Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович - Страница 71

Ворон вынырнул из темноты, я вздрогнул от неожиданности. Острые когти впились в перевязь, привычно защемив кожу, хриплый голос прокаркал прямо в ухо, будто я уже страдаю старческой глухотой:

– На сто верст вокруг – это единственное живое место!

– Ну так уж и на сто верст, – усомнился я.

– Ну, может, меньше, – согласился ворон нехотя. – Я высматривал костры!

– А если кто без костров спит, – согласился я, – то уже и не люди. Вороны какие-то…

Дубовые ворота отозвались на мой стук глухо, я взял меч и принялся колотить рукоятью меча. Грохот разносился вялый, я колотил уже и ногой, высвободил из стремени, волк прорычал глухо в нетерпении, а ворон каркнул:

– Пока весь суп не вылакают, не откроют!

Я разозлился, такой грохот только мертвый не услышит, лупил по воротам уже так, будто брал приступом. Наконец там вдали скрипнула дверь, мне с высоты седла видно поверх ворот, как на темной стене дома появился светлый прямоугольник. Со свечой в руке показалась сгорбленная фигура. Мне она показалась непропорционально великовата, а когда человек, если это человек, разогнулся, я охнул тихонько и вспомнил маму.

– Хто там? – раздался могучий голос.

Рогач вздрогнул, отступил на шаг. Я ощутил инфраудар, диапазон голоса захватывал и частоты, недоступные моему уху, зато организм мой услышал.

– Э-э, – проблеял я. – Вы не скажете, как проехать в библиотеку?

Голос великана, теперь я уже видел, к чьему дому вывела тропа, прогремел:

– Дуй налево, там будет тропа!.. Никуда не сворачивай.

– Спасибо, – пискнул я. – Большое спасибо! Вы нас выручили. Ученье – свет, а неученье…

Рогач все отступал, я наконец разобрал повод трясущимися руками и послал коня по тропке налево, а когда скрылись из виду, поспешно повернул, объехал дом по широкой дуге и послал коня вправо.

Ворон уже сидел на плече, каркнул в ухо:

– Ничего не перепутали, мой лорд?

– А зачем нам библиотека? – огрызнулся я. – Глаза портить? Герои мы или не герои? Герои в библиотеки не ходят. От грамотности голова большая. Везде встречают по одежке, а провожают шибко грамотных…

Едва выехали из леса, волк задрал морду, подвижный нос смешно задергался.

– Что там? – поинтересовался я. – Думаешь крылья отрастить да гусей погонять по небу?

– Там и без гусей, – ответил он серьезно, – есть… кое-что. Но не пойму…

Я поднял голову, долго всматривался, но небо темное, пара овечеобразных облачков, кудрявых и легкомысленных, как Мерилин Монро, везде пусто.

– Спроси ворона, – посоветовал я.

– Пернатый не увидит. Он прост, как… как вы, мой лорд. А здесь надо не столько увидеть, сколько ощутить. Нечто огромное и злое двигается на большой высоте… Не знаю, видит ли оно нас. И вообще, что это…

Я передернул плечами, озноб, произнес с бравадой героя:

– Может быть, большая стая летучих мышей.

– Днем?

– Ну, ворон. Или саранчи. Я слышал, на тепловых потоках они поднимаются почти в стратосферу!.. Через океаны перелетают.

– Тогда их переносит, а не перелетают, – возразил он с убийственной логикой. – Нет, это летит само… К счастью, мы для него слишком уж мелкие… На один зуб вместе с конем.

Воздух постепенно свежел, я инстинктивно чувствовал, что приближаемся к океану. Появилась некая соленость, что ли, может быть, в ноздри попала пара молекул ароматов гниющих водорослей, выброшенных на берег, но я чувствовал, что еще сегодня выйдем на берег океана. В крайнем случае завтра.

Даже лес стал другим, по-моряцки раскорячистым, словно тоже старается удержаться на качающейся палубе, деревья с виду огрубели, вся кора в наростах, наплывах, в трещинах, корни вылезают, вспучивая мох, на каждом шагу, конь забодался перешагивать, а вскачь не пойдешь, все корни покрыты зеленым мохом, сразу рвется, а ты, поскользнувшись, падаешь так, что обязательно треснешься башкой о другой корень.

