Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович - Страница 92

– Черт, – сказал я со злостью, – упустил…

Камень в руке оттягивал ладонь, со злостью запустил им в водопад. Исчез, пробив хрустальную струю, послышался странный звук, совсем не удар камня о камень, а словно бы стена охнула от боли.

Я всмотрелся в водопад, сердце радостно прыгнуло, я подобрал второй камень, медленно подошел ближе, делая вид, что смотрю совсем в другую сторону. Камень этот еще крупнее, только бы попасть, интересно: видно ли через тонкую завесу воды? Хорошо бы, чтобы не видел, тогда такой приятный сюрприз…

Я замахнулся коротко, но вложил в бросок всю силу, чуть сам не улетел вслед за камнем. Прозрачная струя проглотила без звука, тут же раздался сухой треск. Я бросился к водопаду, с другой стороны выскочил Богарт, заорал:

– Идиот, в детство впал?.. Кто ж камнями бросается?

– Не понравилось? – спросил я злорадно.

– Да ты трус, а не воин, – крикнул он. – В схватке грудь в грудь дрожишь!

И пока я стоял, онемев от неслыханного нахальства, он круто повернулся и ринулся по головоломной тропке вниз, прыгая, как горный баран. Я оглянулся, все больше удаляюсь от места нашего привала, ну да ладно, как-нибудь найду дорогу, бросился вдогонку.

Богарт наконец сбежал вниз, я с ужасом увидел, что там, в сторонке, среди кустов пасется некрупный оседланный конь черного цвета под непристойно яркой попоной.

– Рогач! – закричал я во всю глотку. – Рогач!.. Давай сюда, ты мне нужен!.. Да побыстрее!..

Богарт ринулся к вороному коню, я все еще спускался, уже хватаясь за камни, наконец соскочил, присел, придавленный собственной тяжестью, а Богарт подбежал к коню, тот шарахнулся. Богарт орал и пытался вставить ногу в стремя. Конь отпрыгивал, я воспрянул духом, побежал к ним. Богарт оглянулся, я увидел страх в его глазах, представляю, какое у меня лицо, дернул за повод с такой силой, что едва не оторвал коню голову. Тот сразу же смирился, Богарт вскочил в седло как раз в момент, когда я подбежал к ним.

Конь прыгнул с места, мои пальцы соскользнули с гладкого, как у тюленя, крупа. Богарт издевательски захохотал:

– Все приметы к счастью – только одни к чужому, а все остальные к моему!

– Самый известный лохотрон, – прокричал я вдогонку, – это вера в себя!

Но это крик бессилия, я понимал, смирился, и тут за спиной раздался грохот копыт. Из-за поворота вылетел белоснежный конь, грива и хвост развеваются по ветру, белый рог во лбу блестит, как обнаженный меч.

– Рогач! – прокричал я счастливо. – Ну ты и конь!.. Ну ты и умница… Не останавливайся, не останавливайся…

Я запрыгнул на ходу, Рогач всего лишь притормозил чуточку, копыта снова загремели часто и дробно, встречный ветер в лицо, частый стук сердца, а когда обогнули гору, оба увидели удирающего далеко впереди всадника.

Конь Богарта мчался, вытянувшись в струнку, сам лесничий пригнулся к гриве, вообще зарыл в нее лицо, конские копыта сухо бьют в твердую землю. Я понукал Рогача, уговаривал, просил, умолял, обещал золотые горы и ясли, полные овса, стыдил, указывал на его соперника, что, оказывается, умеет быстрее. Рогач захрипел от ярости, на удилах повисла пена, но сделал усилие, расстояние начало сокращаться.

Богарт оглянулся, лицо перекосилось ужасом. Я растянул губы в зловещей ухмылке. Он вскрикнул, резко повернул коня, тот перемахнул канаву и понесся через поле. Рогач без моей подсказки понял, чего я добиваюсь, совершил красивый длинный прыжок. Я едва удержался в седле, да и конь едва не упал, колени от усталости подогнулись, но выровнялся, мы понеслись за Богартом.

Комья жирной земли летели из-под копыт в нашу сторону. Теперь черный конь Богарта двигался втрое медленнее, однако комья тяжело били меня по голове, попадали в лицо, затормаживая, замедляя наш бег. Богарт снова оглянулся, я прохрипел люто:

– Вон там хороший дуб впереди… Ударься с разбегу головой – может, хоть спинной мозг в нее попадет.

