Трое в Песках - Никитин Юрий Александрович - Страница 44

Велет наконец убрал ладонь от глаз. У него были выступающие надбровные дуги, низкий лоб и тяжелая нижняя челюсть. Уши торчком, а глаза посажены так близко друг к другу, что Мрак выбил бы их одним пальцем.

– За яблоко, – рыкнул велет. Широкое лицо налилось дурной кровью, глаза потемнели. – Я всегда дрался с богами… бивал часто… но взяли сонного! Теперь скала раскрывается раз в сто лет, чтобы видел белый свет, мучился…

– Раз в сто лет? – ахнул Олег с жалостью.

– Раньше в тыщу, – угрюмо сообщил велет. – Потом через каждые полтыщи… теперь уже раз в сто… Когда каждый день, я выйду!

Мрак смерил взглядом гигантскую фигуру, от которой веяло несокрушимой мощью.

– Ты никак бессмертен?

Велет удивился:

– Конечно! А как же иначе? И неуязвим к тому же. Боги страшились меня, я их гонял, как зайцев. Меня породила сама Апия, мать сыра земля. Нас было двенадцать… А мы, сыны земли, всегда были сильнее богов, сынов неба…

– А где остальные одиннадцать? – спросил Мрак.

Велет зарычал, в непонятной ярости шагнул вперед. Огромные, как стволы деревьев, руки потянулись к Мраку. Едва ступня пересекла границу света и тени, стены затрещали, пошли смыкаться. Велет страшно закричал, уперся в надвигающиеся камни. Руки дрожали от напряжения. Мрак с ужасом увидел, что кулаки вминаются в гранитные плиты, как в сырую глину, руки согнулись в локтях, горы сдвинулись и уперлись в широкие, как коромысло, плечи. Снова велет побагровел, глаза лезли на лоб. Камни трещали, воздух с шумом вырвался из мощной груди. Раздался страшный нечеловеческий крик, брызнула кровь. Камни коснулись друг друга, замерли, трещина исчезла. На ее месте вздулся безобразный рубец.

Мрак тронул коня, бросил через плечо:

– Но заноза еще там!.. Как он сказал, раз в сто лет нарывает?

– Камень, – ответил Олег, пожав плечами. – Они живут медленнее. Но когда-то этот гной выйдет наружу.

Мрак на ходу шумно поскреб в затылке, скривился:

– Будет нашим правнукам работенка!.. Справятся ли?

Олег подумал, ответил тихо:

– Смотря какое потомство оставим.

В долгом молчании ехали, каждый погруженный в свои думы. Таргитай достал дудочку, печальная песенка начала складываться сама собой. Пальцы тоже сами перебирали дырочки. Мелодия получилась простая, чистая, бесхитростная, как он сам. Наверное, если бы Мрак складывал, получилась бы волчья, а у Олега – волхвовья, мудрая… Хотя могут ли песни быть мудрыми? Тогда это не песни.

Ехали до полудня, кони притомились, а Мрак придержал коня, сказал Олегу беспокойно:

– Что-то здесь нечисто.

– Что?

– Полдня едем – и ничего. Тихо.

В том же напряженном молчании проехали еще версты две. Когда проезжали мимо зарослей – ближе чем на десять саженей Мрак не приближался, даже огибал такие места, – выскочили пять оборванцев с пиками, топорами, ножами.

– Деньги или жизни!

Мрак с облегчением перевел дух, потянулся за секирой.

– Уф, от сердца отлегло! И тут как у людей.

Он поднял коня на дыбы. Измученный Таргитай, всегда измучен, как слезал с печи, крикнул слабо:

– Деньги или жизни?.. Погодите, разбойнички! Нам надо подумать. Не прогадать бы…

Лиска выхватила меч, пришпорила коня. Олег с неодобрением смотрел обоим вслед. Оборванцам достаточно показать обнаженное оружие, разбегутся. Ни ума, ни славы побить таких жалких.

Олег и Таргитай миновали схватку, пусть дерутся без них. Мрак орал яростно, что двое в драку, а другие двое – в то место, где спина называется по-другому, тут и без сопливых скользко, сами разберутся…

Рев оборотня перемежался ударами: иногда звонкими, иногда – хрястом, от которого мороз продирал Олега, а Таргитай морщился, щупал, как талисман, дудочку. Кони прядали ушами, но не оглядывались – насмотрелись.

Мрак и Лиска догнали их не скоро, долго ехали бок о бок, перемывали подробности безобразной драки, похохатывали. У них начало появляться нечто общее. Олег косился угрюмо. Для него в облике Лиски проступило что-то неприятное, даже звериное. Молодая девушка не должна так легко хвататься за оружие!

Жилья за весь день не встретили. Таргитай начал ныть, что придется спать аки псам, прямо на земле. У хорошего хозяина даже псы имеют конуры, это Мраку все нипочем, он волк, волчара, а им с волхвом надобны мягкие постели. Одному для волхвования и прочего, а другому – для песнескладывания.

– Размечтался, – сказал Мрак грубо. – Для чего ­про­чего?

– Ну, – замялся Таргитай, бросал быстрые осторожные взгляды на рыжую, у которой чересчур близко быстрый меч. – Для кудесничества, акудничества, бормотания, гагаканья, плясок…

– Плясок? В постели?

– Ну, ты же знаешь этих волхвов! Прибитые какие-то.

– Это верно. Как и дудошники. Это мы с конем нормальные люди, а у вас и кони улиточные.

Миршавенький конек с унылой мордой бежал под ним легкой грунью. Остальные кони едва поспевали рысью. Когда же Мрак пускал своего в рысь, за ним едва поспевали галопом. Лишь однажды конь Мрака пошел полным скоком, не самым лихим, остальные держались вровень с дюжину саженей, затем, в хрипе и пене, отстали. Когда виднелись сзади не крупнее ворон, восхищенный Мрак остановил своего двужильного. Тот не засапался, оставался сухим, даже сонный вид не стряхнул. Чем больше бабу бьешь, вспомнил Мрак, тем борщ вкуснее. А чем дольше бьешь конюшника, тем лучше даст коня.

Солнце садилось, заночевали в поле. Место выбрали у ручья, по берегам рос густой кустарник, в сторонке темнела роща. Таргитай и Олег едва слезли, заморились. Коней стреножили Мрак и Лиска, поили, подвязывали торбы с овсом к мордам. Костер тоже разводили вдвоем: у Таргитая едва хватило сил влезть в ручей, где дурень замутил воду, не дав другим напиться. Когда поужинали, Мрак спросил насмешливо:

– Кто первым сторожит?

– Ты, – ответил Таргитай торопливо и льстиво добавил: – Ты ведь самый сильный и выносливый! Ну прямо лось, без рогов, правда. Хотя с рогами тебе было бы неплохо… Я имею в виду, драться неплохо. Ты же любишь драться!

Мрак пожал плечами:

– Могу и я. Но сторожим по-дурному, будто мы все волхвы или дудошники. Ежели нечисть полезет, все одно будим Олега: он с ними вась-вась. На их языке гутарит, почти что родня. Ежели драка, все одно вставать мне. Ежели зверье попрет стадом или стаей, то лучше сторожить Лиске. От ее визга разбежится все на свете.

Лиска поинтересовалась тихим голоском, в котором было озеро яда:

– А твоему Таргитаю когда?

– Бабы нападут, тогда. Все равно заснет, его разбудят, а потом он их усех…

Олег вгляделся в быстро темнеющие сумерки:

– Лес странноватый… Чую магию. Раз так, то не спать мне.

Мрак понимающе оглянулся на Лиску:

– Ты прав, с ними рази заснешь.

От костра раздалось мерное похрапывание. Таргитай спал, свернувшись в калачик и подтянув колени к подбородку. Пухлое лицо стало совсем детским. Олег боролся со сном, чертил прутиком знаки, шептал заклятия – в ведовстве нужно упражняться усерднее, чем в умении бить людей по голове. Мрак лежал на спине, задумчиво глядел на звездное небо. Волхвы уверяют, что небесная твердь прибита серебряными гвоздями, а с виду совсем как ночная степь, где такие же скитальцы разводят костры. Сколько их! На зверей охотятся или же тоже ищут Великую Правду для всех?

– Один человек, – произнес он медленно. – Пеший. Идет в нашу сторону.

Лиска воткнула иглу в мешок, в ее пальцах оказалась рукоять меча. Олег с непонимающим видом вскинул голову, лишь Таргитай посапывал сладко. В золотистых волосах прыгали красные искры.

– А кто он, такой отважный? – спросил Олег.

Мрак насмешливо искривил губы:

– По шагам могу сказать много, но не имя. Вот если бы я был волхвом…

Олег виновато опустил голову. Из сумерек выступил, раздвинув кусты, высокий мужчина в белой полотняной рубахе, распахнутой до середины груди. Грудные пластины мышц широки, словно незнакомец носил латы. Голова незнакомца поблескивала сединой, но глаза смотрели живо, а вся мужская стать дышала силой и умелой тратой этой силы.