Трансчеловек - Никитин Юрий Александрович - Страница 25

– Каком «потом»?

– Ну, сейчас эта вакцина навеки избавит меня от гриппа, а через десять лет те изменения в организме, что проделала вакцина, не приведут ли к быстрому и необратимому раку? Или чему-нибудь пострашнее?

Я сказал с натужным оптимизмом:

– Кто не рискует, тот не пьет вместе с рыбами. И того не хоронят в гробу из красного дерева.

– Ты не был человеком риска, – заметил он с некоторым удивлением. – Извини, но трагедия с Каролиной совсем выбила тебя из колеи. Увы, все мы смертны, тут ничего не поделаешь. Просто ты увидел смерть слишком близко. Просто не думай о ней. Относись как к некому философскому понятию. Или философской категории.

После его ухода я сидел, несколько поколебленный, на биодобавки старался не смотреть вовсе. Потом в ванной долго рассматривал себя в зеркало. Неужели Аркадий прав, а я всего лишь отчаянный трус, которого настолько потрясла смерть близкого человека, что я тут же примерил к себе, ужаснулся и теперь всячески стараюсь увильнуть от предначертанного?

Правда, у меня великая цель, но не лгу ли я сам себе, выставив, как щит, эту великую цель, мол, не для себя стараюсь, а на самом деле отчаянно трушу и делаю все только для себя?

Вернувшись в комнату, лег, не спуская взгляда с портрета Каролины. Нет, все-таки для нее, мы так устроены. Живем для женщин, стараемся для них, все только для них. Просто в моем случае переплелось так, что одно невозможно без другого. Я должен суметь дожить до того времени, когда сумею ее воскресить.

С утра дозвонился до стоматологии, записался на прием, а с обеда, оставив Линде в мисочках воды и мяса с рисом, отправился на муки. Последний раз был в клинике год тому, тогда вырвали один зуб и запломбировали два, помню этот кошмар, но сейчас то ли прогресс в стоматологии, то ли потому, что платная, но как будто в другой век попал: без боли, без ожидаемого ужаса. Я все время ждал, когда же начнется жуть, из-за чего все мужчины с нормальной психикой избегают дантистов, но тончайшими иголочками, даже не ощутил уколов, вспрыснули что-то в десна, а потом вскрыли их, как хозяйка рыбу, и начали потрошить.

Оказывается, нет на свете человека с запущенными зубами, который не страдает пародонтозом в той или иной степени. Обычно не замечаем даже, разве что кровь из десен, но зубы портятся, расшатываются, могут начинать выпадать сами по себе.

Чистила десны и прикладывала тампоны милая такая среднего роста блондинка с короткими волосами, строгим удлиненным лицом. Похоже, раньше работала детским врачом: очень внимательная, и, увлекшись копанием в моем рту, иногда говорила успокаивающе: «…все-все, маленький, заканчиваю… Потерпи чуть-чуть, это последний здесь укол…», хотя я так и не почувствовал ни боли, ни какого-то особого неудобства.

Еще мне очень понравилось, когда деликатно касалась моего рта мягкими нежными пальцами, брала за губы и тихонько оттягивала, рассматривая десны, трогала изнутри, щупала, и хотя там эрогенных зон вроде бы нет, но все равно как-то забывается, что это всего лишь выбор места, где ужасная машина начнет срезать мои зубы. Ну пусть не срезать, а укорачивать, делать мельче, чтобы надетые поверх металлокерамические были примерно такого же размера.

Она наклонилась, внимательно заглядывая в распахнутый рот, небольшая тугая грудь прижалась к моему предплечью, и хотя во рту сразу же начало скоблить между зубов и плотью десен, я невольно сосредоточился на этом прикосновении, воображение сразу заиграло, пошли какие-то картинки, я постарался сосредоточиться на том, чтобы держать рот открытым пошире, а то из-за анестезии плохо контролирую мышцы, челюсти непроизвольно начинают двигаться одна другой навстречу.

Проложив лекарством, отправила меня отдыхать на неделю, пусть заживет, а через неделю я попал уже в руки Паше, молодому и очень умелому стоматологу. Я ненавижу боль, ненавижу и боюсь стоматологов, но вот сейчас, когда все идет непривычно гладко, я решился на самую большую операцию в моей жизни: треть зубов у меня уже испорченные, а остальные – серые, мелкие, уже со стертыми кромками, будто мне лет сорок или пятьдесят, так что поинтересовался: а не заменить ли их все на металлокерамику?