– Скачи, скачи, – крикнул он. – Твердая рука – признак окоченения.

– А женитьба, – крикнул я, – трусливое бегство от холостяцких проблем! Остановись, будь мужчиной!

Он ехидно бросил через плечо:

– Ты не в моем вкусе. Так что и не мечтай!.. Лучше сверни вон на то поле!

– А что там?

– Бабы ушли обедать, а грабли оставили.

– Бег по граблям, – крикнул я, – не мой вид спорта. Я ведь – освободитель!

Наши кони уже идут рядом, я все пытался протянуть руку и ухватить гада за плечо, но Богарт всякий раз уворачивался, а наклониться сильнее я не рисковал, не джигит, чтобы на полном скаку свешиваться с коня под конское брюхо. Кони хрипели, у моего пена уже не белая, а желтая, наверное, внутри все горит, потому такой цвет, а конь Богарта уже не в мыле, а в шампуне, кожа блестит, как намазанная самым дорогим гелем.

Крестьяне на поле останавливались, опускали косы и наблюдали за нами, приложив ладони козырьками к глазам. Иногда на дороге встречались подводы, но, заслышав частый стук копыт, испуганно съезжали на обочину. Но колесница, что резво мчалась навстречу, не прижалась к бровке, места всем хватит. Богарт пронесся совсем рядом, как мне показалось, я почти догонял, уже протянул руку…

…и тут увидел, что в седле пусто. Оглянулся, с колесницы от могучего удара вылетел, кувыркаясь, богато одетый парень, а лесничий ухватил вожжи и дико заорал на коней. Те помчали еще шибче.

– Вот сволочь, – прохрипел я, – это же неспортивно…

Измученный Рогач развернулся, земля снова отозвалась сухим стуком на удары копыт, я шептал умоляющие слова, единорог из последних сил наращивал скорость. Богарт остервенело настегивал коней, легкая колесница не мчится – летит, почти не касаясь земли колесами. Я всячески понукал скакуна, обещал ему льготы, отдых, отборный овес, но расстояние почти не сокращается, озлился, начал хлопать по толстому жирному крупу, что значит, по заднице. Рогач увеличил прыть, стараясь уйти от этого позорного напоминания, не соображая, что стегатель вовсе не гонится за ним, а угнездился у него же на спине.

И хорошо, конечно, что не понял.

Колесница начала приближаться. Богарт оглянулся и, не выпуская вожжей, прокричал:

– Иногда единственным выходом из ситуации является подвиг, верно?

– Предлагаю сдаться, – крикнул я. – Тебе зачитать права?

Он захохотал:

– Сдаться? Это невозможно!

– Невозможно, – прокричал я, – это когда нельзя и как-то не очень хочется.

– Вот и мне как-то не очень…

– А жить хочешь?

Он коротко оглянулся на меня, красивое хищное лицо перекосилось в злой усмешке:

– Вскрытие покажет.

– Вскрытия не обещаю, – сообщил я. – Хотя мой напарник с крыльями и крепким клювом мечтает стать хирургом и любит делать трепанацию черепов.

Я осторожно свесился набок, протянул руку к разукрашенному бортику. Богарт затравленно оглянулся, поспешно дернул за вожжи, кони послушно сдали чуть влево. Я едва не сверзился, пытаясь ухватиться. Богарт злобно ухмыльнулся, заметив испуг на моем лице.

– Если руки не оттуда растут – значит, это ноги!

– Что посмеешь, – отрезал я, – то и пожмешь.

– Что-то у тебя пальцы… коротковаты! Особенно – на левой.

– Живем только раз, – отрубил я, – да и то не каждый день! Ты вот уже зажился.

Он хлестнул коней и внезапно дернул вожжи, резко подавая колесницу вправо.

– Жизнь коротка, потерпи немно…

Я едва удержался в седле, конь испуганно ржанул, прыгнул через канаву. Будь это на шоссе в авто, я бы уже летел вверх тормашками, небо и земля десятки раз менялись местами, а в конце концов грохнуло бы, как будто, ну да, взорвалась цистерна с бензином.

Колесница умчалась вперед, Богарт не оглядывался, настегивал коней. Рогач почти остановился, здесь не поскачешь, я повернул мордой к дороге, он фыркнул, я похлопал по шее. Вздрагивая, все-таки прыгнул, сухая утоптанная земля застучала под копытами. Колесница удаляется, мой конь боится догонять, я начал хлестать, а когда не помогло, вытащил нож и сообщил свирепо: