Ярость - Никитин Юрий Александрович - Страница 32

– Как гибнут, так у меня… За год около двух тысяч. Примерно втрое больше, чем у Яузова.

Яузов грозно засопел, повернулся к нему всем корпусом. Зрелище было устрашающее, словно в сторону берега развернулась корабельная башня. Острые глазки из-под мощных надбровных дуг уставились, как жерла орудий:

– У меня?

– За всю войну в Чечне, – поправился силовой министр после рассчитанной паузы.

– Тогда не я был министром, – возразил Яузов сварливо.

Кречет сказал жестко:

– Пусть Кленовичичевский с его командой наплюют на мою могилу за несоблюдение прав и прочего словесного дерьма, что превратило наших людей… да только ли наших!.. в не знаю что… но оздоровление народа стоит крохотного кровопускания. Для начала разрешим вооружиться казакам. Если у горцев национальная традиция ходить при оружии, то была она и у казаков. Это Советская власть отобрала, а мы где с нею распрощались, а где держимся. Причем казакам разрешим вооружаться не только личным оружием, а как было встарь. Каждый с личным оружием, на станицу два-три танка. Пару бронетранспортеров, с десяток гранатометов. Может, танков и бронетранспортеров даже побольше. Ведь они вместо коней, а каждый казак должен был содержать дома боевого коня со всем снаряжением… А за недельку-другую разработаем и примем закон и о гражданах России.

Он потянулся сладко, взглянул на часы, удивленно покачал головой. Я с трудом разогнул затекшую спину. Уже за полночь.

Яузов тоже посмотрел на часы, буркнул:

– Что-то, мне кажется, при таких темпах мы его примем уже завтра.

– А что? – откликнулся Кречет бодро, только темные круги под глазами выдавали усталость. – Мы неплохо поработали. Посмотрим, во сколько приползете завтра.

Министры переглядывались, а Коган откашлялся и сказал нежным бархатным голосом:

– Значит ли это, Платон Тарасович, что нам не стоит… пока переходить на те теплые местечки, которые многие уже присмотрели?

Кречет кивнул:

– Не стоит. Я не виню вас, как и других, что ни бе ни ме ни кукареку в старом кабинете. Трудно что-то сделать, когда связан по рукам и ногам. Но вы хоть не воровали направо и налево, не продавали земли и заводы за бесценок, не открывали счета в швейцарских банках. Думаете, не знаю? На всех вас есть досье, мерзавцы!.. Но ваши руки самые чистые. То ли такие хитрые, что не поймаешь, то ли в самом деле моете, как Фурманов, выходя из туалета.

Не знаю, сова я или жаворонок, могу работать ночи напролет, но могу завалиться спать среди бела дня. После рабочего дня в четырнадцать часов был уверен, что просплю до обеда, но открыл глаза чуть ли не на восходе солнца.

Хрюка бесстыдно спала. На спине, растопырив задние лапы, открыв брюхо, покрытое редкой светлой шерстью. Губы отвисли, открывая страшные клыки.

Я поднялся почти ощупью, как всегда встаю утром, даже если сна ни в одном глазу, смолол и сварил кофе, и лишь когда влил в себя большую чашку, горячего, крепкого, обязательно сладкого, ощутил, что начинаю медленно просыпаться.

Хрюка раскрыла глаза только при звуках ножа на доске: режу ли ее любимую колбасу. Еще медленнее, не спеша, долго потягивалась, равнодушно приняла пару ломтиков, только в глазах был вопрос: пойдем или полежим еще?

– В холодильнике пусто, – объяснил я. – Даже хлеба нет! А ты, бесстыжая, все жрать требуешь.

Ночью прошел короткий дождь, небо блестело синее, но люди, как тупой скот, ходили с раскрытыми зонтиками, тыкали острыми концами друг другу в глаза, раздраженно ругались. Никому не приходило в голову, что пора свернуть, небо чистое. А если и упадет капля, то все же вода, а не ящик с гранатами.

Зазвонил телефон. После третьего звонка поднял, молодой сильный голос попросил вежливо:

– Виктора Александровича, пожалуйста!

Обычно в таких случаях отвечают: «Я у телефона», но я ответил, как надо:

– Чо?

На том конце провода повторили:

– Виктора Александровича, пожалуйста. Никольского!

Я повторил, уж погрубее и нетерпеливее:

– А чо те надо, козел?

На этот раз там заколебались:

– Это квартира Никольского?

Я проревел, изображая поддатого и злого мужика, которого оторвали в тот миг, когда мог сделать рыбу, имея на руках всего ничего, а противник – полные руки:

– Ты, козел, тычешь пальцем не знаешь куды? Похмеляться надо!

Там торопливо бросили трубку. Как я и ожидал, прозвенело тут же, явно там кнопочный, набирается быстрее. На определителе пошли прочерки.

Я поднял трубку:

– Але?

Там вроде бы беззвучно чертыхнулись, но трубку после колебания не положили, мог слесарь-сантехник взять в отсутствие хозяина, тот же голос сказал нерешительно:

– Неужели я опять набрал неверно?.. Мне нужен Никольский Виктор Александрович…

В другое время я еще поиграл бы, изображая пьяного грузчика, на хамство любой интеллигент имеет полное моральное право отвечать таким же хамством, даже если тот, звонящий, не подозревает, что он сейчас хам, но, как говорят юристы, незнание законов не освобождает от ответственности… но дел хватало, и я сразу все объяснил с пьяной доброжелательностью опытного завсегдатая пивнушек тупому новичку:

– А чо ты, мужик, ждешь?.. Что сам Никольский примчится отвечать на анонимные звонки? Может, тебе еще и Индиру Ганди подать?

– Почему… анонимный?

– А чо ты не назвался? Значитца, либо дурак, либо жулик… Если дурак, которого мало пороли, то честь поговорить и со мной, ума наберешься, а если жулик… Маня! Брось кастрюли, зайди к Верке напротив. Пусть позвонит в милицию. У них аппаратура лучше, проверят и адресок запишут, а то чой-то у меня номер не высвечивается…

На том конце провода трубку бросили с такой поспешностью, словно рвануло током.

Воздух был чист, я брел неспешно, Хрюка с независимым видом трусила в сторонке, делая вид, что со мной незнакома. Так с нею заговаривают чаще, в надежде, что собака потерялась. Она рассматривала прохожих как высших существ, которые могут покупать колбасу, а я – как существа, с которыми вынужден жить и общаться. Скот, конечно, озабоченный скот, но другого человечества нет ни на Марсе, ни на Тау Кита. Нужно жить с этим, с этим решать те задачи, ради которых вселенная, развиваясь, и создала наконец нас, высшее, что смогла. Я могу так себе позволить думать, ибо дети подросли, живут самостоятельно, а мои запросы столь невелики, что небольших гонораров хватает, чтобы жить сравнительно безбедно. Машины нет, дачи нет, как и дорогой любовницы или пристрастия к картам. Я свободен, как бомж, как разбойник, а компьютерная сеть позволяет бродить по всему миру, не поднимаясь с дивана.