Трансчеловек - Никитин Юрий Александрович - Страница 81

2092 год

Зельд выглядел постаревшим, я ответил на его приветствие и провел в кабинет. Он рухнул в кресло и сказал хриплым голосом:

– Знаете, Владимир, не зря вы отказывались от психотропок, не зря… Вы что-то чувствовали?

Я помотал головой.

– Нет. А что случилось?

– Большинство случаев самоубийств связано с психотропками. Нет, психотропки как раз вызывают хорошее состояние духа. Подъем настроения, убирают скуку.

Я спросил с напряжением:

– Так что же?

Он пожал плечами.

– Возможно, к ним слишком привыкли. Нет, аддикции нет, не обнаружено ни одного случая привыкания!.. Однако же в психике как будто что-то меняется… Или нет, ничего не меняется, а должно меняться. Этого наши специалисты пока не выяснили…

– А откуда тревога?

– Статистики, – ответил он. – Они как-то заметили совпадение кривой потребления психотропок и самоубийств. Быстро просмотрели отдельные случаи: в самом деле среди покончивших с собой большинство активно пользовались психотропками. Сообщили нам…

Я развел руками.

– У меня другой случай. Вряд ли что-то подскажу.

Он взглянул на меня, отвел взгляд.

– Прости. Я помню, что перевернуло тебе жизнь. Давняя трагедия, но ты все еще помнишь, что достойно… ну ты меня понимаешь.

– Не давняя, – поправил я. – Для меня это случилось вчера. И рана все еще болит.

Он коротко посмотрел на меня и снова опустил взгляд.

– Прости. Но тебя это спасло.

Я невесело усмехнулся.

– И не только в этот раз. Каролина всякий раз спасает меня.

2093 год

Наконец-то производство стволовых клеток стало массовым, что привело к снижению цены втрое. Половина населения уже воспользовалась полным омоложением, об этом писали и говорили все, начиная с ньюсов и заканчивая пьяными бомжами в парках. В тени как-то осталось, что стволовые в первую очередь делают нечто гораздо более важное: оздоравливают и лечат даже самые тяжкие хронические заболевания.

Вот тут-то и выплеснулось подспудное и подавляемое: все погнались за молодостью, даже те старики, что с гордостью и достоинством говорили о неприятии бессмертия по этическим и прочим моральным соображениям, вдруг ринулись в центры омоложения, как только пересчитали в кошельке и убедились, что на резко подешевевшую инъекцию теперь хватит.

Для нас два года прошли на самом что ни есть голодном пайке. Пришлось вложить все личные средства, влезли в долги по уши. Единственная корпорация, что продолжает нас поддерживать, это все та же «Гэлэкси». Ее президент Холдеманн, все же очень умный и заглядывающий далеко, зря я на него пер, при личной встрече обронил мне тихонько, что, откровенно говоря, его лично не интересуют близкие цели. Конечно, он вкладывает деньги в эти близкие, но это простое зарабатывание, сам же он обожает азартную игру по ориентированию в тумане прогнозов, когда все аналитики дают противоречивые предсказания.

На третий год производство стволовых клеток удешевилось еще на треть, а на четвертый – цены рухнули до уровня, что стали по карману рядовому потребителю. Мы уже платили штрафные санкции, пора заявлять о банкротстве, однако первый МЭМС наконец-то собран. Нам предстояло два-три года скрупулезно проверять в лабораторных условиях на мышах, затем на малых группах безнадежно больных, согласившихся участвовать в экспериментах, а потом на больших группах, всякий раз обеспечивая такие же точно группы больных для контроля, которым МЭМСы введены не будут.

Такой традиционный путь ввода технической новинки в обращение означает полный и окончательный крах всей нашей компании. Мы просто не выдержим еще пять-шесть лет скрупулезных испытаний. Надо поскорее объявлять о достигнутых результатах, даже приврать, если надо, но спасать финансирование наших работ.

Я собрал в большом конференц-зале всех сотрудников, включая даже простых техников, набежали пронюхавшие сенсацию репортеры.

