Скифы - Никитин Юрий Александрович - Страница 69

– Ваш спектакль кто-то принимает всерьез, – заметил он.

– Дед, – сказал Крылов торопливо, – это просто хулиганье!.. Меня избили потому, что я очкарик. Или просто так. Ты что, не смотришь телевизор? Каждый день на улицах забивают насмерть прохожих просто так, для забавы. Вот так и меня… При чем тут скифы?

Дед крякнул недовольно. Потемнел лицом, Крылов понял, что дед почти поверил, это неприятно, гораздо лучше думать, что внук что-то значит, на него начинают устраивать покушения… нет, еще не покушения, но уже предупреждают, что в другой раз, если не угомонится, могут убить вовсе.

Но дед не был бы человеком, если бы позволил рациональной мысли взять верх. Снова крякнул, уже веселее, провозгласил:

– Костя, там где-то уже просчитали!.. Сценарии написали, то да се… Высчитали, что ты станешь не то Наполеоном, не то Чингисханом, а твои скифы сметут их Европу на фиг. Вот и пытаются тебя остановить пораньше. Тебе надо охрану, вот что я тебе скажу. А почему нет? Вон у тебя один Тор чего стоит? А Внимательный, есть у вас такой на сайте, так и вовсе любым оружием владеет!

– Все-то ты знаешь, дед, – сказал Крылов.

– Знаю, – ответил дед гордо.

– И помнишь, – добавил Крылов тоже с гордостью.

Он надеялся, что дед уже забыл про опасную идею умерщвления стариков, все-таки склероз должен давать о себе знать, однако дед снова потянулся к отпечатанным листам, взял, перевернул, отодвинул на расстояние вытянутой руки:

– Все верно, наша жизнь не страдание и не наслаждение, как говорят длинноволосые… или теперь уже стриженые поэты, а дело, которое мы обязаны делать! И честно довести его до конца. По-настоящему мудрый человек живет лишь до тех пор, пока его жизнь имеет большую цену, чем его же смерть.

Крылов сказал нервно:

– Дед! Это все… крайности. Любой подвиг – крайность. А жизнь наша не состоит из подвигов. Те, кто старался всю жизнь превратить в подвиг… например, коммунисты!.. надорвались очень быстро. А простенькие люди, которых везде большинство, так и вовсе не пошли за такими неистовыми.

Дед медленно покачал головой:

– Даже простенький человек понимает, что долгая жизнь не всегда есть лучшая жизнь. А некоторые из этих простеньких хоть раз в жизни могут… хоть на закате… Костя, истина в том, что молодые могут умереть, старые – должны! Так вот если это все равно неизбежно, то надо это сделать с пользой.

– Дед, – воскликнул Крылов, – какая тебе польза?

Дед тонко улыбнулся:

– В смерти есть своя выгода: оставшиеся в живых тут же начинают нас хвалить, лишь потому, что мы уже мертвы. Может быть, я хочу как можно скорее услышать эти похвалы!.. Ладно, Костя, есть польза для тебя… не делай большие глаза, я же понимаю, как вы в соседней комнате стараетесь не шуметь, мои пуританские ухи не оскорбить… но и польза для общества, в котором тебе жить. А это общество… тоже я.

Крылов выхватил из дедовой руки листки, смял, бросил в корзину. Потом быстро достал, порвал, отнес в туалет. Слышно было, как зашумела спускаемая вода.

– Поздно, – сказал дед. – Идеи… можно убить только другими идеями!

Он захохотал победно, но закашлялся, схватился обеими руками за грудь. Лицо побледнело. Костя торопливо обнял, свободной рукой начал гладить по загривку, помассировал шею. Лицо вообще посинело, из горла вырвался хрип, затем дед судорожно вздохнул, грудь поднялась, синева ушла, уступив место привычно коричневому оттенку кожи.

– Два раза не живут, – прошептал он, – а много таких, что и одного раза прожить не умеют… Я вроде бы жил не премудрым пескарем, от жизни не прятался.

– Дед, – сказал Крылов нервно, – ты и сейчас орел. Только не маши крыльями, не маши!

Он отвел деда в его комнату. Там пахло лекарствами, а когда распахнул окно, с улицы ворвался грохот. С этой стороны под окнами проходила дорога, там несутся тысячи легковушек, тяжелые трейлеры, весь дом вибрирует, на столах звенит посуда. Жильцы от шума отгораживались окнами с тройными стеклами, стеклопакетами, тяжелыми плотными шторами, забивали окна герметически, а для очистки воздуха ставили кондиционеры, но все равно тяжелый гул воспринимался если не ушами, то кровью, организм все равно слышал, спал беспокойно, а сны были тяжелыми.

Даже с его стороны дверь на балкон можно открыть разве что только в глубокую ночь. Правда, и тогда часто проносятся тяжелые трейлеры, что везут в Москву наркотики, слегка прикрытые какими-нибудь товарами.

Дед заснул или задремал, у него не поймешь, Крылов вернулся к компу, поработал, отправил. Про запас всегда были кое-какие наработки на черный день. Начальство на службе не заметило, что побывал в отключке, а теперь лежит с перебитыми ребрами: файлы подчистил, подправил, кликнул на «отослать», а сам потащился на кухню. В прихожей взглянул в зеркало.

Хорош, хорош… Правда, кровоподтеки из черных сменились нездоровой желтизной. Он похож сейчас на больного гепатитом.

Все-таки, сказал себе со стесненным сердцем, для нас это игра, ролевуха, лучшая из RPG. И вот уже началось: за ролевуху морду бьют, ребра крушат. И хотя скифскими сайтами Интернет уже пестрит, при ДЭЗах образовались кружки, а в подвалах собираются крутые ребята, качаются, куют из пластин железа мечи… но все-таки пока никто не шелохнул пальцем, чтобы как-то узаконить, упорядочить, зарегистрировать.

Сказывалось всегдашнее отвращение интеллигента к канцелярии, бюрократии, к тесным душным коридорам. Мы существуем и существуем, повторял себе Крылов. Важен сам факт, а не признает этого факта какой-то мелкий клерк из районного управления, что выдаст гербовую бумагу с печатью. О том, что мы существуем. Как будто для нас это новость!

– Замполит, – сказал он по телефону, – подбросишь до конторы?.. Нет, не на работу. Пора зарегистрировать нас, полагаю.

– Давно пора, – откликнулся Замполит бодро. – Скажи, когда и куда подъехать!

Бандаж на сломанных ребрах спрятался под рубашкой, а то, что Крылов совсем не худенький, сыграло только на руку. Мол, животик, жировые складки на боках, все толстеем. Даже припухлости на лице, тщательно запудренные и замазанные Яной, выглядели как простая одутловатость после долгого перепоя.