Паша ничуть не удивился, пожал плечами и взял в руки калькулятор.

– Вам подсчитать, на сколько жабьих шкурок это потянет?

– Да, – сказал я. – Чтоб одним махом всех побивахом.

– Можно, – ответил он, не моргнув глазом. – Сейчас все можно. Лишь бы финансы ваши позволили.

– Думаю, – заверил его я, – позволят…

Он не понял, почему я изменился в лице, наверное, решил, что жадничаю, но у меня отложено деньжат на покупку новой квартиры, оставалось еще чуть-чуть, и у нас с Каролиной была бы такая, о какой она всегда мечтала…

– Каждый зуб обойдется примерно в двести долларов, – сообщил он. – Коренные – в двести пятьдесят. Но, учитывая, что заказ большой, причитается скидка. Небольшая, но все-таки…

Он пощелкал клавишами, я взглянул на общую сумму.

– Потяну. Делайте.

Здесь пришлось похуже, чем при лечении пародонтоза. Паша не просто сверлил, а стачивал оставшиеся зубы, оставляя от них заостренные пеньки. Я просидел с распахнутой пастью несколько часов. Сперва пахло горелой костью, потом медикаментами: пеньки красили некой гадостью и долго делали слепки.

Еще две недели ушло на то, чтобы изготовить керамические зубы на обе челюсти. Долго уговаривали меня на «естественный» цвет, но я сказал твердо, что нисколько не стыжусь, что у меня из металлокерамики. Так что делайте ноль-ноль-ноль, то есть самый-самый белый материал, какой только есть.

В день примерки я поинтересовался насчет гарантии. Паша засмеялся.

– На двадцать лет, потому что какие-то гарантии давать надо, хотя в данном случае это несколько глупо… Такие зубы пробудут в вашей челюсти столько, сколько просуществует сама челюсть. Такое общее мнение экспертов. Статистических данных нет вообще: металлокерамика придумана недавно, и еще вроде бы нигде зубы не вышли из строя по ветхости или изношенности. Обычно их меняют не из-за изношенности или ветхости, а из-за моды.

Я не поверил:

– Что, вот так и ходят до конца жизни?

– Меняют, конечно, – ответил он. – У некоторых со временем чуть приподнимаются десны, приходится делать подгонку, а за эти годы сами зубы приходят в некоторую негодность… я говорю о ваших собственных зубах, приходится подтачивать, но чаще всего – делаем новые, так проще. Раньше делали зубы натурального цвета, даже чуть желтоватые, в соответствии с возрастом, потом в моду вошли белые, ровные, как доски в заборе, сейчас – белые, но разной длины, верхние резцы чуть длинней, а что будет завтра? Обеспеченные люди следят даже за такими веяниями… да и материалы постоянно совершенствуются, и техника изготовления, да много что еще, кто-то меняет просто из интереса. Хотя, конечно, бывают случаи поломок…

Я полюбопытствовал:

– Значит, такие случаи были?

Он пожал плечами.

– Даже в моей практике.

– И… как?

– Одному из крутых сломали челюсть в трех местах. Пришлось с ним поработать заново.

Я покачал головой.

– Я не любитель лихих драк. Лишь бы не вышли из строя сам по себе.

– Дело новое, – напомнил он серьезно. – Гарантии даем не на основе опыта, а пока что опираемся на теорию. По нашему общему мнению, такие зубы – вечны. С учетом, конечно, сами понимаете…

Он замолчал, но я понимал, что когда зарывают труп, то вставные челюсти не вынимают, чтобы вставить другому. Вечны – это значит, в любом случае переживут хозяина.

Я подумал, развел руками.

– Мы живем в таком мире, что… кто не рискует, тот останется в прошлом.

Про себя добавил, что останется наверняка, а вот кто рискует – получает шанс рисковать и дальше. До тех пор, пока не доберется до главного приза.

В гости зашел Леонид. Вообще-то мы не дружим так уж близко, но, думаю, его настропалили Аркадий с Жанной, мол, совсем пропадает парень после смерти Каролины, хоть и прошло уже пять лет. Надо его навещать, тормошить, чтобы опомнился и жил как все люди.