла мегамашина, человек превратился в элемент, так называемый человеческий фактор, самый, надо признаться, капризный и часто ломаемый. Но эту среду или, как говорили в старину, «вторую природу», творит человек, а он может натворить такое! Примеры уже есть, есть…

Она покачала головой, серые глаза смотрели с сочувствием, но твердо. Он вдруг взглянул на себя и ее со стороны, глазами «нормального» человека, это же бред: сидят на берегу молодой мужчина и молодая женщина, она обнажена до пояса, все гормоны у нее в порядке, как и у него, и вот вместо того, чтобы тут же трахаться, трахаться, трахаться: на столе, на полу, на кухне, на лестнице – они введут длинные занудные разговоры!

Он криво усмехнулся, Виктория тут же заметила, насторожилась:

– Я что-то сказала не так?

– Это я говорю не то, – ответил он поспешно. – Простите… Просто подумал…

Она встретила его взгляд, кивнула.

– А, вы об этом… Хорошо, как только у вас возникнет желание, как хотите и где хотите. Просто, когда перед нами шикарный торт, как-то не тянет на черствую горбушку хлеба.

Он поперхнулся, переспросил, не веря:

– Такие вот разговоры для вас…

– Торт, – закончила она фразу. – Роскошный торт. А секс – горбушка хлеба. Черствого. Даже заплесневелого. Когда нечем более интересным заняться, почему нет? Но я сейчас наслаждаюсь гораздо больше, Олег. Честно. Впервые передо мной человек, который не прикидывает, какова я в постели… Да такова, как и все женщины! Все осваивали это дело по одним учебникам. Но если брать выше пояса, мы уже разные. Одни – клухи, другие – домохозяйки, третьи – любящие матери, четвертые – бизнесвуменши, а я вот принадлежу к классу, помешанных на высоких технологиях… Меня постоянно упрекают за увлечение БТМ. Я не верю в ноосферу, как наивно верили мыслители прошлого века, ибо на смену обществу пришел технос. В техносе отношения между людьми становятся технологическими, я не вижу в этом ничего дурного. Уже уходят такие важные регуляторы отношений, как чувства, обычаи, вера, религия, пристрастия, добро и зло… Во главе угла становится смысл, разве это плохо? К примеру, армия перешла на контрактную основу, а это значит, что идея патриотизма и священного долга перед Родиной уходит в прошлое. Все проблемы решаются с позиций разума, разве это плохо?

С конским топотом на веранду выбежали Красотка и Бандитка. За ними спешил щенок, падал от усердия, вскакивал и бежал на растопыренных ножках.

Олег погладил обеих, почесал, обе с восторгом умчались сообщать Мраку, что отыскали, вот след руки Великого Бога-человека, а измученный таким долгим бегом щенок остался, взвизгнул.

Виктория протянула руки:

– Иди ко мне, маленький! Иди ко мне, тепленький…

Щенок охотно подал лапку, она засмеялась и взяла его на руки. Щенок успел лизнуть ее в нос, прежде чем уложила на колени.

Олег в затруднении смолчал. Вроде бы всю очень не короткую жизнь именно этого и добивался: чтобы все по разуму, но вот сейчас, когда пора перешагивать порог, стало совсем страшно. Как жить в обществе без скреп культуры, а это значит – без чувства вины, совести, долга, отклика на страдания другого? Уже сейчас система жизни практически исключает требования морали, религии, а взамен выдвигает только богатство, успех и здоровье. Справедливость, честь, достоинство, любовь к Родине, природе или женщине – пережиток. Да и вообще вся культура – пережиток.