Между деревьями просторно, все на одинаковом расстоянии друг от друга, словно высажены квадратно-гнездовым, но на самом деле каждое растопырилось ветвями и не подпускает другие близко. А под землей такая же драка идет за участки корма: как я помню из школьных уроков, корни выглядят зеркально в отношении кроны…

Ворон внезапно снялся с плеча, как боевой сокол с перчатки, унесся, волк тоже насторожился, принюхался:

– Мой лорд, пахнет подвигами!

– Уступаю, – ответил я поспешно.

– Нет, – сказал он еще поспешнее, – это по вашей части. Я должен чтить субординацию.

Рогач ускорил бег, вскоре и я заметил массивный каменный столб, а к нему с той стороны тяжелыми цепями прикована обнаженная женщина. Кого-то очень боятся, раз выбрали очень красивую, сочную, в самой поре, да и столб изрезан жуткими мордами, харями, рылами. Добро бы драконьими или звериными, но все морды – человечьи, что как раз и есть самое страшное, ибо нет морды страшнее, чем у рассвирепевшего человека.

– Как думаешь, – спросил я, – опять речному богу жертва?

– А у него харя не треснет? – спросил волк подзадоривающе.

Ворон каркнул над ухом:

– У речного шлем с двумя рогами.

– Всегда? – спросил я.

– Всегда. Никто никогда не видел без шлема. Говорят, даже в спальню к своей супруге он тоже…

– Наверное, лысый, – предположил я.

Женщина смотрела в нашу сторону с надеждой. Я пустил коня мимо, уже исчерпан лимит по спасению приносимых в жертву. Нельзя слишком часто, повторы приедаются, никто повторы не любит, меня за эти повторы просто достали, так что пусть ждет либо бога, либо другого освободителя, их как собак нерезаных. Да и устои веры могут серьезно пошатнуться, если вот так всякий раз отнимать жертву, кто таким богам будет воскурять фимиам, а народ без религии – это стадо, даже хуже, чем стадо, – стая. Опасная и непредсказуемая, как говорят депутаты, стая атеистов. А этого ну вот совсем не надо, не надо.

За спиной раздался отчаянный крик. Женщина рвалась в цепях, глаза стали отчаянными, красивые волосы растрепались, а крупные груди напряглись, смотрели в мою сторону красными бутонами. Конь запрядал ушами и начал останавливаться.

Я стегнул его меж ушей.

– Прежде всего долг, – сказал я сурово, – а уж потом личные чуйства.

– Когда выполним долг, – напомнил волк, – ее уже сожрут.

– В чужой монастырь со своим уставом не ходят, – возразил я. – Мы должны уважать чужие обычаи!

Мы свернули, за спинами раздался долгий тоскливый крик, истончился и затих.

ГЛАВА 13

На берег мы выбрались к обеду, волк с уважением посматривал на огромные волны, подбегал понюхать, отскакивал, увидев грозно надвигающуюся волну, убегал позорно, поджав хвост, волны здесь такие, что ломают камни, прибрежные скалы точат, как бобры мягкое дерево. Ворон с удовольствием начал пересказывать приключения Синдбада, выдавая за свои, я промолчал, я же читал Дейла Карнеги, а там сказано насчет, как удержать друзей. К тому же неиссякаемый источник мудрости, это я про народ, ставший теперь электоратом, давно заметил, что лучше придержать острое словцо, чем потерять друга.

Даже небо над морем не такое синее, а с зеленоватым оттенком, как и огромные волны бесконечного моря. На отмель навыбрасывало морских звезд и даже медуз, волк осторожно и с опаской нюхал странных обитателей этой странной реки. Ворон важно прохаживался взад-вперед и все рассказывал, рассказывал…

– Идем дальше, – велел я. – Вон там, если глаза не врут, что-то вроде населенного пункта. А если так, то там и порт… ну, хотя бы рыбаки.

Ворон сказал с готовностью:

– Сейчас узнаю!

Крылья захлопали, волк проводил его взглядом, сказал виновато:

– Слишком много незнакомых запахов. Пока не привыкну…

– Привыкнешь, – утешил я. – Вперед, нам все равно надо к людям.

Держа взглядом далекие домики на берегу, помчались, поглядывая и на ворона. Тот несся, как стратегический бомбардировщик, острый клюв рассекает воздух, лапы, подобно шасси, поджаты к брюху, глаза держат взглядом цель.