– Самая великая мечта нанотехнологов, – объяснял я им на пальцах, – создать саморазмножающиеся наноботы. Те самые, которые делали бы такие же, чтобы потом можно было задавать им различные задания, в первую очередь – чистка организма от болезней, лечение, поддержание наивысшего уровня. Зато удалось создать первого нанобота, что будет успешно удалять раковые клетки, ремонтировать поврежденную ткань. В кровяном потоке он может захватывать больные или ослабленные эритроциты, то есть кровяные тельца, восстанавливать…

Из зала крикнули:

– А не проще их в расход?

Началось веселое оживление, я ответил мирно:

– Можно и так. Дело в том, что уже первый МЭМС может выполнять целый ряд работ. Он в состоянии работать как в автоматическом режиме по заданной программе, так и выполнять указания извне. А программ, кстати, в нем целых шесть!

В зале поднялся мужчина.

– Ньюсист канала «Новости-24». Что может сделать один ваш этот…

– МЭМС, – подсказал я. – Просто МЭМС.

– Спасибо, – сказал он, – что может сделать в теле, если раковая опухоль в миллион раз крупнее? Пока он отгрызет на миллиметр, она вырастет на сантиметр!

– Раковая опухоль так быстро не растет, – заверил я, – но главное в том, что он не один. – Очень сложно было изготовить именно первый МЭМС. Но сейчас наши установки собирают в автоматическом режиме по два МЭМСа в минуту. Это очень мало, но сегодня вводим еще два комплекса по сборке. Мы верили в победу и готовились к массовому производству. Сейчас мы его начинаем!

– Что можете сказать насчет саморазмножающихся наноботов? – спросил репортер.

– Мы над этим работаем, – ответил я.

Он сказал громко:

– Это значит, как мы понимаем, что вы так ничего и не сделали?

– Еще неделю назад, – сказал я, – вы могли заявить то же самое по отношению к МЭМСам.

– Эти штуки мы видим… если это не красивая мультипликация. А наноботы?

– Увидите, – пообещал я. – Конечно, МЭМСы пока что в десятки раз крупнее даже кровяных телец, но в идеале даже МЭМСы станут такими малыми, что смогут безболезненно внедряться в эритроциты и плавать в них, как пушинка в пустой комнате. Это еще до того, как они перейдут в ранг НЭМСов, то есть наноботов.

Новостник от «ДВД-3» спросил ехидно:

– А почему все больше распространяются слухи, что ученые темнят, что могут, но не хотят создавать саморазмножающихся наноботов? С этими штуками вы сразу потеряете монополию, все перейдет к промышленникам, а так все в руках. И будете делать специализированных наноботов для лечения каждой отдельной болезни, и будет это проводиться в специальных клиниках, хотя такое можно и дома…

Я развел руками.

– Ну знаете… Хотя я понимаю, откуда дует ветер, но это уж слишком.

– Это возможно?

– Нет, – отрезал я.

– Почему? – спросил он настойчиво. – Ученые лишены человеческих слабостей?

– Смотря что называть человеческими, – возразил я. – Не будем углубляться, а то залезем в очень уж глухие дебри, скажу только, что среди ученых в самом деле практически полностью отсутствует большинство тех слабостей, которыми гордятся «простые». А конкретно, так у нас и после того, как закончим с наноботами и поставим их на поток, найдется работа. Еще более интересная!

Вообще-то человеческий род вылеплен голодом и борьбой за выживание. Даже тогда, когда уже не питекантроп, а эллин, римлянин, гунн, гренадер или коммунист победившего социализма – все боролись за выживание. Это формировало характер. Но вот сейчас на мир обрушилось материальное изобилие, в дом каждого вошли ну просто идеальные технологии. О чистоте экологии можно и не вякать, чище не бывает. Безопасность абсолютная, плюс ко всему возможность заниматься только тем, что хочется. И столько, сколько изволится самому, а не начальнику.

Словом. Борьбы никакой, а изобилия во всем – хоть захлебнись.

И, как мне показалось, захлебнулись. С одной стороны, вроде бы нельзя не дать «простым» то, что мы открыли, с другой стороны – не станем же постоянно вытирать им носы и объяснять, как жить? Взрослые люди, сами отвечают за свои поступки. Я на всю жизнь запомнил тех двух «простых» на тротуаре, которых и мы с Каролиной обошли, зажимая носы.