Ярость - Никитин Юрий Александрович - Страница 106

– Но что…

Не отвечая, я повел глазами. Из кабины пилотов к Кречету спешил подтянутый, не узнать, Терещенко. Живот подобрал, грудь как у курского петуха, глазами преданно ел верховного главнокомандующего, из-под каски выбивался, напрашиваясь на орден, кусок окровавленного бинта.

Не сразу в блестящей толпе военных выделил меня. Все видели, как он вздрогнул, будто от меня ударило током. Бледный, как мертвец, рука на миг дернулась к кобуре, но он уже был из современных, когда даже военные не хотят быть героями, да что там героями, воевать не хотят, только бы жалованье да беззащитных солдат побольше в услужение…

Он отдернул руку и сказал быстро-быстро, глотая целые слова:

– Я расскажу!.. я все-все расскажу!.. Я лишь выполнял… я сам ничего!..

Телохранители, еще ничего не поняв, но поддавшись чутью, как собаки, уже закрыли президента со всех сторон, а черные стволы непомерно длинных пистолетов смотрели во все стороны, как иглы гигантского ежа.

Кречет повернулся ко мне. Телохранители косились на меня враждебно и недоверчиво. Я с трудом поднял руку, тяжелую, как бревно, отмахнулся:

– Да можно… и не расспрашивать. Расстреляйте и закопайте как собаку…

Терещенко схватили под руки, он обмяк и начал повизгивать, брюки внизу потемнели, мокрое пятно поползло по штанине. Уверенный, что его в самом деле сейчас расстреляют, он жалобно вопил, закладывал всех и вся, и пока его втаскивали в блиндаж, он клялся, что только исполнял, а сам пальцем не шелохнул…

Один из офицеров, что сопровождали Кречета, исчез на миг, вернулся с теплой шинелью, набросил мне на плечи. Кречет пробежался взглядом по моему лицу:

– А это как?

– Что? – не понял я.

– Лоб разбит, по скуле будто конь врезал.

– А-а-а, – сказал я, мои пальцы бережно ощупали кровоподтек под глазом. – Вы будете смеяться… но это я ударился о дверь.

– О дверь мордой, – повторил Кречет с удовлетворением. – Это хорошо. Но все-таки жаль…

– Что?

– Вот если бы по морде прикладом!

– То что?

– О, видели бы себя тогда!

– Это у вас морда, – огрызнулся я. – А у крупного ученого… Кстати, господин президент, моя работа футуролога все больше принимает какой-то странный оттенок.

– Вы видите свои теории в действии, – сказал он значительно. – И сами принимаете участие в их осуществлении. Разве это не высшее счастье для ученого? Да-да, так сказать, своими руками… гм… творите… разрушая, конечно… Я, честно скажу, недооценивал роль ученых в современном обществе. Но благодаря вам, Виктор Александрович…

Он улыбался, но я видел сдвинутые брови, чувствовал, с каким накалом работает его непростой мозг. И когда подзывал адъютантов, те отбегали с ясными приказами, не оставляющими возможностей толковать иначе.

Терещенко еще не вытаскивали, явно рассказывал с подробностями, чтобы продлить жизнь.

– К сожалению, – сказал я невесело, – в заговоре участвует командующий морскими силами, руководство Таманской дивизии, а также двое-трое из вашего кабинета.

Он отшатнулся:

– Вы что же, побывали на самой базе?

– Да нет, подсел на самолет по дороге.

Он стиснул зубы, телохранители переговаривались негромко, их взгляды в мою сторону стали уважительными. Глаза Кречета быстро пробежали по моему лицу:

– Черт бы побрал эту футурологию… База-то хоть цела?

– В неприкосновенности, – заверил я. – Ну, почти… Я же знаю, на новую денег нет.

Он кивнул в сторону самолета, туда ринулась группа военных. Команду самолета и водителей похватали, бросили лицом вниз, обыскивали, но я понимал, что все бесполезно. Бедолаги скорее всего вовсе не подозревали, что они и есть заговорщики.

Кречет с раздражением отмахнулся от телохранителей, те советовали на время уйти в блиндаж. Повернулся по мне, глаза его уже смотрели с веселым сочувствием:

– По вас, Виктор Александрович, словно колонну танков пропустили. Несмотря на ваш оптимизм, боюсь представить, что от базы осталось… Да знаю я ваше честное слово ученых! Атомную бомбу кто придумал? Господа офицеры, позвольте мне представить вам крупнейшего в мире футуролога. Это он побывал на засекреченной даче генерала Покальчука, с его охраной, сигнализацией…

Один из генералов с великим уважением посмотрел на меня, это был явно первый случай, когда генерал уважительно смотрел на ученого, сказал почтительно:

– Я чувствую, господин президент, эти маневры нам запомнятся!

– Если Виктор Александрович с нами, – согласился Кречет, – эти маневры запомнятся всем.

Лицо его стало жестким, мимо как раз вели под охраной команду самолета, трех водителей грузовиков. Ребята спецназа рылись в машинах, осторожно передавали на землю ящики. Молодцеватый генерал быстро-быстро говорил по сотовому телефону, одним глазом кося на Кречета.

– Их там уже нет, – заметил я.

– Повяжут, – заверил Кречет. – Никуда не денутся.

– Им переждать только эти маневры…

– Что-то учуяли? – насторожился Кречет.

– Только предчувствие, – ответил я с неопределенностью. – Ощущение…

– Тоже мне ученый, – сказал Кречет разочарованно. – Я-то думал, это у гадалок чуйства, а у вас – факты!.. Ладно, Марина уже приготовила крепкий кофе и ваши любимые бутерброды.

Я спросил с упреком:

– А ее зачем привезли? Бедная девушка.

Он отмахнулся:

– Эта бедная девушка к маневрам привыкла больше, чем к кремлевским кабинетам. Знали бы, сколько она повидала гарнизонов!

Мне послышалось в его голосе предостережение. Не то страшился, что я могу заподозрить ее в работе на врага, не то затем, чтобы не путал простую девушку из Перми с московскими княжнами.

Из блиндажа вышел, пригибаясь, грузный генерал, в котором я не сразу узнал Яузова – подтянутый, живот подобрал, двигается четко, без кабинетной лени и замедленности. Один из офицеров что-то на ходу быстро тараторил ему в ухо, указывал в мою сторону.

Яузов подошел, в глазах было великое изумление и еще что-то, что мне очень не понравилось, но назвать одним словом я сразу не мог. Он кивнул, проговорил с великим отвращением:

– Здравствуйте, Виктор Александрович. Не скажу, что счастлив вас видеть. Там одних компьютеров закупили на шесть миллионов долларов!